Я не просто заточу ногицунэ обратно — я его уничтожу. Я похороню его вместе с собой.

Я перехватываю катану точно так же, как это делал Стайлз, когда находился в бардо — лезвием к животу.

Я чувствую, как голова начинает разрываться дикой болью от присутствия не одного, не двух, а трёх сверхъестественных сил в неподготовленном теле.

Никто не может быть одновременно волком и лисой.

И я не могу.

— Брук, нет! — голос Стайлза это последнее, что я слышу, прежде чем совершить то, что хотел ногицунэ.

Я широко распахиваю глаза, когда меч пронзает мой живот.

Колени больше не в состоянии меня держать, и я валюсь на бок, однако, не успеваю удариться головой об пол, потому что чьи-то руки подхватывают меня.

Стайлз. Он всегда был рядом, когда мне нужна была помощь.

— Брук, зачем … Зачем ты это сделала? — он обхватывает рукоятку катаны, что всё ещё торчит из моего живота, и сильным рывком извлекает её из плоти, из-за чего кровь начинает толчками выходить из дыры в теле.

С моих губ срывается стон. Мне никогда не было ещё так больно. Кажется, словно всё тело погрузили в кислоту.

— Это всегда … Всегда были твои руки, — шепчу я. Рот заполняется кровью, и говорить становится невероятно тяжело. — Ты всегда подхватывал меня, когда я падала.

Я кашляю. Тело бьётся в лихорадке. Я чувствую, что волчья моя часть пытается излечиться, тогда, когда ногицунэ в буквальном смысле слова гниёт вместе с моими внутренними органами.

— Как ты … думаешь, Скотт бы … взял меня в свою стаю?

Стилински убирает волосы с моего лица. Его ладонь, влажная от пота, дрожит, когда он касается моей кожи, а затем скользит подушечкой указательного пальца по скуле, спускаясь к губам и подбородку.

— Ты и так уже её часть, Брук … И всегда будешь.

Я перевожу взгляд на Лидию. Девушка обхватывает свой корпус руками, слезы катятся по её щекам.

— Береги его, Лидия … Он любит тебя … И всегда будет.

Я закрываю глаза.

Мама заплетает мне косичку, а я ловлю в зеркале каждую черту её лица. Она такая красивая, словно и вовсе ненастоящая. Однако, она совсем не считает себя таковой, никогда не красит губы яркой помадой и собирает свои волосы в низкий неаккуратный хвост.

Эрика протягивает мне чашку горячего шоколада и включает по телевизору какую-то мелодраму. Я закатываю глаза, за что она лишь толкает меня локтем в бок и смеётся. У неё звонкий смех, и такой заразительный, что я сама не могу сдержать смешок.

Джордан улыбается мне, когда я прохожу мимо его стола в полицейском участке.

Питер бережно несёт меня на руках подальше от неприятностей.

Стайлз хватает меня за руку, переплетая пальцы.

Стайлз целует меня.

Стайлз делает меня по-настоящему живой.

И нет места лучше, чтобы умереть, чем его объятья.

========== // epilogue ==========

— Стайлз, ты же помнишь, что я больше не работаю школьным психологом-консультантом?

Я киваю, прижимая рюкзак к груди и кладя на него подбородок.

— Однако, вы решили сделать для меня исключение, мисс Морэлл, — я прищуриваюсь. — Интересное получается у нас с вами положение.

Женщина откидывается на спинку стула. Я вижу, как она берёт карандаш и вертит его в руках несколько секунд, прежде чем чиркнуть что-то в документах.

— Насколько я помню, вы не ведёте записей в течение сеанса.

— Это не сеанс, Стайлз, — женщина постукивает концом карандаша, что с ластиком, по столу. — Назовём это … “Разговором двух старых приятелей”.

Я хмыкаю и накручиваю лямку рюкзака на ладонь.

— Как ты себя чувствуешь?

Я пробегаю взглядом по светлым стенам, что окружают нас со всех сторон. Я зашёл в дом “Эха” всего на час, но уже чувствую себя неуютно — сумасшедший дом, как никак.

— Неужели, тут платят больше, чем в школе?

— Не думаю, что ты пришёл сюда, чтобы обсудить со мной мою заработную плату, — мисс Морелл кладёт ладони друг на друга и расслабленно опускает их на стол. — Не хочешь говорить о себе, давай поговорим о твоих друзьях …

— Эллисон вчера выписали из больницы. Она прихрамывает, но не думаю, что реабилитация займёт у нее много времени.

Женщина кивает. Я вижу, как её взгляд скользит по моим рукам, которые продолжают нервно теребить лямки рюкзака, и я замираю.

Не хочу, чтобы она подумала, что я сумасшедший, как и другие её нынешние пациенты.

— А Скотт?

— После того, как ногицунэ уничтожили, он и Айзек пошли на поправку, как и все, кого коснулся меч Они, — Морелл снова кивает, и это начинает меня раздражать. Она делает вид, что понимает, хотя это не так. Никто не понимает. — Лидия тоже в порядке, — я принимаюсь выстукивать неопределённый ритм ладонью по бедру, — Мы все в порядке. Всё наконец вернулось в норму …

Кожа под джинсами в том месте, по которому я хлопаю, начинает гореть, я ловлю себя на мысли, что делаю это слишком сильно, и останавливаюсь. Морэлл смотрит на меня, не отрывая взгляд.

Я никогда раньше не замечал, насколько чёрные у неё глаза — они буквально прожигают во мне дыру, заставляя ёрзать на месте.

У Брук были успокаивающие глаза. Их светло-голубой цвет убаюкивал.

— Стайлз, рано или поздно нам придётся поговорить о тебе.

— У меня всё хорошо, — рюкзак предательски падает на пол, потому что дрожащие руки не могут его удержать.

Я тяну его за лямку обратно и ставлю себе на колени.

— Ты думаешь о ней?

— О Брук? — я стараюсь придать голосу беззаботность, однако Морэлл наверняка услышала, что он сорвался на имени девушки. Оно остаётся на губах осадком с привкусом металла. — Иногда …

Это ложь. Она снится мне каждую ночь.

Каждую ночь я прижимаю её бездыханное тело к себе и кричу, и мой плач эхом отражается от стен школьного коридора.

— Ты скучаешь по ней?

— Немного, — я передёргиваю плечами, а затем поджимаю губы.

Снова ложь. Я всё ещё ощущаю её руку в своей, всё ещё боковым зрением ловлю её тень рядом с собой, всё ещё слышу её смех, всё ещё чувствую её дыхание на своей шее как тогда, когда она меня обнимала.

Я не просто скучаю по ней … Это больше похоже на физическую нехватку.

— Стайлз, — Морэлл зовёт меня, и я слышу в её тоне снисходительность. — Тебе нужно открыться, чтобы стало легче. Не обязательно мне — у тебя много друзей, которые ждут момента, когда ты разрешишь им тебе помочь. Поверь мне, больно будет только первое время. Потом всё действительно станет, как ты говоришь, в порядке. Когда проходишь через ад …

— Брук умерла! — я перебиваю женщину. Мои глаза жжёт от подступивших слёз. — И вы действительно думаете, что от глупых разговоров мне полегчает? Её больше нет … Я потерял её, как когда-то потерял маму. Поверьте мне, легче не станет никогда …

Чтобы руки не дрожали, я с силой прижимаю ладони друг к другу и сцепляю их в замок, переплетая пальцы.

Брук любила держать меня за руку именно так …

Я встаю и молча направляюсь к двери. Прийти сюда было ошибкой — я искал выход там, где его нет.

Как только я выхожу на улицу, телефон разрывается знакомой мелодией.

— Да?

— Ты где, чувак? — Скотт беспокоится. Он всегда беспокоится обо мне, а последнее время это даже переросло в паранойю.

— Решил прогуляться, — в принципе, на четверть это правда.

— Не подъедешь к Хейлам?

— Я пешком.

— Тогда, может, тебя забрать?

— Скотт … — я останавливаюсь на месте и пинаю камень, что оказывается под ногами. Тяжело вздыхаю и тру лоб свободной рукой. — Я сам.

— Ладно. Если что — звони.

Я нажимаю на отбой, не отвечая.

***

Как только я появляюсь в лофте Хейлов, Скотт сразу же подлетает ко мне. Он останавливается буквально в метре, замедляя шаг, а затем подходит ближе и кладёт руку мне на плечо, слегка сжимая его.

Я киваю.

Питер Хейл с привычно скрещенными на груди руками выглядит как-то … странно. Что-то изменилось в выражении его лица, но я не могу понять, что именно.

Я стаскиваю рюкзак со спины и ставлю его на пол, пихаю руки в карманы джинсов и поднимаю брови, придавая лицу заинтересованное выражение лица.