— Алкоголь не еда, едва ли он способен причинить тебе вред, по крайней мере, не в таких количествах, впрочем, как угодно! Твое здоровье! Правда, с нашим образом жизни это маловероятно! — произнес он, приподнимая бутыль и усаживаясь на край лежака.

— Твое здоровье! — поддержала Селин. — Знаешь, а ведь я могу тебе помочь…

— И чем же?

— Вернуть воспоминания!

Лишь одного упоминания об этом было достаточно, чтобы охотник застыл на месте, поднеся горловину бутыли к губам. В ту секунду десятки вопросов будоражили его уставший, опьяненный алкоголем разум, но любопытство все-таки взяло свое, поэтому, сделав очередной глоток, он произнес:

— Каким же это образом, позволь узнать?

— Кровь — это хранилище твоей жизни, твои воспоминания. Она знает и хранит в себе даже то, чего ты не помнишь или не желаешь вспоминать. Несколько глотков – и я расскажу тебе обо всем, что происходило с тобой в прошлом. Если, конечно, ты позволишь! — проговорила вампирша, устремив на него небесно-голубые глаза. Признаться, Селин сама не ожидала от себя подобного, ведь кровь оборотней считается нечистой среди вампиров, и каждого, кто осмелится ее пригубить, подвергали наказанию, но этот порыв, желание отплатить ему за все добро, которое Гэбриэл сделал для нее, захлестнул девушку с головой. Ей уже неважно было то, что скажут и подумают о ней остальные, она искренне, самозабвенно хотела помочь.

— С чего это ты решила оказать мне подобную услугу?

— В знак благодарности за спасение жизни. Я понимаю, что оснований мне доверять у тебя не много, но сейчас мое предложение исходит от сердца.

— Но разве это не повлечет за собой каких-то последствий? Метаморфоз с нашими телами? — поинтересовался он, приподнявшись с лежака.

— Перерождение — это ритуал, но если ты боишься, не обязательно давать мне укусить тебя в шею, мне нужно лишь несколько капель крови, — проговорила она, подвигая к нему пустую чашу, — здесь нет двойного дна, я предлагаю тебе помощь, но решение о том, принять ее или нет — твое.

— Мы бессильны перед искушениями судьбы, а потому их нужно избегать!

— Для этого уже поздновато! Хочешь избавиться от этих мыслей — воплоти их в реальность, иначе они, подобно теням, будут преследовать тебя, куда бы ты ни направился.

Годами Ван Хелсинг стремился узнать тайну, окутавшую его прошлую жизнь. Ночами грезил о том, что однажды Господь пошлет ему откровение, услышит его молитвы, но он был слеп и глух, так и не ответив на его мольбы. И вот теперь, обратившись в проклятую Богом тварь, ему на пути встретилась посланница ада, обещавшая подарить долгожданный покой. Не это ли было его испытанием? Не этим ли лукавым посулам поддалась Ева, вкусив запретный плод? Но, как и всем людям, ему было присуще любопытство, поэтому вынув из-за пояса ритуальный клинок, он расчертил свое запястье, наполняя чашу до краев.

— Довольно, — проговорила Селин, протягивая ему шелковый платок. — Уверен? Обратного пути не будет!

— Да! — коротко ответил он.

Как только теплая кровь коснулась ее губ, многочисленные неупорядоченные видения замелькали перед ее глазами. Его прошлое открылось перед ней, как раскрытая книга. Месяц назад, год назад, два года, три… но то, что произошло потом, поразило ее сильнее, чем молния. Перед ее взором пронеслись картины далекого прошлого, сражения минувших эпох, истории любви, боли, предательства и смерти, случившиеся более четырехсот лет назад, а потом все стихло, оборвалось так, будто из книги вырвали несколько страниц, хранивших кульминацию этого захватывающего повествования.

— Это поразительно, если бы я не видела этого собственными глазами, то никогда бы не поверила, что такое возможно.

— Что ты видела? — не удержавшись, спросил он, буквально пожирая свою спутницу глазами.

— Я видела историю. Вы творили ее вместе.

— Вместе с кем?

— С Дракулой. Вы были с ним лучшими друзьями, соратниками, бок о бок сражались с ним за независимость этих земель, не раз спасали друг другу жизни, вы даже совершили обряд кровавого братания! Стали кровными братьями, вот, взгляни, — схватив запястье его левой руки, на которой до сих пор остался глубокий шрам, проговорила она. — Это языческий обряд, таящий в себе глубокую сакральную суть, который совершают воины, чтобы кровью скрепить свои клятвы верности друг другу.

— Это глупости! Дракула жил четыреста лет назад, не хочешь же ты сказать, что я бессмертный!

— Этого ответа у меня нет. После его смерти твоя жизнь окутана тайной, будто чужая воля сокрыла эти воспоминания.

— Его смерти?! Но что с ним случилось?

— Ты убил его! Так перстень попал к тебе! Единственное, что я не могу понять, так это то, почему он не сопротивлялся!

— Ты хочешь сказать, что я убил безоружного? — сделав еще несколько глотков, с негодованием спросил Ван Хелсинг.

— Я хочу сказать, что он позволил тебе себя убить, — заключила она, прикрыв своей ладонью его руку.

— И ты хочешь, чтобы я поверил всему этому бреду? Происходящее сейчас все равно, что самое тяжкое похмелье! Зачем? Зачем мне убивать его тогда? Что произошло?

— Тебе о чем-нибудь говорит имя Изабелла?

— Нет, — проговорил он, но тут же почувствовал, будто чья-то невидимая рука зажала его сердце, накинув на шею удавку. Разум ничего не знал об этом имени, но вот душа рвалась на части от одного лишь его упоминания. — Кем она была?

— Яблоком раздора. Вашей возлюбленной, умершей на кровавом ложе столетия назад. Ее смерть положила начало вашей вражде и вашему проклятию, превратив вас из братьев во врагов. Но это еще не все. Ее могила находится на старом кладбище в Васерии, недалеко от того замка, где мы были. Ее лик хранит надгробная статуя с ангельскими крыльями. Возможно, именно она хранит столь желанные твоему сердцу ответы.

— Но почему? Что могло произойти чтобы…

— Я не знаю, и тебе сейчас не стоит понапрасну терзать себя, — перебила его Селин. — Думаю, что во всем мире одному лишь Дракуле ведомо то, что произошло между Вами тогда и что происходило с тобой после. Мне кажется, что это он стер твои воспоминания, а значит, их возможно будет вернуть.

— Порой забвение лучше, — прорычал он, в очередной раз отхлебнув из горла, и протянул ей открытую бутыль, на дне которой плескалась зеленоватая жидкость. После некоторых раздумий Селин поднесла ее к губам и сделала несколько глубоких глотков, осушив до дна. В ту же секунду ее грудь сжалась от нестерпимой боли, перед глазами все потемнело, и, давясь кашлем, девушка рухнула рядом с ним.

— Селин! Селин! Что с тобой?! Очнись! — прокричал он, склонившись над ней. Если бы вампиры могли дышать, он бы с уверенностью заявил, что огненная жидкость попала в ее легкие, но сама мысль об этом казалась ему невозможной. Вцепившись ногтями в его руку, она подобно утопающей хватала ртом воздух, пытаясь что-то сказать, но из груди вырывались лишь несвязные хрипы. Разорвав на ней рубаху, охотник с силой надавил на грудь девушки, переворачивая ее на бок; пенящийся алкоголь тонкой струйкой начал вытекать обратно, и, откашлявшись, она наконец-то смогла сделать некое подобие вздоха.

— Что это было? — проговорил он, поправляя ее растрепавшиеся волосы.

— Никогда до этого не пила, видимо, и начинать не стоило! Человеческая пища подобна яду. Очевидно, я не отношусь к тем немногим, которые могут принять ее в себя,— слегка похрипывая, прошептала она. — Спасибо!

— Пустое… никогда бы не подумал, что буду пытаться спасти жизнь вампира, — с легкой улыбкой отозвался охотник.

— А я, что позволю оборотню безнаказанно прикасаться ко мне, — в тон ему ответила Селин. Только сейчас Ван Хелсинг осознал, что нависает над девушкой подобно огромной тени, а их полуобнаженные тела соприкасаются друг с другом, рождая в сердцах недозволительные желания. Стыдливо прикрыв глаза, он уже собирался отстраниться, однако в этот момент она подалась вперед, коснувшись губами его щеки. Как оказалось, и этого невинного, но в тоже время призывающего к действиям жеста было достаточно, чтобы стереть все границы, которые охотник старался возвести между ними. Затуманенное алкоголем сознание уже не подчинялось доводам разума, а разгоряченное тело и возобладавшие в душе звериные инстинкты требовали немедленно унять зов плоти, сводивший с ума. Огонь от каждого прикосновения обжигал кожу, воспламеняя сердца: истерзанные и одинокие, но наконец сумевшие найти успокоение в жарких объятиях друг друга. Селин обвила его шею руками, сливаясь с ним в страстном поцелуе, на который он ответил с какой-то первобытной жадностью, не свойственной обыкновенному человеку. Этот момент близости уносил их обоих в царство безумного вожделения, где они, не страшась собственных желаний, могли выпустить на свободу неудержимую стихию, сокрытую в их душах.