— Но что случилось с самим Каином?

— Одни уверяют, что после бунта своих потомков он сгинул в Геенне, чтобы больше никогда не возвращаться, другие же говорят, что он, подобно убийцам Теней, схоронился в Пустоши Каинитов. По мнению многих, за ним следом отправились и вампиры второго поколения. С тех пор их больше никто не видел. Что касается остальных тринадцати, то их потомков ты могла видеть в ложах во время суда, сами же они так же растворились в дымке легенд, наплодив десятки себе подобных. Разумеется, каждое последующее поколение было слабее предыдущего. Те, кто ходят по земле сейчас, лишь жалкие призраки, не сохранившие и тени величия своих создателей. С возрастом их сила растет, но им не дано достигнуть истинного могущества, а вот мне это по силам!

— А старейшины совета Черной Вуали? Кто они такие? Внуки Каина? — поинтересовалась Анна.

— Ну что ты… точную историю не знает никто, зачастую даже сами древние, но я полагаю, что это пятое или шестое поколение.

— А дальше?

— Дальше… Со временем кланы обособились друг от друга, у каждого из них появились свои умения и навыки. А дальше была война бессмертных. Вампиры тщеславны и властолюбивы ничуть не меньше, чем люди. У нас тоже есть своя иерархия. Годы мира сменялись столетиями войны и так до бесконечности. Однако не все наши собраться посвятили себя погоне за властью. Были и те, кто пошел по пути чистого знания. Именно благодаря их нескончаемым поискам, до нас дошли обрывки древних легенд. Многие из них посвятили бессмертие поискам врат, за которыми находится Пустошь Каинитов.

— И как туда можно попасть? — спросил Ван Хелсинг.

— Ишь куда замахнулся! — ухмыльнулся Дракула, одарив бывшего друга надменным взглядом. — Есть древняя легенда о золотой скрижали Лилит, сокрытой в одной из пещер на горе Арарат после всемирного потопа. Предание гласит, что Каин своей кровью начертил на ней карту, которая откроется лишь избранным, обладающим великими знаниями и великой силой, но это лишь древние сказания. Насколько мне известно, никто и никогда не видел священную пластину, а значит, ни один вампир из этого мира, за исключением детей Каина, не бывал в этих таинственных владениях. Все что мы имеем — это лишь скудные легенды, окутанные дымкой тайны. Никто уже и не берется наверняка утверждать, существовал ли этот портал в реальности или это лишь фантазии мечтателей.

— А как же убийцы Теней? Как они проходят этот барьер?

— Это совсем другое. Они были «рождены» в Пустоши, в нашем мире являясь лишь гостями. Их можно призвать, но никто не знает, по какой дороге они будут возвращаться обратно. Это тайна, сокрытая семью печатями.

— А если Мирабелла не справится! Сможет ли их изгнать другой вампир? — задумчиво произнесла Анна.

— Не знаю. Ритуал сложен, не всякий древний способен на это! Признаюсь, никогда не питал слабости к изучению магии и прочих оккультных наук. У каждого бессмертного есть свои увлечения.

— И какое же увлечение у тебя? — прорычал Ван Хелсинг, устраиваясь напротив него.

— Очевидно, воскресать! — с презрительной ухмылкой, выводившей из себя, проговорил вампир.

Дракула замолчал, но никто больше так и не решился нарушить тишину, погрузившись в тягостные думы. В их душах зародилось какое-то смятение, какая-то совершенно абсурдная нерешительность, сковавшая тела, не дававшая вымолвить и слова.

Анна пыталась смирить бушевавшие в ней эмоции от неожиданной встречи с Ван Хелсингом, даже ее страх перед заключением на время отступил, уступая место почти осязаемой неловкости. Искоса поглядывая на нежданного гостя, она боялась открыто посмотреть ему в глаза, стыдясь собственных поступков. За последние несколько недель она настолько погрязла в своих проблемах, что абсолютно позабыла о человеке, который не жалея жизни пришел ей на помощь, и теперь принцесса ощущала себя предательницей, переметнувшейся на сторону врага.

Ван Хелсинг, в свою очередь, так же чувствовал себя не в своей тарелке. До последней минуты он старался не думать о словах Селин, отказывался признать ее правоту, надеясь, что у него получится вернуть принцессе былую жизнь, но, увидев ее в объятиях графа, неконтролируемый приступ ревнивой злости всколыхнул в нем эмоции, о которых раньше он старался не задумываться. Но сильнее всего была горечь от того, что он не смог выполнить свой долг. Дракула получил контроль над его разумом, превратив в послушную марионетку, готовую выполнить любое его приказание. Пожелай вампир из прихоти понаблюдать за тем, как его давний враг бросается на серебряную решетку, охотник не сумеет воспротивиться его воле. Осознание собственного бессилия душило его сильнее петли на шее, заставляя клокотать изнутри. В довершение ко всему, прошлое не дававшее ему покоя, будто оживало в присутствии вампира, воскрешая в памяти бессвязные образы не только сражений пятнадцатого столетия, но и глубокой древности, что породило в его разуме десятки новых вопросов. Возможно, он тогда и погорячился! Забвение было не лучшим выходом из сложившейся ситуации, ибо с каждым днем оно сводило его с ума все больше. Казалось бы, нужно было просто спросить, но слова комом застревали у него в горле, стоило ему только посмотреть на графа. Каждой клеточкой своей души он желал знать правду, но одновременно с этим и страшился её. Он не знал, что заставило его поднять меч против безоружного. Не знал о том, какая расплата последовала за нарушением священной клятвы. Он не знал ничего и боялся этого знания.

Исподтишка взглянув на запястье Дракулы, Гэбриэл увидел глубокий шрам на левой руке, расчертивший вену, такой же шрам, как у него самого. Проведя пальцем по белесому рубцу, Ван Хелсинг почувствовал сильное жжение, прошедшее так же неожиданно, как и началось. Подняв застывший в немом вопросе взгляд на вампира, он с изумлением увидел, что граф подобно ему перехватил запястье, поспешно застегивая манжет на шелковой сорочке, но, встретившись с его холодными глазами, так и не решился облачить свои мысли в слова.

Владислав так же был далеко не в восторге от встречи со своим бывшим товарищем. Отчасти из-за воскресшего в душе духа соперничества, отчасти из-за нахлынувших на него воспоминаний о смертной жизни, которые он пытался навеки запрятать в дальних уголках своего сознания но, наверное, самой раздражающей причиной было равномерное сердцебиение охотника. Оно отдавалось в мозгу, как похоронный набат, пробуждая туманящую разум жажду. Это навязчивое чувство лишало спокойствия и не давало сконцентрироваться на решении насущной проблемы. Однако, будучи от рождения человеком достаточно практичным, а в смерти лишь укрепившись в этом качестве, вампир нашел в присутствии Ван Хелсинга и положительную сторону — в случае крайней необходимости он мог рассчитывать на достаточно сносный обед! Как бы то ни было, времени у Анны оставалось все меньше, хотя принцесса отчаянно пыталась быть верной своей клятве и не показывать боль, терзавшую ее от голода, а решение все не приходило.

* Veni, vidi, vici — латинское выражение, слова, которыми, как сообщает Плутарх в своих «Изречениях царей и полководцев», Юлий Цезарь в 47 году до н.э. уведомил своего друга Аминция в Риме о победе, быстро одержанной им при Зеле над Фарнаком, сыном Митридата.

** Asini exiguo pabulo vivunt — латинское выражение «ослы удовлетворяются скудным кормом», употр. при характеристике чьей-либо невзыскательности.

***

Однако не только эта троица терзалась мучительными размышлениями, лишавшими покоя. Было в замке еще одно существо, погрязшее в своих сомнениях. Так же, как и остальные, Селин стояла на перепутье, подбрасывая вверх монетку судьбы, но только выбирать ей приходилось не между орлом и решкой, а между любовью и долгом. Разум упорно твердил девушке, что она сделала все так, как и должна, но сердце уверяло что, возможно, она совершила ошибку. Это была вечная проблема выбора, лишающая воли. Казалось бы, все просто — однажды избрав свой путь, следуй ему до конца, не останавливаясь, иди вперед, но, сделав несколько шагов, она возвращалась к исходной точке, в очередной раз пытаясь принять судьбоносное решение. Несколько дней назад она без сомнения бы выбрала долг, но сейчас ее решимость омрачала горечь недоверия.