— Так ли это?! — с победоносной улыбкой проговорила Алира, вставая перед Анной, как древняя статуя богини Эллады. В то же мгновение в ее руках сверкнул фамильный медальон, который носил ее отец. — Знай, он отдал свою жизнь за то, чтобы жили наши дети!

Выхватив медальон из рук вампирши, принцесса с жадностью начала всматриваться в искусную работу ювелиров прошлых веков, надеясь на то, что это окажется подделкой, созданной лишь с одной целью — воскресить в ее душе былую ненависть, но он был настоящий. И эта мысль словно приговор непрерывно повторялась в ее сознании, оглушая своим обличительным звоном и пробуждая в душе неконтролируемую ярость.

— Я ненавижу тебя, — вскрикнула она, пропоров ножом воздух.

— Это правда, Анна, хозяин приказал, и мы исполнили его приговор. Так он расправляется со своими врагами, так он поступит и с тобой, если ты осмелишься восстать против его воли, но я готова предложить тебе другое решение!

— Какое?

— Смерть! Быструю и безболезненную!

В ту же секунду принцесса почувствовала мощную хватку обратившейся в крылатую гарпию вампирши, сомкнувшуюся на ее горле, но как бы девушка ни пыталась вырваться, все ее усилия больше походили на обреченные трепыхания мотылька, попавшего в руки ребенка. Замахнувшись ножом, она попыталась отбиться, но Алира перехватила ее руку, поднимаясь к самым сводам.

— Я терпела многие века и теперь никому не позволю встать между нами. Ты не отнимешь его! — сверкнув фиалковыми глазами, прошипела она, впиваясь когтями в нежную шею девушки. Кровь ручьями потекла по руке вампирши, рубиновыми каплями срываясь вниз. Задыхаясь, Анна уже не пыталась вырываться, мысленно прощаясь со своим столь коротким и наполненным страданием бессмертием. Сомкнув глаза, будто в яркой вспышке перед ней возникло лицо Владислава, а потом она услышала злобное шипение у своего уха. Алира была настолько близко, что принцесса чувствовала ее холодные губы, касающиеся ее. — Прощай, принцесса!

Но в ту же секунду, издав душераздирающий хрип, вампирша начала оседать вниз. Её глаза, когда-то горевшие дьявольским огнем, потухли навсегда, а изо рта хлынула пенящаяся кровь, но не это было самым ужасающим из того, что Анна увидела в то мгновение, ибо на лице Алиры отразилась такая нестерпимая мука, которую испытывает человек, сжигаемый заживо. На глазах она обратилась в горстку пепла, развеявшуюся по ветру, а принцесса почувствовала, как сильные мужские руки прижали ее к своей груди, опускаясь на землю. Ей не нужно было спрашивать о том, кем был ее спаситель, чей лик скрывался за пеленой тумана, окутавшего ее очи. Девушка знала, что это был граф. Прижавшись к нему всем телом, заливаясь слезами, она начала шептать ему слова благодарности, покрывая легкими поцелуями его лицо. До сих пор принцесса не могла поверить, что и на этот раз смерть обошла ее стороной, хотя с каждой секундой она все сильнее чувствовала ее холодные прикосновения.

Так они и простояли вместе, соединив свои тела в объятиях, пока ее раны не затянулись, а рассудок, метавшийся, словно в агонии, не смирил безумие. Но вместе со здравым смыслом пришла и нестерпимая душевная боль, заставившая девушку буквально задыхаться от горя и жгучей ярости. Слова Алиры до сих пор звучали у нее в голове оглушительной трелью, лишая надежды и воли. Тогда, отстранившись от вампира, она наградила его таким взглядом, которым обвинитель смотрит на подсудимого на следственном процессе.

— Скажи мне, Алира сказала правду? — собрав волю в кулак, проговорила девушка, заранее зная ответ на свой вопрос.

— Это зависит от того, что она тебе сказала! Из уст брошенной женщины ложь льется рекой!

— Это ты убил моего отца? — подняв на него глаза, в которых сейчас явно читалась борьба, прошептала принцесса.

И рад бы был Дракула сейчас ей солгать, да только связь, навеки соединившая их души была как никогда сильна. Каждое его слово находило отражение в ее душе, а потому любая ложь лишь подтвердила бы правоту этих обвинений. Да, это совершил он, но если бы у него была возможность повернуть время вспять, едва ли вампир поступил иначе. Это была борьба не на жизнь, а на смерть, и победа отца Анны неминуемо привела бы к его поражению. Не убей его Дракула тогда, он бы продолжил охоту… смерть Бориса была так же неизбежна, как заход солнца, но хуже всего, наверное, было то, что граф ничуть не раскаивался в собственном поступке, несмотря на то, что в его сердце горел огонь любви к принцессе. Возможно, если бы он сохранил жизнь Борису, его существование не приняло такой поворот, а Анна никогда не подарила ему свою благосклонность. Скорее всего, их кланы по-прежнему бы воевали, по горло утопая в ненависти друг к другу. Однако жизнь их примирила, а смерть Бориса все равно нельзя было обратить вспять спустя годы, а потому Дракула предпочитал не задумываться о возможности других решений, про себя решив не горевать о том, что не в состоянии был изменить.

— Да, это сделал я, — со вздохом проговорил вампир, понимая, что сейчас на него обрушится гнев, не знающий границ.

— Да как ты мог?! — вскричала принцесса.

— Анна, шла война!

— Не надо говорить мне о войне! Я сыта ей по горло, — все дальше отстраняясь от него, твердила девушка, заливаясь слезами. — Ты самое настоящее чудовище и поступил соответственно!

— И вот опять все пошло по кругу. Тогда не решался вопрос о том, кто я. Решалось то, кто будет жить: он или я!

— И ты выбрал свою жизнь! — с презрением фыркнула она, уже не пытаясь сдерживать собственной злобы, захлестнувшей ее в урагане страстей, в эпицентре которых была воскресшая в то мгновение ненависть, которую, как ей казалось, она навсегда похоронила в своем сердце.

— Я поступил так, как требовали того обстоятельства! И не собираюсь оправдываться за это! — в душе вампир понимал, что отвечая раздражением на злость, он лишь подливал масло в огонь, но взыгравшая в нем в это мгновение гордость затмила здравый смысл. Пути Дьявола были так же неисповедимы, как и пути Господа — знал бы он заранее о том, куда приведет его судьбоносная тропа, поступал бы иначе, но тогда… тогда его выбор был основан на доводах холодного рассудка, а не горячего сердца, а оттого сомневаться в правильности этого решения ему не приходилось. Он уничтожил своего врага, поступил точно так же, как и любой другой… а сейчас был вынужден мириться с последствиями непредсказуемой судьбы.

— Анна, я… — подходя к ней, начал вампир.

— Не смей прикасаться ко мне… никогда! Я больше не желаю видеть тебя! Надеюсь, что ты ответишь за свои грехи! Надеюсь, что справедливость восторжествует и смерть заберет тебя следом за моим отцом! — не сумев подавить собственную боль, прокричала девушка, отшатнувшись от него, как от прокаженного.

Каких только слов не говорят люди в порыве гнева, каких только обвинений не бросают в лица тем, кого обвиняют в своих несчастьях. Анна не была исключением. Слова Алиры всколыхнули в ней старые обиды, старую боль. В очередной раз одарив девушку приступом ненависти к себе, к графу, ко всему миру, который так несправедливо поступил с теми, кого она искренне любила. Желала ли принцесса смерти возлюбленного? Конечно, нет. Однако сейчас она не помнила того любовного экстаза, который захлестнул ее в пещере у термальных озер, не помнила поддержки, которую дарила ей его уверенность — девушку захлестнула неконтролируемая злость, которую она выплеснула на своего обидчика.

— Анна…

— Не смей даже говорить со мной! Это твоя вина! Все, что произошло со мной, с моим родом, то что происходит с нами сейчас… Это твои грехи, твои амбиции, твоя ненависть загнала нас в этот Богом проклятый край, который едва ли сможем покинуть живыми! Да будь ты проклят! — прокричала она.

— Я проклят уже не первое столетие! Да послушай же ты… — обхватив ее плечи, прорычал он, но принцесса вывернулась из его рук, ответив звонкой пощечиной.

— Не смей! Никогда! — вскрикнула она.

— Что здесь происходит? — проговорил Ван Хелсинг, подобравшийся к ним, воспользовавшись их словесной перепалкой.