— Сир, я хотела поговорить с вами.
— Думаю, наш разговор можно отложить на более удобные часы.
— Да, но я обращаюсь к императору как императрица и по делам, имеющим, не сомневаюсь, государственное значение.
— Вы шутите, Мария Фёдоровна. Вы и государственные дела! Как-то одно не вяжется с другим. Да вы никогда ими и не интересовались.
— Интересоваться было бесполезно, когда мы с вами, сир, были от них отстранены. Но я всегда думала о том, какую роль могла бы играть в качестве царствующей особы.
— Вы раскрываете для меня совершенно неожиданную сторону вашего характера, моя уважаемая супруга, и тем не менее давайте отложим изложение ваших планов на время вечернего чая или по крайней мере ужина в кругу семьи.
— Но я бы не хотела посвящать в мои замыслы даже членов семьи, сир. Вряд ли они сразу сумеют их понять. К тому же к членам семьи непременно присоединятся придворные чины. Вы теперь ни минуты не проводите без них.
— К этому обязывает меня мой сан. Но вы меня сумели заинтриговать, и, если ваши соображения не займут много времени, я слушаю вас очень внимательно. Вы готовы к разговору именно сейчас?
— Я была к нему готова в любое время и уже давно, сир. Двенадцатого ноября прошлого года вы изволили назначить меня начальствовать над Воспитательным обществом благородных девиц.
— И что же, вы недовольны своими обязанностями или они представляются вам слишком обременительными?
— Ни в коем случае, сир, я готова всю себя посвятить этому благородному делу, уже познакомилась с постановкой дела в Смольном институте и безусловно не согласна со многими из установлений покойной императрицы. Прежде всего меня возмущает привитый там дух вольтерьянства.
— Даже так! Это не кажется мне соответствующим действительности. Да и каким образом подобный дух мог быть допущен в стенах института?
— Мне не так трудно представить вам это обстоятельство, сир. Дворянки и мещанские девушки в одном институте, буквально под одной крышей — разве одного этого недостаточно?
— Что значит в одних стенах? В классах? С общими воспитателями?
— Конечно, нет. Но их объединяют стены Смольного монастыря. Они встречаются каждый день в церкви. Постоянно наблюдают друг друга.
— Насколько мне известно, пребывание в институте не связано монастырским уставом, так что ежедневное пребывание на богослужениях там просто не принято, и это мне представляется вполне разумным. Императрица обсуждала с Дидеротом воспитание новой породы людей — отсюда подобное столь не нравящееся вам новшество.
— Вот именно новой породы, сир. Но на это имеет право один Господь. Он создаёт человека таким, какой он есть, и не дело людей вмешиваться в его предопределения.
— Вы не сильны в философии, ваше величество.
— О, поверьте, сир, моих познаний достаточно, чтобы организовать процесс воспитания детей, тем более из благородных семей. Что же касается мещанского сословия, увольте — я не стану им заниматься. Да и государство, и вы, сир, не можете быть в нём заинтересованы.
— Напротив. Это воспитательницы и родительницы моих подданных. От их первых уроков зависит выбор правильного нравственного пути будущих солдат, ремесленников, просто граждан российских.
— Ваше величество, помните ли вы моё стихотворение «Философия женщин»? Оно не вызывало у вас, помнится, ни возражений, ни иронических замечаний.
— «Философия женщин»? Стихотворение?
— Да. На французском языке. С вашего позволения, я напомню вам несколько его строк:
Нехорошо, по многим причинам,
Чтобы женщина приобретала
Слишком обширные познания.
Воспитывать в добрых нравах детей,
Вести хозяйство, иметь наблюдение за прислугой,
Блюсти в расходах бережливость, —
Вот в чём должно состоять её учение и философия.
— Итак, это ваше кредо! Вот только просветите меня, откуда вы сумели здесь сделать подобные выводы? Ни одно из требований вашего стихотворения вы сами не удовлетворяли в жизни. Это программа для мещан, для буржуа, но она выглядит крайне наивно для людей высшего круга. Разве вы сами умеете следить за прислугой — вы даже не знаете, сколько её во дворце. А уж что касается бережливости и расходов, то пока они навязывались вам покойной императрицей. Посмотрим, какими окажутся потребности ваши как венценосной особы.
— Вы недовольны моими соображениями, сир, а я думала...
— Я не собираюсь вступать в обсуждения. Число мещанских девушек в Смольном останется неизменным. Мы с Катериной Ивановной достаточно подробно это обстоятельство анализировали ещё в былые годы.
— Ах, так это, значит, мнение Катерины Ивановны, как всегда...
— Давайте прекратим эти нескончаемые обсуждения слов и поступков Катерины Ивановны. Я имею в её лице преданного и разумного друга — этим всё сказано.
— Сир, простите мою настойчивость, но я не могу согласиться с возрастом принимаемых в институт девочек. Пять лет! В такое раннее время вырывать их из домашнего круга, от тепла семейного очага — мне невыносима сама эта мысль.
— Этот очаг не всегда дарил им тепло, а бедность часто делала домашний круг, о котором вы так высокопарно говорите, темницей, вырваться из которой становилось настоящим счастьем.
— Вы имеете в виду детство Катерины Ивановны, сир?
— Катерина Ивановна знала в детстве стеснённые материальные обстоятельства, но никак не нужду. Вы и здесь не можете удержаться от злопыхательства, Мария Фёдоровна. Не секрет, что о будущем Катерины Ивановны позаботился Потёмкин-Таврический. Её отец имел также поддержку Ивана Ивановича Бецкого. Речь шла о хорошем воспитании, просвещении и тех перспективах, которые открывала близость к императорскому двору.
— Как вы решительно становитесь на защиту моей бывшей фрейлины, сир. И как много знаете об её обстоятельствах. Я рада, что вашего рассказа не слышит никто из посторонних, иначе вывод был бы в высшей степени сомнительным.
— И это та тема, ради которой вы решили отнять моё время, несмотря на моё предупреждение о моей занятости?
— Конечно, нет, сир. Это вы сами спровоцировали мою неблагоприятную для этой особы сомнительного кондуита реакцию.
— Препирательства с императором? Я положу этому конец раз и навсегда. Кутайсов! Ты здесь, Кутайсов? Немедленно пошли за её превосходительством Катериной Ивановной Нелидовой. Скажи, что мне необходимо с ней обсудить дела Смольного института. Если у её превосходительства есть время, то хоть сейчас. Прощайте, императрица. Мы встретимся с вами за вечерним чаем. Там будет достаточно много приглашённых, так что позаботьтесь об угощении.
* * *
Надо было после глубокого поклона опуститься на одно колено и в этом положении запечатлеть долгий поцелуй на руке императора /что особенно рекомендовалось/, затем повторить ту же процедуру в отношении императрицы и уже потом отступить назад, не поворачиваясь спиной, что заставляло наступать на ноги тем, кто шёл на твоё место, вызывая неизбежную неловкость, несмотря на все усилия церемониймейстера.
Князь Адам Чарторыйский. 1800.
Император Павел I, И.П. Кутайсов, императрица Мария Фёдоровна
— Запомни, Кутайсов, церемониал, прежде всего церемониал, который и должен сразу же отделить царствующую особу от придворных. Церемониала не может быть мало, и его следует разработать во всех мелочах, чтобы люди не путались и не создавали ненужного смятения. Кроме того, нам легче будут отличить подлинных верноподданных от тех, кто попытается ими выглядеть. Имей в виду: мы избавимся ото всего придворного штата покойной императрицы.