— Что за херня происходит? Что за херня происходит? — шептала я снова и снова.

Я бросила нож на свою кровать и схватила зимний пейзаж, висящий на стене напротив изголовья моей кровати: зимний пейзаж, который мы с Райаном нарисовали в ноябре. Была моя очередь держать у себя картину, и я повесила ее там, где смогу видеть ее, просыпаясь, каждое утро. Я бросила картину на пол и взяла нож, рассматривая цвета нашей картины и решая, как лучше всего искалечить их. Я плакала в истерике, рвала и рубила холст, пока моя мама не пришла домой, и, бросившись наверх, не выхватила нож из моих рук.

***

Больше девочек. Они пришли из ниоткуда. Я оставалась прикованной к телевизору, и родители заволновались. Я смотрела слишком много новостей. Я была одержима ими, и это ненормально, — так они сказали. Я игнорировала их. Я игнорировала все. Мою школьную работу. Грэтхен навещала меня почти ежедневно и отбирала пульт от телевизора, когда могла. Еду, сон, живопись. Все это. Я игнорировала свою жизнь в пользу того, чтобы сидеть день за днем, и наблюдать истории появления жертвы за жертвой.

Против Райана не выдвинули обвинения ни в одном другом деле, кроме дела Люси. Я узнала о его соучастии через пару недель после того, как закончила школу. Каким-то образом я умудрилась закончить ее с приличными оценками, хотя очень мало готовилась к выпускным экзаменам. Я сдавала их в не учебное время, поэтому мне не пришлось встречаться с другими учениками.

Райан несколько раз пытался связаться со мной. Он не переставая звонил мне, оставлял сообщения, но я так и не перезвонила. Он два раза приходил ко мне домой, только отец по моей просьбе отправлял его назад. Я не могла смотреть ему в глаза. Было слишком много боли, которую я не могла вынести. Я думала, что это даже хуже, чем боль и унижение, которые я испытывала из-за нападения на меня.

Люси пришла ко мне одним летним воскресным вечером, потому что я отказывалась говорить с ней по телефону. Я не злилась на нее, я просто злилась в целом. Я не хотела, чтобы ситуация с Райаном оказалась правдой, а если я не буду говорить с ней, мне не придется узнать об этом.

— Это странно и удивительно, правда? Что эти парни в тюрьме, — сказала Люси, садясь напротив меня в папино кресло.

Я кивнула.

Кэл, Тим и Паркер признали себя виновными в ряде изнасилований. Они заключили сделку по каждому делу, чтобы избежать суда присяжных и исключить возможность получить максимальное наказание. Мне не пришлось давать показания в суде. Мне даже не пришлось присутствовать на предварительном заседании. Меня не вызывали в суд, судья запросил, чтобы я предоставила письменные показания о нападении на меня. Сначала я думала, что хочу посмотреть в лицо нападавшим на слушании — что я должна хотеть пойти насладиться их страданиями и страхом, но я осознала, что сила не в этом. Быть сильной для меня значило не уделять им больше моего времени. Мне не нужно видеть их слез. Мне даже не нужно слышать о них от моего адвоката, но она все равно все мне рассказала, считая, что эти новости принесут мне некоторое удовлетворение.

Парни приняли условия сделки о признании вины, которую составляли мой адвокат и адвокат защиты. Их приговор за нападение на меня был самым жестким, так как они были обвинены как взрослые, но все могло быть гораздо хуже, если бы они выбрали суд присяжных. Они знали, улики против них, так что приняли предложение: виновны в похищении и изнасиловании первой степени, каждый из них будет отбывать наказание в течение пятнадцати лет без права на досрочное освобождение. Это предложение не включало года, которое они получили за другие правонарушения. Они будут находиться в тюрьме на протяжении десятилетий.

— Райан рассказал мне, что случилось, — начала Люси. Она осторожно посмотрела на меня. — Он был там той ночью. Ему было четырнадцать, и он был в команде по плаванию с остальными.

Я сразу же испугалась худшего, и Люси, похоже, знала, о чем я думаю.

— Он не был в этой лиге, Брук. Он даже не знал о ней, пока история не всплыла в новостях.

— Как он мог не знать об этом? — спросила я.

— Брук, кто-нибудь в школе знал о лиге? О ней не знали даже другие члены команды по плаванию.

Я смутилась.

— Почему его фото не было в ежегоднике? Я не видела его на фото команды по плаванию девятого класса.

— Не знаю, ответила Люси. — Может, его не было в тот день в школе, или снимок сделан после того, как он ушел из команды. Какая разница?

— Почему он был той ночью в комнате мотеля, если он не знал о лиге? — спросила я.

— Ну, теперь он думает, что парни собирались предложить ему присоединиться, вот почему они привели его в комнату мотеля. Он думал, что это будет глупая пьянка несовершеннолетних.

Я нахмурилась.

— В любом случае, никто не рассказал ему об их намерениях, потому что он испугался, увидев меня лежащей на кровати.

— Он должен был сражаться за тебя, — горько сказала я.

— Он сражался, — ответила Люси. — Он спорил с ними: Кэлом, Паркером и Тимом. Он пытался остановить то, что они делали со мной, а Паркер и Тим избили его. Они угрожали ему, чтобы он молчал. Он не сказал родителям, что случилось, когда вернулся домой. Они отвезли его в скорую помощь, но он не назвал имен своих обидчиков. Это вбило клин между ним и его родителям на долгое время. Он просто... отступил.

Я была в бешенстве и больше не могла сдерживать себя.

— Ой, бедный Райан! Его побили! И что? Где были его яйца, Люси?! Он должен был пойти в полицию! Он должен был сказать кому-то, что случилось с тобой!

— Ты рассказала кому-нибудь о том, что Тим чуть не утопил тебя в школьном бассейне?! — закричала Люси.

Я изумленно уставилась на нее.

— Нет, Брук. Не рассказала. Потому что ты испугалась. А после изнасилования? Ты была готова давать показания против этих парней? Я помню, как ты говорила мне, что хотела убежать и забыть обо всем, что случилось. Почему? Потому что ты испугалась.

Я открыла свой рот, чтобы ответить, но Люси перебила меня.

— Я не говорю, что Райан правильно сделал, что ничего не рассказал, но они угрожали ему расправой, Брук. Может быть, они бы исполнили свои угрозы, может, нет. Но когда тебе четырнадцать и ты до смерти напуган, ты им веришь.

Я отвернулась, испытывая стыд и отвращение к себе, к Райану, к жертвам. Ко всем.

— Однажды вечером он пришел ко мне домой и во всем признался. Я никогда не видела, как парень плачет, и меня это по-настоящему напугало.

— Слишком мало и слишком поздно, — пробормотала я.

Люси проигнорировала мое высказывание.

— Он пошел в полицию. Он все им рассказал. После этого я заявила на них. Если бы не показания Райана, эти парни никогда бы не были признаны виновными в том, что они сделали со мной.

— Просто кладезь чести, — заметила я саркастично.

Люси сохранила спокойствие.

— Я простила его, Брук.

Я вскинула голову.

— Почему?

— Потому что он извинился.

У меня от недоверия отвисла челюсть. Вот так просто? Потому что он извинился?

— Все эти другие изнасилования, — сказала я.

— Да, — ответила Люси. — Все эти другие изнасилования, о которых он не знал.

— Но он знал, что Кэл — плохой человек. Он предупреждал меня о нем.

— Он предупреждал тебя о Кэле, которого знал в девятом классе, Брук. Он предупреждал тебя из-за того, что случилось со мной. Перестань пытаться возложить на него ответственность за каждое следующее изнасилование!

Я промолчала. Я кипела от гнева из-за того, что Люси защищала Райана.

— Может, тебе все равно, но ему влепили правонарушение. Общественные работы. Испытательный срок. Я не хотела, чтобы он вообще что-то получил, но я не могу диктовать условия.

— Правонарушение? Он смотрел, как тебя насилуют!

— Вообще-то, нет. Они избили его до потери сознания. Он видел только то, что случилось в начале и в конце. Парни могли вполне преуспеть, оспаривая его историю, но они уже были в неприятностях из-за тебя и других девушек. Они знали, что нужно уступить и рассказать правду.