Этой обреченностью наполнилась и душа проходящего мимо юноши, по иронии судьбы разделившего участь тысяч несчастных, насильно привезённых в чужие края. Не являясь рабом в полной мере, он все же был пленником, находившимся под опекой турецкого султана. Проходя мимо закованных в кандалы узников, будто ведомый невидимой рукой, он остановился у высокого помоста, на котором проходили торги. Десятки человек столпились вокруг заплаканной девушки, бесстыдно осматривая живой товар, но юноша, привлеченный этим зрелищем, смотрел сквозь нее, в самый угол торгового эшафота, где горделиво вскинув голову, сидел одетый в лохмотья паренёк одного с ним возраста. В его взгляде, прекрасно осознававшем свою дальнейшую участь, не было ни страха, ни отчаяния, лишь вызов, который он бросал не только могущественной империи, пленившей его, но и каждому воину, убивавшему ради тщеславия и власти господина.

В какой-то момент их взгляды встретились, оценивая друг друга в молчаливой дуэли, пытаясь проникнуть в самые сокровенные уголки сознания. Этот зрительный контакт не нарушался до тех пор, пока охранник, сопровождавший темноволосого юношу, не одернул его за плечо. Сказав ему что-то, молодой человек снял золотой медальон с изображением дракона и подошел ближе помосту. Когда страж вручил эту нехитрую плату, надзиратель грубо схватил пленного мальчишку и вывел в центр торговой площадки.

— Ты уверен, что тебе нужен именно он? Поверь, этот хиляк не стоит предложенной за него суммы… — проговорил торговец, указывая на оборванного паренька.

Ответом ему послужил лишь молчаливый кивок, давший понять, что разговор закончен, так и не начавшись. Торговец молча снял оковы с паренька и проговорил:

— Теперь ты раб этого господина, - жестом указал на темноволосого юношу, - служи ему достойно и, возможно, обретешь свободу.

Усмирив не в меру разговорчивого торговца суровым взглядом, молодой человек вышел прочь, сопровождаемый своей свитой. Выйдя на торговую набережную, он спустился к морю, останавливаясь у самой кромки воды. Легкий морской бриз приятными порывами ударял в лицо, отгоняя прочь дурные мысли и тревоги. Над головой кричали чайки, очевидно пытаясь разделить между собой пойманную добычу, а где-то вдалеке прогуливалась парочка, желавшая уединиться на берегу, но в целом умиротворение, царившее вокруг, успокаивало расшатанные нервы, давало возможность поразмыслить над сложившейся ситуацией.

— Вчера прибыл корабль из Варны, ты был на нем? Понимаешь мой язык? — проговорил темноволосый юноша, всматриваясь в лазурную гладь моря.

— Да, — коротко ответил собеседник.

— Как тебя зовут?

— Гэбриэл. Теперь я твой пленник? — не выдержав напряжения, спросил юноша.

— Тот, кто жил в неволе, никогда не обречет на подобную участь другого человека, ты волен идти туда, куда зовет тебя сердце. Я искал друга, а не раба, — ответил юноша, обратив все свое внимание на незнакомца.

— Значит, ты тоже был в плену?

— Я и сейчас пленник. Не так давно меня забрали из дома, как гарант мира и преданности моей семьи и народа. А ты… откуда ты родом?

— С детства я жил в небольшой деревеньке в Валахии с матерью и сестрой, пока на нее не напали Османы. Мать убили на месте, а сестру увели в рабство.

— А отец?..

— Когда мы были совсем еще детьми, он ушел на войну с неверными, с тех пор о нем ничего не известно. Почему ты помог мне?

— А разве это не очевидно? Тебе нужна была помощь, — с улыбкой ответил юноша.

— Так же, как и сотням других…

— Но ты единственный, кто ее не просил.

— Я верну тебе деньги, клянусь… Сколько стоил этот медальон?

— Ты думаешь, что ему можно назвать цену? Это фамильная реликвия моей семьи. Артефакт, который передал мне отец, когда я покидал родовой замок. Медальон и кольцо, — юноша указал на перстень с изображением дракона на безымянном пальце, — единственные мои сокровища и память о доме.

— Но если это все, чем ты обладаешь сейчас, почему ты отдал это?

— А по-твоему твоя жизнь этого не стоит? — с ехидной издевкой в голосе спросил он.

— Нет, но…

Их разговор прервал призыв из мечети, свидетельствующий о начале молитвы. С одного из минаретов зазвучало пение, слов которого Гэбриэл не понимал, но вот его товарищ, очевидно, был осведомлен лучше, так как заметно занервничал, обернувшись на своих стражей:

— Как бы там ни было, дело уже сделано, о пролитом молоке не жалеют. Уже темнеет, нам необходимо возвращаться во дворец. Ты отныне свободен: можешь вернуться домой, можешь последовать со мной. Мне дозволено иметь наперсника. Жить будешь в свободной комнате в моих покоях, времени свободного не так много, в основном занятия и военное дело, но иногда дозволено выходить за пределы дворца. Ну так что ты скажешь?

— Дома меня уже никто не ждет… — ответил Гэбриэл, мысленно прощаясь со своей прошлой жизнью.

— Пойдем, нужно торопиться, за опоздания всегда наказывают…

— Ты так и не сказал, как тебя зовут?

— Ван Хелсинг, Ван Хелсинг, — голос доносился как будто бы из вне, но казался удивительно знакомым. Образ темноволосого юноши постепенно расплылся и исчез в темноте, окружившей его.

— Ван Хелсинг, просыпайся… ты, видимо, уснул в седле… — проговорил Карл.

Когда Гэбриэл открыл глаза, монах казался обеспокоенным. Лошади мирно ступали по покрытой листвой тропинке, высокие сосны мирно покачивались на ветру, разрывая своими макушками небесное полотно. Где-то вдали был слышен равномерный стук дятла, задающего некий ритм движению их каравана. Беспокойно оглядевшись по сторонам охотник спросил, устремив на товарища полный негодования взгляд:

— Какого дьявола ты делаешь?

— Мне казалось, что ты задремал в седле. Не хотел, чтобы ты свалился с лошади.

— Далеко еще до Будапешта?

Монах задумчиво посмотрел на небо и произнес:

— Я думаю, что через несколько часов скачки доберемся, если поторопимся.

— Темнеет, эти твари уже не гнушаются дневного света, нам нужно найти укрытие, ночью двигаться небезопасно, — в задумчивости проговорил Ван Хелсинг.

— В любом случае, нам следует поторопиться, — сказал монах, пуская галопом своего гнедого коня.

— Не ожидал от тебя подобной прыти, — на ходу выкрикнул Гэбриэл, догоняя товарища.

— А ты считал, что я буду спокойно сидеть и ждать, пока меня ночью сцапают эти кровопийцы? Ты уже придумал какой-то план?

— Да, — ответил Ван Хелсинг, подгоняя коня.

— И какой же?

— Найдем и убьем Дракулу, заберем Анну, спасем мир, — едва подавив смешок, произнес он.

— Все это, конечно, замечательно, но хотелось бы немного конкретики, — проговорил монах, бросив полный укоризны взгляд на своего спутника.

— Карл, я охотник, а не стратег… Необходимо свернуть с дороги…

Спустя полчаса им удалось найти небольшую пещеру в одной из горных расщелин. Размерами она была не больше склепа, но, по крайней мере, могла служить надежной защитой от ветра и незваных гостей. Влажные камни густо поросли мхом, источая прелый запах, землю устилал ковер из гниющей листвы, превращающейся во влажную кашицу, когда на нее ступала нога человека. В целом, там достаточно спокойно могли разместиться три человека, но вот лошадей пришлось оставить снаружи.

— Нужно натаскать побольше веток, чтобы костер мог продержаться до утра, — проговорил Ван Хелсинг, разнуздывая свою лошадь.

— Мы здесь как в ловушке, я бы предпочел продолжить путь, — заметил Карл, бросив на товарища укоризненный взгляд.

— Сейчас нигде нельзя чувствовать себя в безопасности, но здесь мы хотя бы будем видеть, откуда придет враг. Ни ты, ни я не видим в темноте — на дороге мы превратимся в легкую добычу.

Монах, решив, что дальнейшие пререкания бесполезны, начал молча расседлывать своего коня, искоса поглядывая на Франкенштейновского монстра, устроившегося у самого входа в грот. Этот недочеловек был наголову выше самого высокого из мужчин, которых Карлу приходилось видеть, а смрад, исходивший от его тела, заставлял монаха ощущать комок тошноты, постоянно подступающий к горлу. Если сказать откровенно, то при виде этого существа, он не мог избавиться от ощущения страха и отвращения, соединившихся в его душе.