Фадин Александр Михайлович, 1945 год

К вечеру нас с Петром отправили в тыл. Его отвезли в госпиталь для тяжелораненых, а я, пройдя через ряд прифронтовых госпиталей, оказался в городе Тараща в госпитале для легкораненых. Госпиталь был развернут на скорую руку, был плохо оборудован и грязен. Раненые лежали в приемном отделении на грязном полу, и никто о них не заботился. Я сразу же решил оттуда выбираться. Добыв палку, доковылял до дома одной из девушек, жившей в пригороде Лысая Гора, у которой мы собирались в январе, когда мой танк был подбит. Приняли меня очень хорошо, а компрессы из домашнего самогона поставили меня на ноги в течение недели. Долечивался я уже дома, в Арзамасе, получив отпуск у командира бригады.

В апреле я вернулся в бригаду, штаб которой располагался в деревне Бокша, на границе с Румынией. Однако командовал ею уже не Жилин, а подполковник Павловский, который, как мне показалось, больше занимался концертами художественной самодеятельности, чем подготовкой бригады к боям. На другой день после моего прибытия он вызвал меня к себе и в присутствии начальника политотдела подполковника Молоканова и своей полевой жены, которую он привез с собой, немного расспросив меня, объявил: «Я вас назначаю своим командиром танка и одновременно будете моим адъютантом». Он только что приехал на фронт, и мой орден Красного Знамени, полученный вместо Звезды Героя за взятие Киева, видимо, действовал ему на нервы. Я ответил, что такой должности – адъютант – у командира бригады нет, а командиром танка за год моего участия в боях я уже походил, и если я в бригаде не нужен и не достоин должности хотя бы командира танкового взвода, то прошу меня направить в резерв. «Ах вот как! – воскликнул он. – Тогда идите». Забегая вперед, скажу, что этого «полководца» сняли после первых же боев, но он к этому времени практически угробил бригаду. Правда, меня в ней уже не было.

Наутро мне сообщили, что я должен пойти в свой бывший 207-й гвардейский танковый батальон на должность командира взвода. Придя в батальон, я тоже не был обрадован. Оказывается, батальоном командовал майор, согнувшийся старичок в очках, прибывший тоже с тыла и не имеющий боевого опыта. Ну, подумал я, довоевался. Мне стало страшно за бригаду. И вдруг узнаю, что в бригаде создается и третий батальон, командиром которого назначен Дмитрий Александрович Пузырев, опытный танкист. Я попросился к нему, и меня, слава богу, отпустили.

Все лето 1944 года готовились к наступлению. Получали технику. Правда, нам не дали ни одного Т-34-85, а прислали только с 76-мм пушкой.

Стояли мы в капонирах, вырытых на склоне виноградника. В километре пред нами располагался монастырь. Вдруг из-за каменной стены ограды выползает «Тигр». Остановился. За ним еще один, потом еще. Выползло их десять штук. Ну, думаем, – хана, достанут они нас. У страха-то глаза всегда велики. Откуда ни возьмись, идут два наших ИС-2. Я их в первый раз увидел. Поравнялись с нами, встали. Два «Тигра» отделяются и выходят чуть вперед, вроде как дуэль. Наши упредили их с выстрелом и снесли обоим башни. Остальные – раз, раз и за стену. В это время слышу по радио: «Фадину, Фадину прибыть на КП к командиру батальона». Из штаба батальона отправили в штаб бригады, а оттуда – в штаб корпуса, где меня дожидались орден Александра Невского и направление на учебу в Ленинградскую высшую бронетанковую школу им. Молотова, готовившую командиров рот тяжелых танков ИС.

Войну я окончил в Вене в должности заместителя командира роты 20-й гвардейской танковой бригады. Танков у нас уже не было, и мы находились в резерве. Зампотех роты, Виктор Тарасович Чебудалидзе, который воевал чуть ли не от Сталинграда, говорит: «Лейтенант, я амфибию подобрал с воздушным охлаждением, идет 200 км/ч. Давай съездим в Париж, посмотрим, какие там девочки, как, чего?» И мы удрали, танков-то все равно не было, а я с детства мечтал посмотреть Париж. Правда, это нам не особо удалось – сплошная кутерьма, девки хватают, целуют. Там такая везде суматоха, и англичане, и американцы – все братаются. День мы там провели и вернулись к себе в бригаду, получив нагоняй за самоволку.

Кириченко Петр Ильич, 1941 год

Я родился в интеллигентной семье в Таганроге. Мой отец, горный инженер, закончил Петербургский горный институт. Мать – преподаватель немецкого язы ка. В тридцать шестом году мы переехали в Москву. Здесь до войны я закончил немецкую школу, где все преподавание велось на немецком языке, так что язык я знал неплохо, что потом помогло на фронте.

Я не собирался быть военным, тем более танкистом, но началась война, и я, как и многие, был призван в армию. Сначала меня направили в Челябинскую военную авиационную школу стрелков-бомбардиров, которая готовила штурманов на самолеты СБ. Они уже были сняты с производства, и после нескольких месяцев занятий школу расформировали, а курсантов разбросали по различным учебным заведениям. Вот так я попал в учебный танковый полк в Нижнем Тагиле.

Батальон, в котором я оказался в результате распределения, готовил стрелков-радистов на Т-34. Честно говоря, после авиационного училища, где мы изучали сложные радиостанции, где у нас были радиотренажи и мы сдавали диктанты, передавая до ста двадцати знаков смешанного текста в минуту, для нас изучение простенькой танковой радиостанции было пустяковым делом. То же самое можно сказать и о пулемете ДТ, который по сложности конструкции не шел ни в какое сравнение со скорострельными авиационными пулеметами. Так что через месяц обучения нам присвоили звание «старший сержант» и направили в маршевую роту, которая находилась там же, в Нижнем Тагиле, на танковом заводе.

Там укомплектовали экипажи, в которые вошли бывшие курсанты, обучавшиеся другим специальностям.

Кириченко Петр Ильич (справа) со своим отцом, 1941 год

В экипаже было четыре человека. Механик-водитель Кутдуз Нурдинов, татарин лет двадцати пяти, единственный из нас служил в армии до войны. Башнер Тютрюмов Анатолий Федорович был таким же, как и я, восемнадцатилетним пацаном. Командовал танком украинец Гаврилко, который мне тогда казался стариком – ему было двадцать два или двадцать три года. Весной сорок второго года нас отправили на фронт.

Какова моя роль в экипаже? Я занимался обслуживанием радиостанции. Дальность связи на ходу у нее была около шести километров. Так что между танками связь была посредственная, особенно если учесть неровности рельефа местности и леса, которые мешали прохождению радиосигнала. Зато она могла ловить новости, причем как московские, так и заграничные. Это было очень большим недостатком! Как только образовывалась какая-нибудь передышка, так обязательно к танку приходили слушать сводки Совинформбюро политработники, «особняки» и прочее начальство. Радиостанция питалась от генератора при работающем двигателе или от аккумуляторов, когда двигатель выключен, но когда двигатель работает, то слышно хуже, и они предпочитали включать ее от аккумуляторов, которые к концу передачи сажали. Я, как ответственный за связь, всегда был виноват перед экипажем. Начальство разрядит аккумуляторы, а мне приходилось на своем горбу таскать их на подзарядку.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.