Прижавшись к приоткрытой дверце, Аврора одним глазком заглянула внутрь. К ее удивлению, никаких оргий или ритуалов с корчившимися в муках жертвами в этих стенах не творилось. Это скорее было похоже на Дьявольскую пляску столетнего бала в замке Люцифера. И хоть сама она не имела возможности лицезреть это действо вживую, но много о нем слышала не только от прислуги, но и от демониц, которые ждали это событие с величайшим нетерпением.
Со стороны эти танцы были больше похожи на какие-то языческие ритуальные пляски дикарей. Женщины, обнаженные до пояса, собравшись в круг двигались в такт барабанному бою, издавая призывные похотливые крики и стоны. После жизни в обители князя блуда едва ли Аврора могла удивиться чему-то подобному. Повадки господ передаются и слугам, в общем, ничего странного.
В центре огромного зала, был кровью начертан какой-то енохианский символ, значения коего она не разумела, но судя по тому, что он был средоточием темной энергии, девушка пришла к выводу, что ведьмы проводят ритуал призыва Самайна, слывшего предтечей Хэллоуина. Что ж, видимо прислужницы Сатаны не ведали о том, что и Самайн, и их покровитель вместе с прочими демонами заперты там, откуда не должны были никогда выбраться. И если бы добрая четверть бесов не осталась на Земле, Аврора, не смотря на все посулы Асмодея и поистине адскую страсть к нему, никогда бы не отважилась на это богомерзкое поручение.
Скользнув взором дальше, девушка увидела главного вдохновителя этого шабаша, восседающего на резном деревянном кресле. Сразу было понятно, кто правит этим балом, и перед кем так красуются ведьмы.
Незваная гостья даже брезгливо поморщилась. Подумать только, время меняло многое. Оно превратило Шарлотту в древнюю развалину, а Виктора в седовласого старца, но Лионель Демаре́, казалось, победил смерть.
По-прежнему высокий, статный, весьма красивый молодой человек с определенными и сухими чертами, он будто бы находился вне времени. Ни один волос на его голове не тронула седина, ни одна новая морщинка не появилась на лице. Спустя сорок лет он был таким же, как и прежде, и лишь голубые глаза со стальным отливом выдавали его истинный возраст.
Своей привычке к роскоши мужчина не изменял и, несмотря на то, что в контексте данного празднества было уместнее надеть нечто вроде облачения Асмодея, Лионель избрал достаточно вычурный наряд, явно опережающий провинциальную моду. Щегольской коричневый жилет с золотым шитьем укрывал длинный песочный кафтан – жюстоко́р, сшитый по фигуре, без воротника, с короткими расклешенными рукавами, из под которых виднелось шелковое кружево белоснежной сорочки. Короткие штаны в тон жилета, застегивающиеся под коленом прекрасно оттеняли шелковый чулок – новое веяние мужской моды, прижившееся в Европе. Завершали образ такие же вычурные туфли с золотыми пряжками, казавшиеся явно неуместными в контрасте с деревенской беднотой. Золотистую ленту, стягивающую в хвост копну темных волос, венчала янтарная заколка, а на безымянном пальце красовался огромный перстень с фамильным гербом. Определенно этот мужчина не принадлежал к этому обществу и явно тяготился им. В таком-то кафтане нужно вышагивать по ступенькам Версаля, а не праздновать с низшим ведьмовским сословием окончание лета.
Всё в его фигуре, начиная от усталого, скучающего взгляда до тихого мерного шага, представляло самую резкую противоположность творившемуся вокруг действию. Ему, видимо, все бывшие на шабаше ведьмы не только были хорошо знакомы, но уж надоели так, что и смотреть на них и слушать их заунывное пение ему было очень скучно. Из всех же прискучивших ему лиц, лицо хорошенькой белокурой ведьмы, сидящей на низкой кушетке у него в ногах, казалось, больше всех ему опостыло. С гримасой, портившей его красивое лицо, он отвернулся в сторону, с большим интересом считая звезды в открытой амбразуре окна и поглаживая черного ворона, сидевшего на подлокотнике кресла.
Явно не довольная такой отстраненностью своего господина, ведьма вложила свою хрупкую бледную ручку в его ладонь, тем самым вырывая его из тумана размышлений. Грустным, полным торжественного участия взглядом, Лионель оглядел зал, будто пытаясь понять настал ли его черед присоединиться к действу, да так и застыл в кресле подобно ледяному изваянию, увидев в небольшой щели дверного проема таинственную тень.
– Негоже гостям стоять на пороге, когда пиршество в самом разгаре, – возвышаясь над толпой, произнес он.
– Могу гарантировать, что ты не вернешься обратно, – с ехидным смешком проговорила белокурая ведьма, – ибо секреты этого действа ревностно оберегаются нами, но убегать уже поздно. – По залу пронесся разгульный смех, казалось, присутствующих позабавило появление обреченной в их глазах незнакомки, лишь Лионель молчаливо опустился на свое кресло, пытаясь поймать каждое движение девушки.
Про себя помянув черта, Асмодея, и всю нечисть, чьи интересы Аврора представляла на этом богопротивном празднестве, она, собравшись с духом, с шумом растворила тяжелую створчатую дверь, будто хозяйка вступая в зал. В общем, уж если решилась говорить от лица древнейшего зла, не пристало ей пресмыкаться перед ведьмовским балаганом, да прятаться в тени. Это в Преисподней она вновь станет бесправной рабыней, а здесь Аврора Д’Эневер фаворитка Асмодея, величайшего из рыцарей Люцифера.
Горделиво расправив плечи, подняв голову, она без страха ступила вперед, не обращая внимания на злобное шипение ведьм за спиной. Кто-то из них, пораженный такой дерзостью, молча расступался, предоставляя хозяину обители право урегулировать эту проблему, кто-то сплевывал ей во след собственную желчь, но только восседавшая у ног хозяина ведьма отважилась бросить вызов таинственной незнакомке.
– Достаточно, – произнесла Аврора. – Праздник закончен, я буду говорить только с хозяином замка… наедине.
– Да как ты посмела ворваться в этот дом?! Ты даже не представляешь какую силу ты потревожила, – вскричала ведьма, злобно сверкнув небесными глазами. – Никому не позволено нарушать великий ритуал призыва Самайна. Ты заплатишь собственной кровью и собственной жизнью!
С этими словами, прокричав какое-то заклятие на латыни, под одобрительные крики толпы ведьма выпустила из ладони, которая воспылала огнем, синее пламя. Аврора инстинктивно выставила перед собой руку, в попытке защититься, и тут произошло то, чего не ожидал никто. Изумрудное кольцо создало вокруг девушки некий магический щит, отразивший удар заклятия, которое не смог пережить ни один человек. Огненная стрела едва коснувшись магического поля отскочила в сторону, сразив ту, что стояла с невидимым луком в руках. В мгновение ока ведьму поглотило пламя, и она, издав предсмертное шипение, куском обугленной плоти рухнула к ногам Лионеля.
Аврора, сраженная случившимся не меньше остальных, кинулась было вперед, желая помочь несчастной, но голос Асмодея, траурным набатом прозвучавший в сознании, заставил ее остановиться. Каждому человеку на Земле отведен свой срок, свеча жизни юной ведьмы потухла стремительно, утащив несчастную прямиком к вратам Ада. Изменить оного не мог никто, а потому и противиться этой участи было бессмысленно. Поборов внутреннюю дрожь, Аврора решила взять себе слово.
– Самайн не откликнется на Ваши призывы! – проговорила она, стараясь придать голосу большую уверенность, хотя все ее существо дрожало от страха.
– Однажды я уже слышал твой голос! – вставая с импровизированного трона, произнес ведьмак. До боли знакомая интонация девушки, врывавшаяся в сознание будто призрак прошлого, блеснула в его глазах мимолетными сомнениями, но секунду спустя его взгляд снова потух. Магия, окружавшая такую знакомую незнакомку не давала прорваться в ее разум, а личину, как и фигуру, надежно скрывал белый плащ, на полы которого налипла грязь и сухие листья. – Кто ты?
– Меня зовут Аврора Д’Эневер! – сбрасывая с себя капюшон, скрывавший большую часть лица, произнесла она.
– Необычная комбинация, – буркнул себе под нос Лионель, подметив диковинный перстенёк, сверкнувший на пальце восставшей из Ада гостьи. Вот это был неожиданный расклад, всю скуку с лица ведьмака, как рукой сняло. И все же интересная штука жизнь. Причудливо она тасует колоду человеческих жизней. После коротких движений невидимых рук масть встречается с мастью и на нитях судьбы завязывается новый узелок. Он то уже списал со счетов ту давнюю встречу, оставившую на его душе неизлечимый рубец, а тут такое! Оное не могло не удивить судьбоносными встречами даже того, кто ходит по земле не одно столетие. Лионель, фаталист от рождения до получения великого дара, от получения этого дара до вечности, каждый раз говорил мысленно «так и должно быть». И все же, как неожиданно получилось!
