А теперь пора приступить к рассказу о том, как Дьего Веласкес продолжил в Юкатане дело, начатое Франсиско Эрнандесом де Кордова, который первым открыл эти земли, о чем мы рассказали в главе 96 и последующих. В конце 98-й главы мы говорили о том, как Дьего Веласкес, правитель острова Кубы, узнав об открытии Франсиско Эрнандеса и о том, что сокровища, которые испанцы видели в том краю и привезли с собою, сулят богатую поживу, задумал снарядить новый флот и поставить во главе его некоего Хуана де Грихальву. И вот, когда Франсиско Эрнандес, измученный ранами, на индейских челнах добрался до города Сантьяго, Дьего Веласкес подробнейшим образом выспросил у него и у нескольких индейцев, привезенных им с собою, обо всем, что приключилось с ними в том краю, и об открытых ими землях и народах, а затем снарядил три больших корабля и один бриг, погрузив на них все припасы, необходимые для путешествия, и множество всяких безделок и кастильских товаров, предназначенных для обмена на золото, которое, как он надеялся, удастся раздобыть в новых землях. Из добровольцев он набрал человек двести экипажа, а может быть, чуть больше или меньше; одни уже побывали на Юкатане и рады были поехать снова, другие отправлялись туда впервые. Главным кормчим флота он поставил того самого Антона Аламиноса, который открыл этот край вместе с Франсиско Эрнандесом, капитаном одного судна назначил некоего Франсиско де Авила, человека еще молодого и весьма достойного, который доводился племянником Хилю Гонсалесу де Авила и о котором пойдет речь впереди, капитаном другого судна сделал Педро де Альварадо, тоже человека молодого, о котором мы еще расскажем подробнее, а капитаном третьего стал некий Франсиско де Монтехо, тот самый, что в конце концов разорил упомянутый край и царство Юкатанское. Помимо разных припасов, которые везли суда, на борту было множество туземных жителей, взятых для того, чтобы прислуживать испанцам, как делалось всякий раз, когда наш флот отправлялся завоевывать индейские земли, и было это для индейцев немалым бедствием и бичом, ибо все они в конце концов погибали. Дьего Веласкес наказал главнокомандующему Хуану де Грихальве, чтобы тот ни в коем случае не основывал испанских поселений ни в тех краях, которые открыл Франсиско Эрнандес, ни в тех, которые откроет сам, а только вел бы с индейцами обмен, дабы везде, где он побывает, жители остались настроены мирно и питали добрые чувства к христианам. И вот, после того как мореплаватели запаслись всем необходимым для такого путешествия и все четыре корабля были готовы к отплытию, в начале 1518 года флот покинул гавань Сантьяго и пошел вдоль северного берега до порта Матансас, расположенного на 200 лиг южнее порта Каренас, причем оба они входят в провинцию Гавана. Там мореплаватели взяли на борт маниоковый хлеб, свиней и другие припасы из усадеб испанцев, поселившихся в этих местах; зашли они за припасами также в порт Каренас и, выехав оттуда, подплыли прямо к острову Косумель, от которого, как было сказано выше, рукой подать до материка и до земли Юкатана; случилось это в день воздвижения креста господня, который приходился на третий день мая. Тут к кораблям подплыли несколько индейцев на своих челнах; они привезли сосуды из высушенных тыкв, полные меду, и предложили их в дар главнокомандующему, а тот вручил им взамен разные кастильские товары. А при Грихальве переводчиком был один индеец из тех, кого привез с собою на Кубу Франсиско Эрнандес, и с помощью этого индейца испанцы могли с грехом пополам задавать туземцам вопросы и разбирать их ответы. Убедившись, что селений здесь никаких не видно, испанцы подняли паруса и пошли вдоль побережья острова и увидели множество каменных строений и зданий, высоких и великолепных; как выяснилось потом, то были храмы богов, которым индейцы служили и поклонялись. Среди прочих стоял там у самого моря высокий храм, построенный с отменным искусством и подобный большому замку; испанцы стали на якорь прямо напротив этого храма, но не смогли высадиться на берег, как того желали, ибо время было уже позднее. Наутро к судам подплыл челн с множеством индейцев, и главнокомандующий Хуан де Грихальва передал им через своего переводчика, что хотел бы высадиться на берег посмотреть селенье, побеседовать с вождем и вступить с ним в переговоры, если тот не против. Индейцы отвечали, что не возражают против того, чтобы пришельцы высадились на берег, и все, кому хватило места в четырех имевшихся шлюпках, так и поступили. Подойдя к храму, стоявшему у самой воды, испанцы стали разглядывать его и дивились его красоте. Грихальва распорядился, чтобы священник, который ехал вместе с ними, отслужил мессу в этом храме в присутствии индейцев, — и это распоряжение было непродуманным, так как не подобало свершать обряд истинной веры в капище, где творилось столько святотатственных дел, где до этого язычники приносили жертвы дьяволу, да и после того продолжали приносить; следовало прежде очистить это место, и освятить его, и благословить. К тому же недостойно было служить мессу в присутствии язычников-индейцев, которые не почитали творца и не воздавали ему должных почестей во время святого богослужения. Тут вышел вперед индеец преклонных лет, судя по всему важная особа; его сопровождало еще несколько человек, не знаю, сколько именно; надо полагать, он был жрецом при идолах. Он принес глиняную жаровню искусной работы, полную угольев, положил в нее какое-то ароматическое вещество вроде ладана, и тогда над жаровней поднялся душистый дымок, которым он окурил и овеял фигурки истуканов и идолов в человеческом обличье, находившиеся в этом храме. Затем индейцы поднесли в дар командующему больших кур, которых мы зовем зобатыми, и несколько тыквенных сосудов с пчелиным медом, а командующий дал им всякие кастильские вещицы — бусы, бубенчики, гребни, зеркальца и прочие безделки и спросил через переводчика, нет ли у них золота для продажи или обмена на эти товары, ибо так уже повелось, что у испанцев изложение священного писания неизменно начинается с этого вопроса и он служит главным предметом их проповедей. Вот как втолковывали они язычникам главную заповедь нашей веры, гласящую, что на небеси есть владыка и творец всего сущего, и имя ему — бог; никогда не пеклись наши соотечественники ни о чем ином, кроме золота, и индейцы усвоили, что золото — единственная забота христиан, предел их вожделений, причина их прибытия в эти края и всех их трудов и странствий. Индейцы принесли разные украшения из низкопробного золота, которые они, стремясь выглядеть красивее и наряднее, носят в ушах и в носу, продевая их в проделанные для этого отверстия. Тут командующий приказал глашатаю объявить, что никто не имеет права выменивать у индейцев золото или другие предметы, не приведя предварительно к нему, командующему, индейца, который желает совершить обмен. Испанцы спросили о вожде селения и услышали в ответ, что сейчас он отбыл по делам в другое селение или землю, однако на самом деле он, наверное, оставался в селении индейских вождей и касиков; есть такой обычай: они остаются у себя, но велят своим людям скрывать это от пришельцев, особенно с тех пор, как получше узнали испанцев, а сами под видом простолюдинов бродят среди своих вассалов и подданных, наблюдая за всеми и прислушиваясь ко всему происходящему. Итак, когда Грихальва убедился, что в этих местах золота не бог весть сколько, а ведь и его самого, и его экипаж интересовало прежде всего золото, он решил поднять якоря, двинуться вперед и, обогнув Косумель, подойти к Юкатану, который был уже виден и который он принял за остров, но только более крупный, чем упомянутый Косумель. Тут подул противный ветер, так что суда не могли держаться курса и продолжать путь, а потому испанцы решили вернуться на прежнее место, поблизости от упомянутого селения. Когда индейцы увидели, что корабли плывут обратно, и причаливают, и становятся на якорь, они решили, что испанцы пожалели, что не разграбили селения в первый приезд, и потому возвращаются обратно, и с перепугу все до единого разбежались, захватив с собой пожитки, кто сколько мог унести. Наши высадились на берег и обнаружили, что в селении нет ни души, но отыскали какие-то плоды и кукурузные початки, которые пришлись им весьма по вкусу; и вот, набрав припасов сколько было душе угодно, они снова подняли паруса и поплыли вдоль побережья. Оставив позади остров Косумель, они двинулись вдоль Юкатана и подошли к берегу в день вознесения господня, который в том году пришелся на 13-е число мая месяца. Высадившись, они отправились на поиски касика Ласаро, вождя селения Кампече; как было сказано выше, именем Ласаро нарек его Франсиско Эрнандес, ибо он прибыл в ту гавань в воскресенье св. Лазаря и встретил со стороны того касика дружеское расположение и радушный прием. По дороге они видели большие и красивые каменные здания, все беленые, а также высокие башни — храмы индейских богов.