Вечером красным соколам предстоял разбор дневных полётов у командира полка, не менее подробный разбор позднее устроила супруга.
- Боря, это правда?
Сговорились они с Кузнецовым, что ли? Обвиняют, но не скажут - в чём. Капитан стянул лётную куртку и шлемофон.
- Правда, что я устал и есть хочу.
Евгения раздражённо налила суп в миску.
- Не отводи глаза! Мне Варька из штаба шепнула... Про англичан. И что тебя ставят на комполка. Ну зачем тебе это? С эскадрильей не всегда ладишь, Кухаренко от рук отбился, тоже мне - дружок...
- Бабское радио, вашу мать! - в сердцах выругался Борис и прижал ладонь к губам - не услышал ли Игорь. - Ты что, мне Особый отдел дома устраиваешь? Да вас самих за военную тайну...
- Не переводи разговор! Ты - первоклассный лётчик, но не пастух англичанам. На тебя ж вся страна смотреть будет.
Пока на него смотрел только товарищ Сталин, чей портрет из журнальной вырезки был единственным украшением кухни в крохотной квартирке длинного двухэтажного дома для офицерских семей.
- Пусть. Всё нормально.
- Нормально?! А что раньше говорил? Если к нам сунутся, мы за неделю любого выгоним! Что за красным военлётом будешь как за каменной стеной. Вон сколько гибнет, конца-края не видно. Каждый вылет... я до вечера не знаю - вдова или ещё нет...
- Не смей! Идёт война. Я там, где нужнее. И точка.
Взаимоотношения красного сокола Кухаренко и его новой знакомой были далеки от стадии, когда мужчина и женщина предъявляют друг другу претензии. К концу следующего дня он внезапно пропал с лётного поля и столь же неожиданно объявился с микроскопическими синими цветочками из растущих в августовской тундре.
- Так мило... Неужели вы - романтик, товарищ Алексей?
- Все лётчики - романтики. Только мой командир умело это скрывает. Позвольте, дорогая Мира, эскортировать вас до разворота на глиссаду у вашего аэродрома.
- Хотите проводить меня? Так и говорите! Я из всего вашего лётчицкого только одно знаю - от винта.
Девушка привычным движением поправила тёмную упрямую прядь, выбившуюся из-под беретки. Её тёмно-карие глазки глядели насмешливо и оценивающе.
- Ну, если девушка говорит военлёту эти слова на свидании, он - в штопоре! Вашу ручку, товарищ Мира...
У казармы, где крайние комнаты отводились для командировочных, Кухаренко снова задержал её пальцы в своих ладонях. Она отмеряла точно рассчитанную паузу, потом гневно вырвалась.
- Комсомолец Кухаренко, вы что себе позволяете? Вот я генералу пожалуюсь!
- Хоть товарищу Сталину! Ни один истребитель не знает, вернётся ли завтра с задания... Летаем на смерть! Поэтому на земле не теряем времени.
Он быстро чмокнул Миру в лоб и убежал, чтоб не получить нагоняй. Но недалеко. Под соснами Алексей натолкнулся на задумчиво курящего Сафонова.
- Сбавь обороты, заполярный Дон Жуан.
- Зачем? - легкомысленно отозвался тот. - Мотор прогрет, выруливаю на взлёт...
- Батя ясно дал понять: девочка из верхов, образцово-выдержанная. Кого, как ты думаешь, приставили следить за британцами?
- Особистов?
- Те двое, что с генералом, да, из Особого отдела фронта. А Мира... Боюсь, этого даже Кузнецов не знает. Так что держи язык на привязи, а штаны застёгнутыми. Понял?
- Да чё уж там...
Сафонов выбросил окурок.
- Лёха, лучше скажи, мне что делать? Я - командир истребительного полка. В нём ни одного лётчика и самолёта, а результат завтра потребуют.
- Да ничего не делать. Воевать. За баб и детей, за тех, кто остался под немцем. А как прилетят англичане - будет видно. У тебя никто...
- Никто. Родители Жени уехали из Витебска до немцев, мои под Тулой. Но столько народу... Леша, я ведь многих знал, кто не успел сбежать. Там теперь фрицы!
Кухаренко посерьёзнел. Радость от знакомства с Мирой спряталась на второй план. Он болтал с ней о краткости жизни лётчика, но это не шутки - это правда. Пока идёт война, по-настоящему радоваться невозможно.
Глава третья. Саджент Смит
Кокпит истребителя Hurricane MkIIB, наверно, самый неудобный учебный класс на Земле. Но другого не было. Кухаренко уселся в пилотское кресло. Его ошалелый взгляд пробежался по множеству приборов с надписями на непонятном языке. Поверх английских букв сиротливо белели три бумажки с переводом их тарабарщины на русский - "высота", "скорость", "тангаж", одна отвалилась от залетевшего порыва ветра.
Сержант Смит, британский лётчик из состава 151-го крыла Королевских военно-воздушных сил, монотонно бубнил:
- Харрикейн набирает пятнадцать тысяч футов за шесть минут и разгоняется до трёхсот двенадцати миль в час...
Мира синхронно переводила.
Сафонов мысленно пересчитал в привычные величины.
- Примерно 500 километров в час... Прожорливый, небось. Сколько у него ёмкость баков?
Он говорил медленно, отрывистыми фразами, чтоб не усложнять Мире работу.
- Девяносто один галлон, - ответил сержант, демонстрируя изумительную память на цифры. - Запас топлива обеспечивает боевой радиус до шестисот миль. С полной заправкой взлётный вес составляет семь с половиной тысяч фунтов.
Кухаренко перебил, не дослушав перевод до конца.
- Задрало... Придумали тоже - мили, галлоны, фунты... Нет, чтоб как у людей.
Смит не понял смысла, но уловил неприязнь в интонации.
- Что он сказал? Что ему непонятно? Этот русский не знает галлоны и мили?
Алексея трудно было остановить.
- Невозможно это - сколько ихних галлонов он сожрёт, чтоб мессера догнать... И догонит ли вообще?
В голосе сержанта зазвенел металл.
- Мира, вы здесь единственный образованный человек. Объясните ему.
- Алексей, это же очень просто. В одной миле тысяча шестьсот метров. Помечайте прямо на приборе...
Карандаш не оставил на стекле ни следа.
Она потянулась к приборной доске с помадой, попыталась чёркнуть остатком. Снова вмешался Смит.
- Возьмите!
Он протянул цилиндрик помады, Мира с благодарностью взяла. По окончании урока помада осталась у переводчицы, и не нужно было иметь талант ясновидящего, чтоб угадать - какой оттенок примут завтра её губы.
Вечером они возвращались в военный городок впятером - трое советских и два англичанина. На фоне двух лётчиков-североморцев Смит смотрелся карикатурно мелким - едва выше Миры. Было заметно, что два коротышки 151-го крыла, он и флай-саджент Хоу по кличке "Вэг", обычно стараются держаться вместе.
На коротком поводке, выдёргивая лапы из грязи, трусил Монморанси - спаниель Смита.
Кухаренко примолк, о чём-то сосредоточенно раздумывая. В присутствии англичан он почему-то стеснялся заигрывать с Мирой. Сафонов, напротив, дружелюбно беседовал через переводчицу.
- Вы так привязаны к своей собаке, сержант.
Британский лётчик потрепал пса за ухом.
- Да. Он помог найти мою сестру под развалинами Ковентри. Здесь он мне как талисман, в чужой стране. Капитан, мы совсем другими представляли вас.
- А теперь?
- Всё изменилось. Год с капитуляции Франции мы воевали с гуннами в одиночку. Теперь мы не одни!
- Да, сержант, теперь мы вместе, - он вытащил блокнот с записями и с усилием произнёс: - Ви а тугеза.
- Фрицам аллес капут! - проснулся Кухаренко.
- Ты б лучше английский учил, Алексей. В бою как с ними разговаривать будешь? И где твоя тетрадка? - почувствовав, что её вопрос повис в воздухе, Мира вытащила из сумки потрёпанную книжку. - Бери учебник, раз у тебя до сих пор нет конспекта.
Массивное двухэтажное здание, служившее казармой британскому крылу, располагалось рядом с временным пристанищем Миры. Как-то само собой получилось, что московская барышня и оба англичанина свернули туда, а Кухаренко замешкался, открыв подарок Миры.
- Ландан из зэ кэпитэл оф Грэйт Брытн. Айм он дъюты тудэй. Ез ыт ыз. Рязань, твою душу...
Со стороны "Кремля", так иностранцы окрестили свою обитель, донеслись голоса Миры и Смита.
