— Да, собственно, тут и рассказывать больше нечего. Конец. После смерти Зигфрида меч пропал, — проговорил Ван Хелсинг, теряя терпение.
— А вот тут ты ошибаешься, мой друг, — усмехнулся Дракула. — Я показал вам лишь одну сторону медали, но ведь есть еще и другая, сокрытая от глаз непосвященных.
— Ну что ж, готов послушать! — презрительно фыркнул охотник.
— Избавь меня от своих одолжений. Я не навязывал себя в качестве рассказчика.
— Продолжай, пожалуйста, — спокойно проговорила Анна, чувствуя, что с каждой минутой напряжение между вампиром и оборотнем увеличивалось. Каждый чувствовал, что они должны объясниться, должны выяснить отношения, но каждый понимал, что момент истины еще не наступил, а потому все они раздосадовано кусали губы, пытаясь смирить свой гнев.
— Другая сторона медали сотворена Создателем. Если где-то разбиваются сердца, он всегда оказывается к этому причастен. Как Вам известно, легенда датируется пятым-шестым веком, как раз в это время окольными путями христианство начинает просачиваться в Европу. Но кому, как не великому языческому воину, стать носителем этой религии? Светочем, за которым пойдут другие? По замыслу Творца, Зигфрид должен был предпочесть свет христианства языческому идолопоклонничеству, а потому Господь отрядил к нему одного из своих лучших воинов — архангела Гавриила, предводителя небесной рати. Он-то и выковал меч в священном пламени для своего ученика.
— Это поразительно! — проговорила Анна.
— Пока еще рано для оваций, дорогая! — все тем же тоном произнес вампир. — Однако, убив дракона, Зигфрид сошел с праведного пути. Как всегда карты Господа спутала любовь, и герой воспылал страстью к красавице-валькирии. Язычнице! Поэтому Всевышний прибегает к своему излюбленному трюку, способному разом решить все проблемы — забвению, — при этих словах граф с ухмылкой посмотрел на Гэбриэла. — Потеряв память, наш герой женится на христианке, да еще к тому же принцессе. Это была не только тонкая игра высших сил, но и политика. Заметьте, какой расчет! Вслед за прославленным монархом в лоно новой религии захотят окунуться и остальные, а кто не захочет… что ж, их вполне можно заставить силой. Но опять-таки, людское невежество, пропитанное пагубными страстями, ответило Творцу непредсказуемой глупостью. Герой погибает с посыла бывшей возлюбленной в цвете лет, так и не сумев донести свет истинной веры до темных душ. Что ж, мораль сей песни такова: воину не дано быть пастырем!
— А грешная любовь может убить, ибо бьет в самое сердце и ранит острее кинжала, — задумчиво добавила принцесса, не обращая внимания на обратившиеся к ней взгляды мужчин. С каждым шагом голова начинала кружиться все больше, но нечеловеческими усилиями воли ей удавалось смирить бушующий голод, ну или, по крайней мере, надеть на себя маску спокойствия, чтобы не тормозить своих спутников.
— Но что случилось с мечом после смерти Зигфрида? — затянутый в течение этой истории, проговорил Ван Хелсинг.
— Некоторое время меч переходил из рук в руки. Сначала попал к королю — брату вдовствующей принцессы Кримхильды, но потом, что вполне предсказуемо, он вернулся к своему создателю — архангелу Гавриилу. С ним в руках этот божественный посланец огнем и мечом вспахивал поле христианства, засевая сердца неверных семенами истинной веры. С именем Господа на устах он бросался в бой, пока, наконец, не совершил ошибку. Тогда Создатель призвал его к себе, а меч остался на земле.
— Но как он попал к тебе?
— Скажем так, мы с архангелом обменялись трофеями, — повернувшись к своим спутникам, проговорил граф, а потом демонстративно приложил палец к губам, призывая их к тишине. Анна не успела и рта раскрыть, как вампир метнулся в сторону, зажав в небольшой нише трепещущую жертву, исподтишка наблюдавшую за ними. Девушка издала отчаянный вскрик, вцепившись в его запястье, но вампир одним движением зажал ей рот и уже собирался свернуть шею в тот момент, когда Ван Хелсинг вцепился в него.
— Не трогай! Это Селин! — прошипел охотник, пытаясь оттащить вампира в сторону. Выпустив несчастную из своих рук, Владислав отступил на несколько шагов. Когда пелена гнева освободила его разум, он, как громом пораженный, уставился на столь знакомую ему незнакомку. Не считая роста, цвета волос и глаз, девушка была точной копией Анны. Но сильнее всего вампира поразил до боли в сердце знакомый взгляд. Эти голубые очи против воли утаскивали его в далекое прошлое, следовавшее за ним по пятам, как сама смерть. Как ни старался он от него скрыться, запрятать его в чертогах своего разума, оно неизменно находило вампира и резало ножом, как в первый день.
Еще с большим душевным трепетом за девушкой наблюдала принцесса, инстинктивно вцепившись в руку Ван Хелсинга, чтобы не потерять равновесие. Сейчас ей казалось, что она смотрит в зеркало, в котором уже не мечтала увидеть свое отражение. Десятки вопросов в очередной раз поразили ее разум, и она перевела взгляд на графа, но внезапная догадка чёрной тучей затмила зарю вспыхнувшей надежды; ум, привыкший к несчастью и страданию, не оставлял места человеческой радости. Видя в глазах Владислава тот же немой вопрос, готовый в любое мгновение сорваться с губ, этот хрупкий огонек светоча надежды погас, оставив в сердце лишь ставшую привычной неопределенность.
— Так вот как великий граф Владислав Дракула благодарит за свое спасение?! — задыхаясь от кашля, прошипела девушка, сверкнув глазами. — Вижу, слухи о Вашей галантности и учтивости в нашей среде значительно преувеличены. Зато насчет Вашей неконтролируемой жестокости все оказались правы.
— Если бы она была неконтролируемой, ты сейчас замертво валялась у меня в ногах, — взяв себя в руки, прошипел вампир.
— А вы, однако, задержались. Думала, быстрее достанете ключ и выберетесь из тоннелей.
— К чему весь этот цирк с веревкой? Не могла просто скинуть ключ вниз? — поинтересовался охотник, от всей души радуясь, что вновь увидел свою недавнюю спутницу. За непродолжительное время расставания он на своей шкуре испытал всю горечь одиночества. Ни одна из его надежд не оправдалась. Мир рухнул! Несмотря на всего его старания, на все его жертвы, Анна была с ним холодна, будто мраморная статуя, избегая даже беглого соприкосновения их взглядов. Напряженность между ними становилась осязаемой, наполняя душу мрачной обреченностью. Дракула же всеми силами старался показать ему, что союз вампира и оборотня был невозможен по природе, ибо смерть уже разлучила их, развела по разным берегам реки жизни, отделила мертвых от живых, и возврата не было.
Но сильнее всего его поражало и выводило из себя то, что Анна и Владислав, по каким-то неведомым ему причинам, за столь короткое время смогли превратиться в союзников, понимая друг друга с полуслова. И это делало нахождение с ними настоящей пыткой, каждую секунду нанося удар по самолюбию Ван Хелсинга, заставляя чувствовать себя лишним и ненужным.
Было очевидно, что эти двое пришли друг другу с разных концов пустоши ненависти, чтобы подарить смерть и забвение, но вместо этого произошло абсолютно невообразимое: вампир, добровольно отказавшийся от чувств, не испытывавший в бессмертии любви, был слишком неравнодушен к собственной персоне, угодив в бездну тщеславия, поработившую его душу; и принцесса, ни разу не испытывавшая любви, с головой окунувшись в пучину вековой междоусобицы, стремясь объять весь мир, освободить его от гнета бессмертных, выполняя священную клятву. Они были слишком различны меж собой, чтобы полюбить друг друга, но все же где-то на перекрестке миров, между его безрассудной страстью к себе и ее самоотверженной любовью к человечеству, они сумели найти тихую гавань, в которой их сердца могли приютиться, срастись и даже стать едиными. И осознание этой истины заставляло охотника медленно сгорать от собственного гнева.
— Воздуховод уходит не вниз, а вьется змеей. Рискни я бросить ключи, они могли остаться на каком-нибудь выступе, так и не добравшись до вас. Пришлось импровизировать на ходу, — проговорила вампирша, разрывая нить его мыслей.