- Мы скоро улетаем из Ваенги. Монморанси лучше будет с вами.
Хоу отдал петлю поводка.
Сафонов крепко пожал руку англичанину.
Глава пятая. Командир полка
Зима для Евгении сложилась на удивление спокойно. В "Харрикейнах" замёрзла гидравлика, и командир смешанного авиационного полка оказался прикованным к земле. Он буквально дневал и ночевал на службе, тем более в Заполярье слово "день" носило довольно условный характер. Но сам не летал и не рисковал, занимаясь обеспечением бомбардировщиков-торпедоносцев.
Евгения тоже не сидела сложа руки - она была фельдшером. Ранения, травмы, обморожения... Иногда лётчик сажал свою машину такой искалеченный, что диву давались - как он не умер в воздухе. Порой лишь пилот оставался живым, тела штурмана, радиста и хвостового стрелка успевали задубеть на морозе. Их с трудом вытаскивали из самолёта.
К весне союзники прислали новые истребители - американские "Томагавки" и "Киттихоки".
- Сегодня погода... Летите?
Сафонов повязал тёплый английский шарф. В военное время здесь никто не относился строго к соблюдению формы.
Обнял жену.
- Как прикажут. Игорёк ещё кашляет?
Сына он практически не видел.
- Меньше, но... Боюсь, ещё одна зима на Севере его доконает.
- Ну, ничего. Немца от Москвы отбросили. Чуть потеплеет - езжайте к моим в Тулу.
- Поверить не могу... Мой Борька - командир полка. И как тебе?
Она была готова болтать с ним о чём угодно - вот так, одетым, на пороге квартиры. И в Ваенге редко видятся, а если уехать на Большую землю...
- Хреново. Что без патронов перед двумя "Мессерами". А своим слабака показать не могу, ни Алёшке-раздолбаю, ни остальным... Одно дело самому или, там, эскадрилья... Да и на аэродроме хлопот полон рот, каких раньше не знал.
- То есть больше командовать - меньше летать?
- Нет, Женечка. Только личным примером.
- Опять...
- Не волнуйся за меня. Я обязательно вернусь.
- Па-апка!
Разбуженный разговором, в прихожую влетел Игорь. В руке сжимал маленький краснозвёздный самолёт - он и спал с ним.
Отец подбросил сынишку над головой, очень аккуратно, чтоб не задеть близкие стены. Война зачастую отнимает не только жизнь целиком, но и отдельные, чрезвычайно важные куски жизни - часы, что мог бы уделить сыну, Сафонов проводил за совещаниями, разносом нерадивых подчинённых, "выбиванием" топлива, боеприпасов, запчастей, за отписками и приписками, тысячью других дел. Что поделаешь - служба.
Прокрутившись полдня, он смог присесть единственный раз - у стойки шасси "Киттихока". Кухаренко, пилот этого истребителя, ходил смурной, и комполка безошибочно догадался о причине хандры.
- Так что Мира? Успокоилась?
Алексей привычно достал курево.
- Плохо. Сама не своя. Никого к себе не подпускает, только псину его тискает.
В ожидании следующей операции союзников московское начальство распорядилось остаться ей в Ваенге. Последние пару месяцев Сафонов не видел Миру, документы на перевод Кухаренко охотно таскал ей в казарму.
- Так что духи и помада...
Лётчик сердито шлёпнул ладонью по обтекателю.
- Чушь это всё. И я ерунду порол. Выходит - правда она его любила.
Сафонов больше думал о своём.
- Вот бабья доля, если твой мужик - истребитель. Меня жена на аэродром провожает и всё смотрит от двери, будто видит в последний раз. Потом ахает - прилетел-таки.
Он вытащил семейное фото с улыбающимися лицами Жени и Игоря.
- ...У неё ребёнок будет.
Командир догадался, что упустил нечто важное из монолога Кухаренко.
- У кого? Чей ребёнок?
- У Миры. От Смита.
- Вот те раз... Ничего. В войну часто бабы с детьми остаются без мужиков.
- Она не останется. Я предложил байстрюка признать. Как родится.
- Согласилась?
Кухаренко чертыхнулся.
- Нет пока.
- Не мудрено, если её ребёнка заранее байстрюком зовёшь.
- Ну да... С бабами трудно. С "Мессерами" и то проще...
Свою проблему Сафонов решил просто - в апреле отправил Евгеню с сыном к матери, после окончательно переселился в казарму, чтоб не видеть пустой квартиры.
Теперь летали часто. Тяжёлые американские истребители позволяли уходить далеко в море на прикрытие союзных конвоев.
30 мая 1942 года Кухаренко, следуя ведомым, увидел дым из-под капота машины Сафонова.
- Девятый! У тебя мотор дымит! Возвращаемся?
- Отставить. "Юнкерсы" над конвоем. Атакуем!
Очередь хвостового стрелка пронзила и без того "больной" мотор. Пули прошили алюминий блока цилиндров, разорвали проводку, топливные магистрали... Самолёт отвесно устремился к воде.
- Борис! Прыгай! Пры-ы-гай!!
Отчаянный вопль Кухаренко в эфире услышали на советском эсминце, что шёл в составе конвоя. Капитан запросил у командующего эскортом дозволения идти на поиски Сафонова. Англичанин отказал.
Всех этих деталей Евгения, конечно, не знала. Ей сообщили только главное.
Был яркий июньский день. В небе над Тулой безмятёжно светило солнце. Игорёк носился вокруг обеденного стола.
- Мама! А когда папка прилетит... А почему ты плачешь?
Ей не хватило сил на ложь. Упав на колени, женщина прижала сына к себе.
- Не прилетит твой папка... Фашисты его убили.
Игорь всхлипнул, но каким-то чудом сдержал слёзы.
- Вырасту - сам убью их всех.
Маленькая ручка сжала деревянный краснозвёздный самолётик, выструганный отцом в далёкой Ваенге.
От автора
Повесть основана на реальных событиях, пусть и без документальной точности.
За два месяца боевых действий над Кольским полуостровом британские истребители заявили о тринадцати воздушных победах. Впоследствии подтвердилось двенадцать. Это - уникальное для того времени достижение результативности и, конечно, честности в отчётах.
Из побед Бориса Сафонова (лично и в группе) данными противника подтверждается не менее семнадцати. Из числа "Юнкерсов", атаковавших союзный конвой у входа в Кольский залив 30 мая, два не вернулись на базу, один из них или даже оба уничтожил Сафонов в последнем бою - на истребителе с неисправным двигателем.
Рамсботтом-Ишервуд, "Вэг" Хоу и ещё два британских лётчика были награждены Орденом Ленина, Сафонов и Кухаренко - крестом "За выдающиеся лётные заслуги" Британской Империи.
В память о выдающемся лётчике посёлок и военный аэродром Ваенга переименован в Сафоново, в наше время это часть города Североморска Российской Федерации.
