В те годы в Окнице построили церковь. Выступающая над всеми зданиями вокруг станционного вокзала, колокольня ее была самой высокой в округе. Оставалось водрузить крест. Вызвавшиеся двое братьев родом из Наславчи, неоднократно водружавшие кресты на построенные храмы, на середине подъема неожиданно спустились вниз, сославшись на тяжесть кованого креста. Церковь стояла без креста несколько недель.
Кто-то из прихожан, переселившихся из Гырбово в Окницу, вспомнил о Ковале. Староста церкви нанял бричку и поехал в Елизаветовку. Привезенный им Коваль долго ходил вокруг церкви, шевеля губами. Обвязавшись веревками, не спеша поднимался Коваль по почти отвесному куполу. Добравшись до макушки, закрепил обе веревки за выступающий кронштейн.
Длинную веревку сбросил вниз. К ней и привязали тяжелый крест. Подняв крест на весу, долго отдыхал. От нечеловеческого напряжения дрожь охватила все тело. Отдохнув, закрепил крест на один болт. Снова отдых. Вывернув крест до вертикального положения, Коваль осторожно вставил болт в совпавшие отверстия. Когда начал закручивать, сорвалась и улетела вниз гайка. Ударившись об жестяную крышу, отпрыгнула далеко в заросли бурьяна. Искали долго.
Коваль, сбросивший конец веревки для подъема гайки, отдыхал, обняв крест. Найденную гайку привязали веревкой. Подняв ее, Коваль бережно закрутил. Потом затянул оба болта. Спускаться было немного легче. Страховался веревками, перекинутыми вокруг основания креста. Достигнув земли, бессильно опустился на траву. Веревку освободили уже другие. Домой везли его в той же бричке. Свободная половина ее была заполнена подношениями прихожан.
Я учился в четвертом классе, когда услышал рассказ о Ковале из уст мамы. Перед закатом с Куболты возвращались повозки с женщинами, работавшими в поле. Внезапно лошади понесли переднюю повозку. Даже по селу слышался крик обезумевших от страха женщин. Стали выбрасывать на обочину острые сапы. От натяжения лопнули вожжи.
Коваль увидел мчащихся лошадей случайно. Выскочив, он встал посередине дороги, подняв правую руку. А лошади несли, не видя ничего вокруг. Казалось, вот-вот сомнут Коваля. За несколько метров Коваль бросился вперед с громким криком. Лошади внезапно замедлили бег. Подхватив дышло, Коваль поднял конец его вверх. Лошади застыли на месте, как вкопанные. Из остановившейся телеги посыпались в разные стороны перепуганные женщины.
Осенью сорок шестого, после того, как крестьяне убрали небогатый урожай, в селе организовали первый в правобережной Молдавии колхоз. Обобществили землю, сельхозинвентарь, лошадей. Решением общего собрания колхоз назвали "Большевик". В сорок седьмом, после бессонных ночей и тяжелых раздумий, на пике голодовки, Коваль сказал своему соседу и куму Бенге Сергею:
- Кум, как люди, так и я. Завтра иду вступать в колхоз.
Вначале все кузнечные работы в колхозе выполнял дома, в бордее. В сорок седьмом построили деревянный, стоящий и поныне, большой деревянный склад. Затем возвели здание конюшни, а по другую сторону дороги выросли два сарая под красной черепицей. Крайнее от дороги здание отвели под кузницу.
С нелегким сердцем разбирал Коваль свою кузницу, увязывал купленный и самодельный кузнечный инвентарь. Мех, наковальню, ручной сверлильный станок и весь остальной кузнечный скарб помог грузить на телегу кум Сергей. Он же, уже работавший в колхозе ездовым, и отвез все имущество в новую кузницу.
Коваль тяжело шагал рядом, держась за люшню телеги. ( Люшня - дугообразный упор на телеге, укрепленный нижней частью на оси ступицы, верней через рычаг к кузову и являющийся прототипом реактивной тяги автомобиля).
Шли годы. Я уже учился в медицинском институте. Летние каникулы проводил, как правило, в селе. Нет-нет, да и тянуло меня как магнитом в места моего детства. Кузницу перевели поближе к селу, на территорию вновь построенной тракторной бригады. Войдя, я, прежде всего, втягивал в себя кузнечный воздух, так знакомый с детства.
К сверлильному станку уже был приспособлен электромотор. Появилась электродрель, которую берегли, как зеницу ока. Рядом с кузницей уже работал сварочный цех. А в крайнем помещении разместили доселе невиданный в селе токарный станок.
Если раньше ось телеги отковывалась двумя кузнецами в течение целого дня, то сейчас с помощью токарного станка и электросварки ось была готова к установке за полтора-два часа. Стареющий Коваль ревниво осматривал готовый узел и, не найдя изъянов, тихо и недовольно ворчал. Воздух в горн вместо меха подавал вентилятор. Заслонкой можно было регулировать подачу воздуха в любых пределах. Но Коваль снова недовольно что-то бурчал себе под нос.
Молодые механизаторы весело переглядывались, когда Коваль, сетуя на какую-либо неудачу, утверждал, что воздух, подаваемый мехом по качеству значительно лучше, чем от вентилятора, установленного за стенами кузницы. Семидесятипятилетний Коваль все чаще чувствовал себя ненужным. На ключевых работах все чаще обходились без него.
Все чаще становились ненужными когда-то ценные его советы. Когда-то ювелирную пайку кастрюль и восстановление эмали быстрее и качественнее делал совсем молодой сварщик Фанасик. Коваль придирчиво осматривал работу, выполненную с помощью недавно установленной газосварки и, молча, ставил кастрюлю на место.
Коваль продолжал регулярно ходить на работу. Не привыкший сидеть, сложа руки, тяжело переживал частое вынужденное сиденье без любимого ремесла. Но Коваля понимали многие механизаторы, жалея его. Подходили к нему, сидящему у дверей кузницы, спрашивали о вещах, уже давно им известных. Коваль в такие минуты оживлялся, чувствуя себя по-прежнему нужным.
Коваля оживлял приход односельчан, просивших отремонтировать жестяную лейку, починить кран, отковать засов, либо кольца для амбарного замка. Денег он никогда не брал. Все чаще приносили самогон, выгнанный из сахара, все реже приносили свекломицин. Так в селе называли самогон, полученный из перебродившей сахарной свеклы. Выпив стопку, Коваль убеждал, что самогон, выгнанный из свеклы, содержит гораздо больше полезных витаминов.
С работы подвыпивший Коваль шел тяжелой, но устойчивой походкой. Его никогда не шатало. По количеству выпитых стопок судили по его шагам. Выпивший, он печатал шаг, каждый раз как бы притаптывая только-что посеянную в рыхлую землю морковь.
Периодически его зазывали в какой-либо двор, хозяину которого Коваль недавно помог. Однажды пригласил его и мой отец, которому Коваль принес запаянную трубку из луженной жести для наполнения колбас с помощью мясорубки. Выпив чарку и, лишь слегка закусив кусочком хлеба с тонким ломтиком сала, Коваль безошибочно определил:
- Из сахара. Вместо дрожжей - томатная паста.
Попросив у подошедшего к отцу соседа Николая Гусакова сигарету, зажег ее и, держа между большим и указательным пальцем, набрал в рот дым и, не затягиваясь, выпустил его. Потом добавил:
- Отличная горилка.
Отец воспринял похвалу, как деликатную и завуалированную просьбу налить еще. Он взял бутылку. Но Коваль решительно перевернул свою стопку дном вверх.
- Спасибо. Хватит! Я еще должен занести Мирону кольца под замок, а потом Галану нож для срезания вощины. А после до моей Каси я должен дойти в аккурат.
Таким он был. После восьмидесяти лет сам перестал ходить на работу. Стала сильно болеть и сохнуть левая нога. Передвигаться становилось все труднее. Из кузницы, где большая часть инструментов когда-то была его собственностью, не взял ничего. В восемьдесят седьмом, в возрасте девяносто трех лет Коваля не стало. Ровно через год покинула этот мир и его любимая и преданная Кася.
Навыки, наработанные у Коваля, сделали мою мятежную жизнь еще более полной, беспокойной и контрастной. Я оборудовал неплохую, по сегодняшним меркам, свою домашнюю мастерскую. У меня сверлильный, токарный, резьбонарезной станки. Год назад закончил самодельный плоскошлифовальный станок. Различные точила, дрели, тиски и широкий выбор инструментария. Электро- и газосварка.
