— Надо было забрать лошадей у тех крестьян! Сейчас бы уже находились на подступах к Будапешту, а не месили грязь в этих болотах! Неужели ты не видишь, что мы ходим кругами? Я помню эту тропу, помню эти камни, а дальше будет узкий лаз, — пытаясь подавить гнев в голосе, проговорила Селин.

— Выходит, вампиры не только убивают людей, чтобы насытиться! Грабежом и мародерством тоже не брезгуете? Кто еще из нас животное?! — с усмешкой отозвался он, наградив ее уничижительным взглядом. — Лошади — единственное средство, помогающее им заработать на жизнь. Забери их, и они не дотянут до весны.

— Не все из нас убивают людей! Некоторые способны питаться, не забирая жизнь, другие же и вовсе обходятся кровью животных. А эти люди, раз забрались в такие дебри, едва ли переживут эту зиму. Эта епархия оборотней и то, что не забрали сегодня мы, завтра заберут они. Не сомневайся, кровавую дань собирают без опозданий и те, кто не могут оказать сопротивление, как правило становятся первыми жертвами.

— И все же не стоит примерять на себя роль Создателя и вершить людские судьбы! В этом мире мы всего лишь гости!

— Знаешь, когда есть столько способов умереть, не хотелось бы загнуться от банального холода! — проговорила она, приближаясь к нему.

— С каких пор вампиры восприимчивы к температуре? — поинтересовался он, хватаясь за возможность разузнать больше о природе своих врагов.

— Мы отличны от людей, но не столь кардинально. У нас тоже есть пределы, обычно они устанавливаются возрастом и силой породившего нас вампира, а так же клановыми особенностями. Холод ускоряет метаболизм, организм выделяет слишком много энергии на поддержание сил, но в случае отсутствия питания исход может быть фатальным. Я не настолько сильна, чтобы выносить это длительное время.

— Не слишком обнадеживающее начало! — осматриваясь, проговорил Ван Хелсинг.

— Не бойся, оборотни не входят в наш привычный рацион, — слегка оживившись, ответила она, скривив губы в обворожительной улыбке, которая, находись они в других обстоятельствах, неизменно бы осветила его душу, возвращая утраченные надежды.

— Я не боюсь. Природа страха такова, что мысли искажают действительность, но наша реальность представляет собой огненную пучину, в которой сгорают наши сердца. Мы, дети ночи — вечные изгои, обитающие в вечном мраке, и этот мрак вечен во времени. Ему нет ни конца, ни края, как и нашим никчемным жизням, утопающим в крови. Самое страшное с нами уже произошло, так что бояться уже нечего!

— Ты просто не можешь принять свою новую сущность, оттого бросаешься в крайности. Время меняет многое. Бессмертие — великий дар.

— Видимо, это общее заблуждение вампиров, которое подобные тебе получают с кровью создателя. Вечная жизнь привлекательна до тех пор, пока не поймешь простую истину: тебе предстоит провести ее в одиночестве. Вы не можете найти родственную душу, потому что вы похоронили свои собственные души — утопили их в крови, войне и ненависти, именно поэтому вы так жаждете создать себе компаньонов, но и они спустя годы уходят от вас, пытаясь скрасить эту пустоту, властвующую в ваших сердцах. Посмотри на себя, ты явно не похожа на ту женщину, в чьем сердце живет любовь. Тебя никто не ждет дома, твоя семья давно мертва, а все вокруг — лишь мертвые тени, не способные согреть ваши тела. Ты воин и живешь ради войны, но с какой целью она ведется? Кого ты защищаешь?

— Перестань! Зачем ты все это говоришь? — вскричала Селин, чувствуя, как перед глазами встает пелена кровавых слез. Его слова воскресили в ее душе воспоминания о погибшей семье. Отец, мать, сестры, будто наяву она видела их растерзанные тела, но в ту же секунду по сердцу разлилось приятное тепло, боль отступила, и ей на смену пришло умиротворение. Перед глазами проплывали тихие семейные ужины, ее радость в тот момент, когда, забыв про игры, она бежала в поля встречать отца, возвращавшегося с гор вместе с остальными каменщиками. Это была настоящая жизнь, наполненная радостью и семейным уютом. Это было настоящее счастье, которое осталось похоронено в веках. А что было у нее сейчас? Лишь злоба и месть, подобно тлеющему огоньку поддерживающие в ней жизнь.

— Я так говорю потому, что ты врешь даже себе! В твоих глазах нет счастья, нет любви, так скажи мне, ради чего ты живешь?

— Ради мести! Оборотни убили всю мою семью. Я поклялась, что пока дышит хотя бы один из них, я не смогу обрести покой!

— Должно быть, ты пашешь без выходных? — с легкой усмешкой произнес он.

— Ты находишь в этом что-то смешное? — прорычала она, выхватив из-за пояса небольшой серебряный кинжал. Однако охотник в тот же миг перехватил ее руку, завернув к лопатке так, что девушка была вынуждена прижаться к нему.

— Думаешь, что месть — это панацея? Око за око, жизнь за жизнь? Нет! Это болезнь, это ложь, которой ты себя окружила. Месть порождает лишь месть — это замкнутый круг. Она только растравляет твои раны, не дает им зажить, отравляет своим ядом и туманит разум. Хочешь воевать? А ради чего? Не будь оружием тех, кто твоими руками вершит чужие судьбы.

Глядя сейчас в пылающие гневом глаза вампирши, Ван Хелсинг не мог удержаться от проведения некой параллели между двумя женщинами, избравшими путь мести. Анна и Селин были не только поразительно похожи внешне, в их сердцах горел тот безудержный огонь, способный пробудить страсть в каждом мужчине, но по иронии судьбы они избрали путь мести и их цветущие жизни забрали бессмертные, сделав их оружием в своих нескончаемых интригах. Они обе избрали неверные мотивы, чтобы достигнуть желаемого, и ненависть их поглотила — лишила жизни, смерти и мечты. Она забрала их души, наполнив сердца злобой. Но разве был у них иной выбор? Как ни пытался он прокрутить в своей голове разные варианты развития событий, итог был всегда один — смерть или бессмертие. Как ни старался, но он не мог найти в их судьбе место для обычной человеческой жизни, для счастья — это был их крест, который их хрупкие плечи вынуждены нести до скончания веков.

— А как же ты? Что насчет твоего прошлого? Твои портреты висят по всей Европе! Одни говорят, что ты убийца, другие готовы канонизировать твой лик! Но кто на самом деле прячется за этой маской? Разве ты не являешься бездушным орудием в руках Церкви? Разве ты чем-то отличаешься от меня? В твоих глазах тоже нет счастья! Ради чего сражаешься ты?

— Ответ на этот вопрос затаён в моем прошлом, которое, увы, сокрыто! — ослабляя хватку, проговорил он.

— Я не понимаю… — процедила Селин, потирая запястья.

— Несколько лет назад меня нашли на пороге собора Святого Петра. Без воспоминаний, без прошлого, без цели и без жизни. У меня было только имя, выгравированное на медальоне, сказать по правде, только оно у меня и осталось. Монахи увидели в этом знак Божий, а мне необходимо было где-то жить. Так началось мое сотрудничество с Ватиканом, таким оно и было до тех пор, пока я не прибыл в Трансильванию.

— А что изменилось сейчас? — поинтересовалась она, поравнявшись с охотником, который, будто не замечая дождя хлеставшего его по щекам, сквозь дебри пробирался вперед, свернув с тропы.

— Скорее всего — я. Какой-то внутренний голос говорит мне о том, что мое прошлое зарыто где-то здесь. Лежит и ждет, пока его откопают.

— Но прежде чем копать, необходимо определиться с местом раскопок, — в тон ему ответила Селин.

— Это подобно поиску клада. Никогда не узнаешь, где он таится, пока не соберешь все ключи. К несчастью, у меня есть только один, — проговорил Ван Хелсинг, показывая ей кольцо. В тусклом свете, озарявшем округу, перстень с изображением дракона засиял всеми своими гранями, будто сам являлся источником света.

— О, Господи! Откуда он у тебя? — проговорила девушка, перехватив его ладонь.

— Он был со мной с того самого дня, как меня нашли! Ты знаешь, что это?

— Это фамильная драгоценность. Пропавший перстень правителей Трансильвании и Валахии. Родоначальники их рода были членами древнего рыцарского ордена, ордена Дракона, именно это создание они поместили на свой герб, как знак величия и мощи. Но кольцо пропало столетия назад при трагических обстоятельствах, а последним его хранителем был… — она замешкалась, очевидно, пытаясь найти объяснение этому феномену, но мысли путались у нее в голове, рождая предположения одно нереальнее другого.