— Не могли сломать, все верно, но вот открыть ее снаружи — вполне реально, а это значит, что не всех крыс мы потравили в этом замке!

— Да как ты смеешь оскорблять меня такими подозрениями?!

— А что мне еще остается? Непонятно откуда ты притащила с собой эту псину, которая смеет именовать себя божественным посланником, но по трагическому стечению обстоятельств спустя день вся эта про́клятая троица куда-то исчезает, а недалеко от места преступления я нахожу твой медальон! Не многим известны тайные тропинки этого замка, а значит, им кто-то помогал. По мне, так улик более чем достаточно, чтобы приговорить тебя к смерти в солнечной камере. Мы в ответе за то, что совершили, но если ты будешь умницей… — протянул мужчина, оглядев ее с ног до головы взглядом, полным почти животного желания, от которого ей стало не по себе.

— Судить меня может только один из старейшин нашего клана! — прошептала она, наградив его полным презрения взглядом.

— Но поскольку ни одного из них сейчас нет на месте, я могу взять это право на себя! — прошипел мужчина, сильнее сдавив ее горло.

— Ну, это маловероятно! — прошипела Селин, с размаху ударив его под локоть. Издав сдавленное шипение, Крэйвен разжал хватку и тут же почувствовал еще один мощный удар ногой в живот, заставивший его согнуться пополам от острой боли, которая судорогой свела все его тело. Не теряя ни минуты, девушка нанесла ему еще несколько ударов и, что было сил, кинулась прочь по потайному лабиринту, растворяясь в непроглядном мраке.

— Стража! — прокричал ей вослед мужчина, но преследовать ее в одиночку не решился.

О трусливой и тщеславной натуре Крэйвена Селин знала практически всё. Обладая весьма солидными умственными способностями и внешними данными, он не нашел в своей душе места даже для грамма благородства, предпочитая закулисные интриги долгу и чести, а потому она ничуть не сомневалась в том, что если кто-то когда-нибудь вонзит ей в спину кинжал, то это будет именно он.

Добежав до небесной камеры, где не так давно прощалась со своими друзьями по несчастью, девушка, разбивая руки в кровь, стала пытаться отодвинуть тяжелые камни, за которыми припасла еще одну дорожную суму для себя на тот случай, если все в очередной раз перевернется с ног на голову. Подобно Анне, в этот момент Селин искренне жалела, что не обладала крыльями, способными унести ее подальше от эпицентра этих пугающих событий. Обвязав веревку вокруг внушительного валуна, девушка скользнула вниз, искренне надеясь, что успеет достигнуть земли раньше, чем подоспеют карательные отряды.

За спуск, продлившийся не более получаса, девушке показалось, что она прожила целую жизнь, но дальше было еще хуже. Никогда в бессмертной жизни она не чувствовала себя настолько загнанной в угол. Без крыльев, без лошади, не обладая быстротой обращенного оборотня, она превращалась в легкую добычу для преследователей, холодивших ей спину дыханием смерти.

Продираясь сквозь дремучие заросли, девушка то и дело сталкивалась с сопротивлением когтистых лап сухих ветвей, цеплявших ее за одежду; боролась с еловыми ветвями, хлеставшими ее по щекам, а так же с леденящим душу ветром и преждевременным морозом, заставившим покрыться глиняное месиво лесной тропы твердой коркой.

Вспомнив локацию на карте, девушка решила двигаться к дальней деревушке, находящейся в десяти милях к югу по направлению к Бухаресту. По крайней мере, на этой дороге ее будут искать в последнюю очередь, если конечно она, к своему несчастью, не набредет на стаю голодных оборотней, промышлявших в этих краях.

Времени оставалось не так много, а потому, собрав все свое самообладание, Селин попыталась составить дальнейший план действий. Возвращаться в Будапешт не было никакого смысла. Их замок пребывал в руинах и был легкой добычей для оборотней. Во все известные убежища Крэйвен первым делом направит патрули, а значит, выбор у нее был небольшой: либо пуститься в бега, надеясь укрыться от гнева бессмертных в каком-нибудь дальнем уголке Европы, либо попытаться найти укрытие вместе с такими же отверженными, как и она. Дракула, Анна, Ван Хелсинг — все они брели по бесконечным тропинкам жизни, которые никуда не вели. Не вели до этого момента, теперь же их пути переплелись настолько тесно, что распутать их было практически невозможно. Все они были прокляты и отвержены, отвержены людьми, отвержены вампирами, отвержены Создателем, но тем не менее, они нашли в себе силы презреть былую вражду, чтобы бросить вызов миру бессмертных, насмерть вставая пред силой их превосходящей. Возможно, в их рядах найдется место для еще одного изгнанника, выброшенного на обочину жизни, но не желающего умирать в одиночестве и страхе.

Итак, выбор был сделан, осталось лишь понять, где найти эту троицу беглецов, растворившуюся во мраке ночи, едва солнце скрылось за горными хребтами. И опять-таки, вариантов у нее было пугающе мало: либо дворец Дракулы в Будапеште, либо замок Анны в Трансильвании. Дракула полетел на Восток, а значит, оставалось только родовое гнездо принцессы, если конечно высшие силы ей благоволят, и у ее недавних врагов нет иного укрытия.

Переждав день в одной из пещер, к середине ночи девушка увидела поблескивающие при слабом свете звезд купола деревенской церквушки, расположенной практически у самых отрогов Трансильванских Альп. Из сарая, расположенного у самой окраины деревни, раздавалось лошадиное ржание, а потому, прикрываясь пологом ночи, Селин проникла внутрь, беглым взглядом обведя ветхое сооружение.

На вид этой лачуге с покосившейся крышей было больше трех десятков лет. Истлевшие и изъеденные насекомыми доски, продуваемые всеми ветрами, едва держали на себе шаткую крышу, грозя в любой момент обвалиться, погребая под собой такой же скудный инвентарь. Видавший виды плуг, отлитый, наверное, еще в те времена, когда она была человеком, проржавевшие вилы и небольшие запасы сена, которых едва ли хватит на зиму ослабевшей кляче, стоявшей в стойле. Однако, в очередной раз, ей было не из чего выбирать, а потому, накинув на лошадь потрепанное седло, девушка уже собиралась скользнуть в ночной мрак, когда голос Ван Хелсинга обличительным приговором прозвучал в ее сознании:

— «Лошади — единственное средство, помогающее им заработать на жизнь. Забери их, и они не дотянут до весны!»

О, как ненавидела она Ван Хелсинга в ту минуту, когда он произносил эти слова, но сейчас, когда они так услужливо были найдены на задворках ее памяти, девушка готова была рвать и метать от злости на охотника и на саму себя.

В очередной раз за последние сутки совесть заявила о себе, как невидимый палач, режущий душу без топора. Вот какое дело было ей до смертных, когда ее собственная жизнь висела на волоске? В очередной раз помянув про себя охотника и его ангельскую сущность недобрым словом, девушка сняла с себя медальон, предавший ее в самый ответственный момент жизни и положила на туго стянутый сноп сена. В последний раз перед ее взглядом сверкнула летучая мышь, державшая в стальной хватке огромный черный турмалин, считавшийся камнем ведьм и магов из-за своей способности отражать сильнейшие магические действия.

— Ох, пожалею я еще об этом. Подумать только, этот камень стоит баснословных денег, а я отдаю ее в уплату кобылы, которая находится на последнем издыхании, — прошептала девушка, запрыгивая в седло.

Ночь в мгновение ока окутала ее своим непроглядным покрывалом и, ударив лошадь в исхудалые бока, девушка поскакала к ущелью, искренне надеясь на то, что сил ее ворованной знакомой хватит на то, чтобы донести всадницу до конечной точки ее опасного, почти самоубийственного, маршрута.

***

К тому моменту, когда гонец, возвестивший о бегстве пленников, нагнал Виктора и Мирабеллу, они уже проделали добрую половину пути к намеченной цели, а потому обрушили на голову несчастного вестника всю тяжесть гнева тысячелетней вампирши, чье самообладание таяло с каждой минутой, не в силах совладать с вытягивающими из нее последние остатки сил убийцами Теней. На ее когда-то красивом лице появились неглубокие морщинки, а щеки осунулись, делая черты более жесткими и отталкивающими. На темных волосах, утративших свой блеск, появились проблески седины, а глаза, казалось, потеряли свой цвет, лишь изредка вспыхивая яркими молниями злости.