— Твое горделивое упрямство погубит тебя! — разочарованно покачав головой, проговорил Дракула. — Не клади месть на алтарь долга, она не вернет тебе потерянную жизнь, но может отнять то единственное, чем ты еще владеешь.
— Мой долг — слушать сердце, а оно говорит, что я должна быть там, — горделиво вскинув голову, в которой тут же зазвенели десятки колокольчиков, произнесла принцесса.
— Что ж, тогда возьми это, — с досадой отозвался Владислав, подавая ей меч. — Будь верна ему, и он не предаст тебя!
— Он принадлежит тебе!
— Он сослужил мне верную службу и когда-нибудь вернется ко мне, а сейчас пусть защищает то… — он не сумел закончить, хотя слова уже готовы были слететь с его языка, — «что стало мне дорого» — про себя закончил он. Анна закрыла глаза, пытаясь услышать голос меча, и спустя мгновение тишину разорвал звенящий гул, ворвавшийся в ее сознание.
— Я слышу его, — с восхищением вскричала она, устремив на вампира глаза, полные детской радости. — Необычная рукоять, складывается ощущение, что они с клинком живут разными жизнями.
— В некоторой степени — это действительно так. Дракон занял свое место на эфесе несколько веков назад, когда я стал его хозяином.
— Но кому он принадлежал до этого? — с изумлением спросила Анна.
— Это Бальмунг — меч Зигфрида. Пойдем, если тебе не терпится умереть — нужно торопиться, пусть хотя бы это случится на наших условиях.
— Меч Нибелунгов? Я думала, это сказка.
— Вампиры — тоже дети легенд, но мы с тобой знаем, что это лишь ширма, скрывающая истину, — подхватив ее на руки, заметил граф, раскрывая огромные крылья. Анна хотела спросить его о том, как такой фантастический артефакт оказался в его руках, но они уже взметнулись ввысь, сокрытые туманным облаком от посторонних глаз.
Погода была скверная. Мокрый снег падал с небес непроглядной пеленой, стекая по щекам водными каплями. Северный ветер бил в лицо, вонзая в кожу тысячи холодных иголок. Казалось, сама природа восставала против этой отчаянной затеи, пытаясь остановить путников, идущих на верную смерть. Не сумев больше выносить этого коварства стихии, Анна уткнулась носом в грудь Дракулы, искренне надеясь, что ледяная морось скоро стихнет, иначе они обратятся в глыбу льда, не успев долететь до гор. Судя по цвету небес, солнце начинало медленно клониться к закату, а с его заходом на них начнется кровавая охота. Искренне радуясь тому, что не все вампиры способны летать, она все же со страхом оглядывалась назад, страшась того, что в любой миг их настигнут орды преследователей, обрушив на плечи беглецов гнев бессмертных, но этого не произошло. Час сменялся часом, небо полностью потемнело, укутав черным пологом расстилавшиеся перед их взглядом горы и леса, а вместе с мраком пришла усталость. Тяготы и переживания дали о себе знать, с каждой минутой девушка все больше проваливалась в дрёму, пока наконец не забылась беспокойным сном, сильнее прижимаясь к графу, будто кутаясь в его руки.
***
Ночные огни Будапешта поистине завораживали своим таинственным притяжением. Ван Хелсинг побывал в каждом уголке Европы, не раз был в Лондоне, Риме, Париже, но, только глядя на эти объятые легким туманом городские стены, возвышавшиеся на фоне заснеженных горных вершин, его сердце переполнялось немым восторгом. Не часто ему выпадал шанс лицезреть столь гармоничную панораму города, вписывающего в первобытный ландшафт природы.
Ночь принесла с собой очередные заморозки и первый снег, который быстро растаял и снова превратил дороги в кашу. По пустынным улочкам, то и дело утопая в грязи, сновали экипажи, прокладывая на дорогах глубокую колею. Редкий свет масляных фонарей изо всех сил пытался побороть подступавшую со всех сторон темноту, указывая путникам дорогу, но липкий белесый туман оказался сильнее, превратив яркие огни в расплывчатое свечение, терявшееся во мраке.
— Через несколько часов мы будем на месте! — отозвалась Селин, устремив свой взор куда-то вдаль. С горечью для себя девушка была вынуждена признать, что как ни держи время, а оно пусть и медленно, но все равно течет, безвозвратно ускользает и становится частью прошлого. Разум прекрасно понимал — вот-вот настанет пора прощаться. То и дело глаза застилала кровавая пелена слез, но она не давала им пролиться. Плакала душой. И сама не понимала отчего. Казалось, что весь мир переворачивается и рушится вокруг, а потому злое предчувствие кольнуло сердце, будто иглой. До боли Селин сжала ладонью висевший на шее медальон, но тягостное ощущение не проходило. Они расстанутся — это было так же неизбежно, как закат солнца! — «Может, он все поймет? Должен ведь понять! А не поймет, так я скажу сама», — думала она, искоса поглядывая на молчаливого всадника, скачущего по правую руку от нее. — «А собственно, что я могу ему сказать? Об этом нужно забыть и чем скорее, тем лучше! Ему нет места в моем мире, в этой жизни едва ли он сможет найти тихую гавань, где успокоится его душа. Прошлое не отпустит, его удел — одиночество!»
Оставив позади северные городские ворота, они обогнули серебрящуюся излучину Дуная, продолжая свой путь. Перед глазами мелькали пологие поросшие лесом горы — деревья уже облетели, и потому склоны казались черными, а высокие ели напоминали устремленные в облачное небо башни… Луна начала медленно клониться к заходу, а заалевшие на востоке небеса возвестили о скором приближении рассвета.
— Добрались, — проговорила Селин, указывая на показавшийся меж поредевшими деревьями особняк, окруженный массивной стеной. — Тебе лучше подождать здесь моего возвращения, — стегнув плетью взмыленный круп гнедой кобылы, она перешла на галоп, но, проскакав не более сотни метров, остановилась, обеспокоенно взирая на опустевшие стены. Замок как будто вымер и обратился в груду древних руин за ее недельное отсутствие. Огромный стеклянный купол обвалился, окна были выбиты, а в саду стояла гробовая тишина. Подскакав к ней, охотник молчаливо положил руку ей на плечо, но так и не решился заговорить.
— Я не понимаю… — задумчиво проговорила она. — Что могло здесь произойти? Оборотни, вампиры…
— Лучше один раз увидеть, чем строить догадки, — произнес охотник, перекинув через плечо свой арбалет. — Поехали.
Замок действительно опустел: ни на сторожевых башнях, ни во дворе они не встретили ни единой души. Лишь тьма и тишина боролись за господство в этом унылом особняке, в котором за день до этого бурлила светская жизнь элиты темного мира, рекой лилась кровь и вершилась история. Вдоль мощёной дороги стояли десятки пустых экипажей, с заднего двора, где находились конюшни, доносилось обеспокоенное ржание голодных лошадей, разрушавшее молчаливое окружение, а небольшую площадку перед главным входом усеяли осколки стекла.
Со скрипом отворив сорванную с петель дверь, они прошли в гостиную. Там, где раньше властвовала роскошь и блеск, теперь царило мрачное отчаяние: перевернутая мебель, разбитые зеркала, почерневшие от сажи кости, когда-то бывшие «живыми» существами.
— Это чудовищно! — прошептала Селин, склонившись над останками.
— Будто ураган прошелся, сметая все, что попадалось на его пути, — уперев в плечо арбалет, проговорил охотник. По пустым коридорам гулял ветер, напевая свою заунывную песнь, играя с воспаленным воображением и рождая пугающие образы восставших призраков прошлого, невинно убиенных душ. То тут, то там начинали поскрипывать ставни, с шорохом проносилась листва, застилавшая мраморные полы прелым покрывалом. Открыв массивную дверь, ведущую в зал совета, они сразу почувствовали острый запах, ударивший по обонянию.
— Что это за смрад?
— Щелочь и сера! — проговорил Ван Хелсинг, проводя пальцем по покрытой золой колонне. — И еще пепел… вулканический, — добавил он, коснувшись подушечкой пальца кончика языка.
— Откуда он мог здесь взяться?
— Понятия не имею, — вскинув глаза на остатки стеклянного купола, ответил Гэбриэл, осматривая зал. Под ногами с хрустом трескались обугленные кости, поднимая в воздух мельчайшие хлопья черного пепла, которые тут же подхватывал воздушный поток и начинал кружить в причудливом вальсе смерти, поднимая к небесам. — Светает. Тебе нужно отсюда уходить.