— Смею напомнить, что мы очутились здесь из-за того, что ты убила монстра, а я имел глупость вернуться за тобой, в то время как почти вырвался на свободу, — не скрывая раздражения в голосе, заметил Дракула, оскорбленный её отказом.
— Но почему ты вернулся? Почему не дал мне умереть? — не скрывая любопытства, произнесла Анна.
Помедлив несколько мгновений, как воин, впервые идущий на поле брани, граф будто собирался с силами перед судьбоносным признанием, утопая в ее взгляде.
— И опять ты смотришь на меня своими огромными глазами, подобными изумрудам, будто ожидая какого-то признания, — со вздохом проговорил он. — Я тебя мучил, я посмел поднять на тебя руку, играл твоими чувствами, угрожал, но ты всегда поднимала свою прелестную головку, как цветок после бури, бросая вызов могучей стихии. Ты стала розой в прекрасном саду: хрупкой и нежной, но каждый раз, когда я пытался тебя сломить, острые шипы врезались в мою ладонь, и я отступал. В особняке Виктора я бросил тебя почти бездыханной, побежденной, думая, что больше никогда не увижу, но ты возродилась из пепла и стала еще прекраснее, еще сильнее и снова бросила мне вызов. Да, это раздражало, но со временем такая стойкость пробудила в моей душе чувство… восхищения. За четыреста лет я даже представить себе не мог, что в одной женщине может быть столько упрямого постоянства! Я был поражен! В конце концов, я стал с интересом наблюдать за каждым твоим поступком, каждый раз задаваясь вопросом: «Неужели у этой девушки хватит сил, чтобы преодолеть все это?» Два дня назад, глядя на то, как ты, обреченная на поражение, отвечаешь на гнев Виктора и на мою злость, я понял, что все мои усилия были тщетны — мне никогда не победить тебя. О, как я тогда ненавидел… и втайне гордился тобой! Но на войне не может быть двух победителей — я проиграл.
На этот раз как громом пораженная стояла Анна. Это были слова, которые она никак не ожидала услышать. По мере того, как он говорил, они врезались в ее сердце, оставляя там кровоточащие рубцы, залечить которые могли лишь его прикосновения. Как и вампир, она вела борьбу со своим сердцем, пытаясь отрицать чувства, нежданно вспыхнувшие в ее душе. Это признание было отражением ее собственных переживаний а, как известно, тень сомнения больше всего боится солнечного света.
— Так говорят мужчины, привыкшие шутки ради играть с девичьими сердцами, втаптывая их чувства в грязь.
— О каких девушках ты сейчас говоришь?
— Маришка, Алира, я сама, в конце концов. Да и остальные женщины тоже. Я думаю, за четыреста лет немало сердец разбилось у твоих ног.
— Между любовью и обычным желанием есть очень тонкая, но ощутимая грань! При жизни у Маришки сердце было слишком большое, войти в него мог каждый, у Алиры его вовсе не было, но смерть их уравняла, оставив в душах лишь беспрекословное обожание к вампиру, породившему их. То же самое произошло и с Вероной. Что касается тебя… то я вовсе не уверен, что играю с твоим сердцем… эти времена остались в прошлом, которое я хотел бы предать забвению, но увы… это не в моей власти.
Ее глаза, закрытые пеленой слез, буквально светились во мраке, а слегка приоткрытые чувственные уста разжигали в душе вампира вполне отчетливое желание сорвать с них заветный поцелуй. Слегка притянув девушку к себе, граф провел рукой по нежной шее, зарывая пальцы в копне темных волос. Анна издала едва уловимый стон, который тут же утонул в окружившим их мраке. Его губы прижались к ее губам, и она сдалась без боя, слишком ослабев для сопротивления. Она не могла найти в себе силы даже на то, чтобы повернуть голову, а спустя мгновение поняла, что и не желает этого делать, напротив — она хочет, чтобы этот момент продолжался. Почувствовав холодную ладонь у себя на талии, девушка содрогнулась, потому как от этих уверенных прикосновений, ее начинала страшить сила Дракулы, так отчетливо выделявшаяся на фоне ее слабости. Сейчас она напоминала податливый воск в его руках. Что он сейчас с ней сделает? Собственно, какая разница? Сейчас она готова была принять всё, лишь бы он никогда ее не отпускал! Лишь бы это упоительное мгновение не заканчивалось! Лишь бы не возвращаться в пугающую реальность, где они, подобно животным, были заперты в серебряной клетке. Когда их пальцы сплелись и Дракула сильнее обхватил девушку, она, болезненно застонав, напряглась как натянутая тетива.
— Покажи руки…
— Нечего страшного. Они скоро затянутся!
Граф в повелительном жесте вытянул ладонь, и Анне не оставалось ничего, кроме как вложить в нее свои израненные руки. Шипы от серебряной решетки до мяса разодрали кожу, а кровь никак не желала сворачиваться, хотя прошло уже достаточно времени.
— Они не заживут. Во всяком случае, не так скоро. Для быстрой регенерации вампиры в первые годы своей жизни должны потреблять много крови, — усаживая девушку на скамью, проговорил граф, поднеся запястье к своим губам. Несколько капель его крови скатились на открытую рану, и принцесса почувствовала едва уловимое жжение, но в ту же секунду кровоточащие ожоги начали затягиваться тонким слоем кожи, даже терзавший ее голод, казалось, отступил. Довольно взглянув на результат собственных стараний, вампир опустился на пол у ее ног, спиной облокотившись на скамейку. — Тебе стоит прилечь.
— Спасибо, — все еще глядя на собственные ладони, проговорила она. — Если я спрошу, я смею надеяться на то, что получу откровенный ответ.
— Попав в ад, люди обычно теряют надежду, — ухмыльнулся он.
— Одна фраза — две неточности, — с улыбкой произнесла принцесса. — Мы больше не люди и мы не в аду.
— Несколько минут назад едва ли ты могла это утверждать. Что ж, раз уж тебе удалось меня подловить — спрашивай! В заточении даже от бестолковой болтовни есть толк.
— То, что я чувствую… эта связь… является ли это результатом проникновений в мое сознание?
— А ты что-то чувствуешь? — почти шепотом спросил он, обратив на нее все свое внимание.
— Ты не ответил.
— Лишь несколько раз я проникал в твое сознание, и каждый раз ты это ощущала. Когда ты впервые очнулась в моем особняке, в заброшенном домике и в библиотеке. Что касается остального, как ты сама заметила, меж нами существует крепкая связь, она сглаживает многие неровности, но не способна подменить ценности.
— Когда твоя кровь слилась с моей, на мгновение перед глазами предстал образ давно ушедших эпох, но вот лица людей были до боли знакомы.
— Это лишь пепел выгоревших снов, который давно пора развеять по ветру. Воспоминания о прошлой жизни, не более того.
— Ты и Ван Хелсинг, вы были больше, чем друзьями, — проговорила Анна, проведя пальцем по его левой руке, оголив запястье, на котором белесой полосой красовался глубокий шрам.
— Твоя сила растет. Не многие молодые вампиры способны читать воспоминания таким образом. Что еще ты видела?
— Ничего, — проговорила она, не отрывая глаз от своего собеседника. Его молчание говорило о том, что разговор окончен, но проснувшееся в ней любопытство было сильнее, поэтому принцесса никак не хотела сдаваться, пока, хотя бы, капля света не прольется на эту сокрытую пылью веков историю. — Но как такое возможно? Ни одному человеку не дано прожить четыреста лет.
— Это длинная и запутанная история…
— У нас как раз есть время! Вы были с ним лучшими друзьями, братьями. Но что развело вас по разные стороны?
— Очевидно — любовь! — с горькой усмешкой произнес Дракула.
— Я не понимаю…
— Видимо, это наш рок. Мы всегда питали слабость к одним и тем же женщинам. В смертной жизни у меня было две любви: война и Изабелла. Светлый день я дарил одной, а мрак ночной делил с другой. Душа рвалась между двух огней, а я не торопился выбирать. И этот выбор сделали за меня.
— Она выбрала Гэбриэла?
— Нет, смерть! Бог рассудил наш спор по-своему: она не досталась никому.
Вампир замолчал, погружаясь в свои думы, а Анна не смела расспрашивать его дальше. В семейных архивах сохранилось не так уж много упоминаний о жизни Дракулы, а то, что сохранилось, было лишь бессвязным набором фактов, изложенных Валерием Старшим в своих записках. Доподлинно она знала, что у Владислава была жена, погибшая при таинственных обстоятельствах практически сразу после рождения дочери, но никогда и нигде принцесса не встречала упоминаний о таинственной Изабелле, которой удалось завладеть сердцем правителя Трансильвании.
