-═Ну,═-═Осмуд оглядел ряд ратников.═-═Ещё охочие будут?

-═Ищи дурней!═-═раздалось из за спин.═-═Ты, лешак старый, уж пятерым ныне седалища поотбивал!

Осмуд обернулся на голос.

-═Замята, ты что ль там голосишь? А ну, ходи в круг! Не трусь твоё седалище помилую, зато блудный уд палкою уважу, а то, я гляжу, ты лих только девок по весям портить.

Замята, ежели и сказал что в ответ, то за новым хохотом дружины его никто не расслышал.

Среди прочих воинов, безбородых да с бритыми головами, носивших лишь длинные усы, бросались в глаза косматые бородачи, все как один одетые в кольчатые брони, со щитами, заброшенными на спину да притороченными к поясу приметными шлемами с личиной. Всяк побережный житель от бескрайнего закатного моря, до Царьграда признал бы в них нурманов, чьи лодьи с головами хищных змиев сеяли погибель мужам и позор женам, всюду, где бы ни показались. Хотя, как всякие разбойники чужую силу они уважали и чуяли, и с теми, кто умел дать им укорот, торговали с той же охотою, с какой иных грабили.

Нурманы, хоть и стояли в ряду с прочими, но держались обособленно, однако хохотали погромче остальных. Забава была им по сердцу, вот только на месте Осмуда, всяк из них взял бы боевые мечи. Кровь-то пустить куда веселее чем оходить палкою, тем паче вполсилы.

Не смеялись только двое. Из них один был приметен особо, и средь своих же пользовался дурною славой колдуна. Муж средних лет, горбатый, с редкими жёлтыми волосами и обожжённым ликом, отчего безусый и безбородый. Опираясь широкими, как медвежьи лапы, руками на обух секиры, он задумчиво следил за ратной забавою белёсыми глазами.

Другой был молод. Из-под нахлобученного шлема глядел он на Осмуда с такою злобой, что кажись она одна уже в силах была уязвить плоть не хуже стрелы.

-═Я раскрою ему брюхо, выдерну кишки, а на их место засуну его же спесь!═-═прошипел подобно змею, молодой.═-═Да, клянусь последним глазом Отца Дружин, я так и сделаю, Спегги[38]!

Горбун глянул на него искоса и равнодушно пожал плечами.

-═Он побьёт тебя Ульф[39] Свенальдсон. Но, ты ведь не станешь слушать старого тролля Спегги. Разве устоит Ясень Битвы[40] на месте, коль рядом чудится запах крови?! Иди Ульф, но позволь дать тебе пару советов.

Ульф кивнул, слушая однако, вполуха.

-═Во-первых, когда поймёшь, что тебе не одержать победу, постарайся, хотя бы сохранить лицо. Не дай Асмульду отходить тебя по заду, как глупого мальчишку. Ты, всё-таки - сын ярла. А во-вторых, не бери оружия. Выйди в круг с палкой.

-═Ты зря боишься, Спегги. Асмульд сам назвал правила и тому свидетели - вся дружина. Когда я снесу его спесивую башку, никто не посмеет сказать, что я бился бесчестно.

Спегги покачал уродливой головой.

-═Я не боюсь, что тебя обвинят в бесчестье. Я боюсь, что ты сам уронишь свою честь, когда вооружённый лишь двумя деревянными палками поколотит того, в чьих руках сталь.

-═Почему ты не веришь в меня, ворчун? Не ты ли учил меня побеждать?

-═Я учил тебя побеждать, выживая. А, для этого не стоит выбирать в противники того, кто сильнее тебя.

Ульф зло рассмеялся в ответ.

-═Как же тогда победишь, если станешь бегать от битвы? Брось! Я пойду и отрежу уши старому Асмульду.

Молодой воин снял ножны и передал меч Спегги.

-═Подержи его. Ты увидишь, что недаром учил меню топору.

Выходя из строя, Ульф перехватил поудобнее секиру, и звонко ударил обухом в умбон[41] переброшенного на руку щита. Сделав шаг, обернулся.

-═Асмульд хороший воин. Жаль, что он не наш! Сегодня Небесный Чертог[42] встретил бы ещё одного героя.

Спегги дотронулся рукой до изуродованной щеки.

-═Я уже умирал, юный Ульф Свенальдсон,═-═тихо прошептал он вслед воину.═-═Умирал, в битве, с мечом в руке... Нет там Радужного моста[43], и валькирии тебя не встречают. Ничего там нет...

Ульф его не услыхал.

Осмуд на звон бронзы обернулся не вдруг. Ссадил княжича с плеча, да легонько подтолкнул его прочь из круга, а после уж, перехватив палки, что держал досель под мышкой, глянул на нового охочего до ратных забав. Глянул и понял - не будет забавы. Любой бы понял, доведись ему прежде ратиться хоть в жаркой сече, хоть в поединке. По тому понял, как ступает супротивник, как оружие держит, а паче иного - по глазам его.

Стылыми, как льдинки, очами Свенальдова сына, из-за кованой личины на Осмуда глядела сама Мара-погибель[44].

Сколь юных воинов, встретив такой взгляд, уж не пережили первой своей битвы. Страх разит первее да вернее меча. Железо язвит только тело воина, страх же - самый дух его.

Осмуд, однако, давно играл в гляделки с навьей Богиней, будто парень с девкою. Оттого, яростью супротивника не смутился, а и осторожностью не побрезговал. Ранее видал его в бою - словно пардус[45] силён да ловок был молодой Свенальдович.

Не дойдя до Осмуда шагов трёх, нурман оскалился по-волчьи и прыгнул воздевая топор, да так и не занеся его для удара, лукаво выбросил руку вперёд, метя в чело. Будь на месте Осмуда кто иной, тут бы и попался, не ожидая, что тяжёлым топором станут его колоть, как кинжалом. Да, и Осмуд бы попался, кабы не видал прежде такой уловки у горбатого Спегги. Боронясь, всякий захочет отбить щитом рубящий удар, либо поймать своим оружием топорище ворога, ну и получит от него обухом в лоб. Убитому от того не быть, но ошеломят уж точно. Всем бы хороша уловка, да всё ж редко её повстречаешь. Дабы скоро кольнуть секирой, и сноровка надобна, и дюжая сила. Свенальдович был и сноровист, и силён, потому Осмуд, хоть и не подставил чело, но извернуться едва успел.

Успеть-то успел, а вот рубануть в ответ по деснице, и тем обезоружить супротивника, не случилось. Берёзовый черен лишь вскользь прошёлся по древку. Второй удар, по вые, тоже пропал впустую - нурман отбил палку щитом и отступил на пару шагов.

Замерли недвижно поединщики, будто каменные бабы, что стоят в Степи от века. Затаили дыхание княжьи да свенальдовы ратники. Святослав-непоседа и тот притих.

Свенальдович, охватив запястье темляком и едва придерживая за край длинного топорища опущенную долу секиру, настороженно наблюдал за Осмудом. Знал, что старый вой не прост, но всё-таки понадеялся на хитрость, желая одержать верх скоро и славно - первым же ударом вышибить дух, а со второго вовсе зарубить ненавистного руса. Не вышло. Теперь вся надежда на молодость да удаль. Опыта, как ни глянь, у Осмуда куда как поболее, и крепок он не по летам, но Свенальдов сын всё одно крепче. И, в ратном деле умел. К тому ж, у Осмуда-то ныне шестой бой, а Свенальдович свеж. Не допустить бы оплошности, а там глядишь, измотает русина долгим поединком, да уж как-нибудь изловчится на один удар. А, второго и не потребуется. Рано править труса, боги улыбаются смелым!

Вот только, не по нраву было глядеть на то, что творил теперь Осмуд. Слыхал Свенальдович прежде про такое, а разок и видал. В битве под Искоростенем, когда древлянское ополчение упрямо лезло на тяжёлые нурманские копья. Не было в их глазах безумства берсерков, а одно лишь небрежение к животу своему. Они разумно шли на гибель и едва не одержали тогда верх.

А, бывало, что и одерживали. Свенальд рассказывал сыну, как в былые времена, воины князя Буса[46], вот так же скинув вместе с рубахами всякий страх, пешими обращали в бегство закованных в бронь катафрактариев[47]. И, как выходил, бывало, древний ант с двумя лишь ножами на тяжёлого царьградского воина-скутата[48]. И, побеждал.

Меж тем Осмуд, словно бы и не замечая готового к смертельному броску ворога, свёл пред собою палки крестом и неспешно воздел их к небу. Распрямил плечи купая иссеченное в битвах тело в утренних лучах, наполняя его ярой силушкой. Голову откинул, да так и застыл.

Вот оно! Лучшего мига не случится! Свенальдович едва сдержался чтоб не зарычать, но вместо этого молча скользнул длинным шагом, и заворачиваясь волчком, пустил секиру по широкой дуге. Верный и страшный удар. Не для ратного поля, но для поединка. Точёная сталь свистнет соловушкой, мелькнёт молнией, и с треском прорубив бронь увязнет меж рёбер в правом боку супротивника. А, необоронённому Осмуду и вовсе вскроет грудину поперёк.