Из этих тяжких размышлений его вывел обреченный вскрик Анны. Отдав себя во власть сомнениям, вампир даже не заметил, как она, находясь в преддверии истерики, вцепилась в серебряную решетку, пытаясь её расшатать. Покрытые шипами прутья вонзились в кожу, заливая кровью каменный пол, и принцесса бессильно осела вниз, заливаясь слезами. Голод, одиночество, обреченность, в конце концов, сбросили с нее маску горделивой надменности и высокомерного презрения, оставив лишь напуганную девушку, не сумевшую в одиночку справиться со свалившимися на нее бедами. Она не сопротивлялась, когда почувствовала, как сильные руки графа притянули ее к своей груди, а лишь слегка подалась вперед, пытаясь найти утешение в его нежных объятиях.
Дракула ничего не говорил, но каждой клеточкой своего тела Анна чувствовала, что он простил. Только сейчас она поняла, что общая беда способна сблизить даже врагов, пробудив в них некое чувство симпатии и зависимости друг от друга.
— Почему? Почему ты просто сидишь и не пытаешься что-то сделать? — заливаясь слезами, шептала она, колотя кулаками по его груди. В этот момент все границы между ними были уничтожены, а стены разрушены. Одиночество сломило ненависть, горечь и боль.
— Если бы возможно было что-то сделать — нас бы сюда не посадили! — проговорил граф, поправляя выбившуюся прядь. Анна подняла на него заплаканные глаза, которые светились россыпью драгоценных камней, поражая своей удивительной красотой. Изумрудная радужка, помещенная в жемчужную сферу, оттенялась рубиновой слезой — поистине завораживающее зрелище. Один лишь взгляд пробуждал в душе графа тепло, но сила этого чувства пугала.
— Но что нам делать?
— Ждать, — коротко ответил он. — Нас не попытались убить, а значит, будут пытаться сломить наш дух, а после этого придут выдвигать условия капитуляции.
— Я не хочу умирать, я не хочу здесь умирать! — задыхаясь от слез, шептала она, прижимаясь к нему с такой силой, будто желая слиться воедино. В момент этой близости, казалось, не было вокруг всепоглощающего ужаса, ненависти, войны. Прошлое и будущее слились в эфемерный поток времени, не имеющий к ним никакого отношения — было лишь настоящее, которое уже не источало смертельную обреченность, ибо во тьме стояли двое влюбленных, отказывающихся даже себе признаться в собственных чувствах, но освещавших огнем своих душ мрак холодной темницы. Происходящее между ними нельзя было назвать любовью, но то были ее зачатки, ибо, несмотря ни на что, они смогли найти в своих разбитых сердцах место прощению, получая скрытое удовольствие от нахождения вместе. Не раз Анна ловила себя на мысли, что пыталась поймать мимолетный взгляд, ждала легкого прикосновения, но тут же порицала себя за подобные вольности, пытаясь понять природу этих обреченных чувств.
Вампир, всегда готовый умереть скорее, чем признаться в том, что ему трудно, также в очередной раз стоял на перепутье. Граф так во сне желал ее земной любви, что готов был принять любое проявление нежности за ответное чувство. Это превращалось в настоящее наваждение, болезненную зависимость. Он пытался сломить принцессу, видел некую прелесть в обращении злейшего врага. Ему недостаточно было победы, заканчивающейся смертью противника, нет… Дракула хотел феерического представления, но в пылу битвы не заметил собственного поражения, ибо близость, затеянная как игра, против его воли вылилась в нечто большее, сумев растопить его ледяное сердце. Анна стала его слабостью, которую узрел каждый, именно поэтому он оказался в столь унизительном положении, в то время как мог одеть на себя венец бессмертных, встав во главе кланов, но как ни старался, вампир не мог заставить себя сожалеть об этом выборе. Была лишь злость оттого, что его избранница отказывалась разделить с ним власть и в довершение ко всему, руководствуясь своими мотивами, пыталась вставлять ему палки в колеса. Однако, прижимая девушку к своей груди, даже это становилось неважным и уходило на второй план, растворялось в непроглядном мраке его души.
— Послушай, — обхватив ладонями ее лицо, проговорил Дракула. — Ты и я — охотники ночи, и мы не закончим свои дни, став жертвами других охотников. Я обещаю тебе это! Слышишь? Обещаю! Если нам суждено умереть во второй раз, мы сделаем это, гордо паря на крыльях ветра навстречу восходящему солнцу, мы не погибнем пришпиленными к мерзлой земле! Никогда!
— Но у меня нет крыльев, я не могу вознестись подобно тебе.
— Тогда я подарю их, — прижимая ее к себе, проговорил граф, не веря, что так легко решился на этот поступок. Очередное безумство в пылу человеческих страстей, которое не предвещает ничего, кроме новых неприятностей.
— Очень просто давать обещания перед смертью. Нужно просто сказать, даже если это все ложь! — отозвалась Анна.
— Чтобы ты не думала, я не собираюсь умирать! — ослабив ворот на сорочке, проговорил Дракула. — Пей!
— Ты хочешь, чтобы я…
— Моя кровь открыла для тебя врата вечности, вкусив ее повторно, ты получишь крылья!
Анна часто задумывалась о том, почему она не стала обладательницей этого дара при обращении, как Алира или Верона. Видимо, судьба в очередной раз сыграла с ней злую шутку, предоставив возможность одному вампиру начать ритуал, а второму — его закончить. Из-за этого она стала своего рода связующим звеном между двумя кланами, но так и не смогла обрести их силу. Теперь же Дракула предлагал ей воплотить детскую мечту в жизнь, но сознание упорно противилось этому, хотя в сущности это не изменило бы ее природу.
— Нет! — отстраняясь от него, произнесла принцесса.
— Нет?! Из-за этой крови началась война бессмертных, не оставившая в стороне даже древних вампиров, а ты просто отказываешься от этого дара?
— Когда я была ребенком, я всегда мечтала посмотреть на землю с высоты птичьего полета, воспарить к облакам подобно ангелу. Ты, сам того не подозревая, исполнил детское желание. Но теперь я стала взрослой и поняла, что если за мечту приходится платить свободой — это невыгодная сделка.
— В тот раз я предоставил тебе выбор!
— Именно, и будь я в сознании, я отказалась бы от этого дара точно так же, как отказываюсь от него сейчас. Тогда я находилась в смертельной агонии, утратив ясность суждений, и инстинкт самосохранения возобладал над здравым смыслом. Я не смогла принять смерть и поплатилась за это душой. Твоя кровь — кровь Сатаны, она стала яблоком раздора темного мира. Это слишком сильный и слишком желанный соблазн. Я не могу его вкусить. Из-за нее мы очутились здесь! Из-за нее мы умрем! Мне же более желанна простая жизнь в гармонии с собой, подальше от этих интриг и бешеной погони за властью, которая несет с собой лишь вечное одиночество и смерть.
Произнеся эти слова, Анна будто вылила на него ушат ледяной воды. Поразительно, как простые истины могут ускользать от глаз даже мудрого человека до тех пор, пока кто-то не выскажет их вслух. Всю свою смертную жизнь он посвятил погоне за властью, положив жертвой на ее алтарь собственную любовь, но этот длинный, наполненный муками путь привел его лишь к одинокой смерти и проклятию собственного отца. Он сражался за власть и не смог защитить то, что было куда дороже и желанней этого. Сколько бы побед он не клал в свою копилку, ему всегда было мало, ибо его душа стремилась к абсолютному господству. Чем больше власти, тем больше тщеславия! Одно порождало другое и так до бесконечности. Но ради чего все это вершилось?
Но хуже всего было то, что и в бессмертии он совершал те же ошибки, словно бродя по замкнутому кругу. Его поезд останавливался на тех же остановках с задержкой на четыреста лет, но конечная станция была той же, и имя ей — Смерть. Теперь она уже не казалась ему такой далекой, наоборот, он почувствовал ее холодное дыхание у себя за спиной, невольно оглянувшись, чтобы убедиться в нереальности этого видения.
Но это было лишь началом его открытий. Теперь он больше не мог отрицать, что, раз войдя в его жизнь, Анна навсегда завладела его мертвым, но, к собственному удивлению, способным на любовь сердцем. Девушка была не только храбра, умна и красива. Нет, дело было далеко не в этом. Такими качествами обладают многие. Дело было даже не в том, что она стала достойным соперником, пробудившим в нем азарт игрока. Истинная причина крылась в другом. Принцесса сумела заставить его забыть о своих амбициях и бешеной борьбе за власть. Впервые он был готов пожертвовать всем этим ради простого человеческого счастья с любимой женщиной, которая в свою очередь могла противостоять лишавшим здравого смысла соблазнам. Но вновь взыгравшая в нем гордость в очередной раз попыталась отравить этот момент откровения, всколыхнув едва угасшую обиду.
