— Я не могла спать, — сказала она. — Взяла какую-то из твоих книг и читала. Оказалось интересно, я никогда не слышала о таком.

Увидев коллекцию джазовых пластинок, она была изумлена. Она была настоящим ребенком.

— Я бы с удовольствием вернулась к ужину, — произнесла она, когда уходила.

— Только скажи во сколько, и я все для тебя приготовлю, — сказал он.

— Сегодня? Не слишком ли скоро?

— Нет, сегодня, это было бы великолепно, — сказал он. — Только попозже, потому что мне нужно заглянуть на урок итальянского. Но долго я там не задержусь.

— Идет, — сказала она, но в глазах у нее мелькнуло беспокойство.

Сейчас Тони спешил домой, чтобы все приготовить. Куриные грудки уже мариновались в уксусе с медом, стол был разложен. Чистое постельное белье, и диван аккуратно накрыт пледом.

— Dov’è il dolore^[15]? — сказал он на прощанье Лоренцо.

— Il gomito^[16]! — крикнул Лэдди.

Эта женщина была хорошим педагогом. Все ее ученики в самом деле подумывали об экскурсии в Рим.

У Тони, который боролся с Департаментом образования и различными школьными комитетами, которому приходилось общаться со священниками и монашками, с требовательными родителями, сражаться с наркодилерами и вандалами и выяснять отношения с незадачливыми учениками и прогульщиками, просто не было слов. У него по телу пробегала легкая дрожь при мысли о поездке. Он уже собирался попрощаться с Эйданом Дьюном, когда увидел его и Синьору, весело переставлявших коробки, которые служили то кроватями в больнице, то сиденьями в поезде. И между ними чувствовалась такая интимность, хотя они и не касались друг друга. Господь Всевышний, это действительно была правда!

Он схватил пальто и снова вернулся к своим мыслям: какое вино поставить на стол, как уговорить дочку Эйдана Дьюна лечь с ним в постель.

Дела в отеле шли так плохо, что Гусу и Мэгги было не до учебы Лэдди, а его голова была забита иностранными словами.

— Вы ничего не понимаете, завтра Синьора будет спрашивать названия частей тела, а я могу забыть их. Пожалуйста, проверьте меня, пожалуйста.

Двое гостей сегодня покинули отель, сказав, что комнаты не соответствуют стандартам, а один заявил, что напишет жалобу. Проблем хватало, а тут еще Лэдди со своими итальянскими словами.

— Я бы ни в чем не сомневался, если бы был уверен, что буду в паре с Констанцией, но ведь мне может попасться Франческа или Глория. А возможно, Элизабет.

— Откуда мы начинаем? — спросила Мэгги.

Но им тут же пришлось прерваться. Мясник из соседнего магазина пришел узнать, когда будут оплачены счета.

— Я пойду разберусь, Гус, — сказала Мэгги.

Гус взял у нее лист бумаги.

— Так, Лэдди, я буду доктором или пациентом?

— Давай я буду за того и за того, Гус. Например, я спрашиваю, где болит? Элизабет будет пациентом, а я доктором.

Гус и не подозревал, откуда у него столько терпения. Снова и снова Лэдди повторял одно и то же. Называл какие-то нелепые имена, смотрел то на свое колено, то на локоть, то будто слушал Гуса стетоскопом.

И вот впервые за все время он пригласил Констанцию войти. Самая элегантная женщина, которую они когда-либо видели, оказалась разозленной до предела. Она рассказала, что была женой Хари Кейна, чье имя печатали в газетах, что Сиобан Кейс была его любовницей.

— Я не понимаю, как при всех ваших проблемах вам удается так замечательно выглядеть, — неожиданно сказала Мэгги.

Констанция кратко поблагодарила ее и достала свою чековую книжку. К их полному изумлению, она сказала, что эти деньги принадлежат им по праву, так же, как и многим другим. Ни на один момент они не усомнились, что она была искренна.

— Я правильно сделал, что рассказал Констанции? — Лэдди с опаской посмотрел на них.

Раньше он никогда не говорил о бизнесе вне дома. Он боялся, что они не обрадуются, если он пригласит ее, но сейчас, насколько он понял, ее появление изменило их жизни.

— Да, Лэдди, ты все сделал правильно, — сказал Гус.

Все вздохнули легко. Еще несколько часов назад Гус и Мэгги были так напряжены, а сейчас казалось, что никаких проблем и не было.

Он должен рассказать им, как хорошо сегодня ответил на уроке.

— Сегодня я все сдал на отлично. Знаете, я боялся, что не запомню слова, но я все выучил, — произнес он с сияющим видом.

Мэгги кивнула, не зная точно, что сказать.

Констанция решила вмешаться:

— Знаете, сегодня мы работали в паре с Лэдди и очень хорошо рассказали свой диалог, — сказала она.

— Локоть, лодыжка и горло? — спросил Гус.

— О, не только, еще колено и подбородок, — сказала Констанция.

— Il ginocchio е la barba, — крикнул Лэдди.

— Вы знаете, Лэдди очень надеется увидеться с этой семьей в Риме, — начала Мэгги.

— О, мы знаем об этом, конечно. И следующим летом мы все поедем в Рим и обязательно встретимся с ними. Синьора все организует.

Констанция уехала. Они сели втроем за стол. Роза всегда хотела, чтобы они жили вместе, и она знала, что так и будет.

Фиона

Фиона работала в кафе, которое находилось в большом городском госпитале.

Она часто любила повторять, что не нужно работать медсестрой, если не чувствуешь призвания помогать людям. Она видела бледные, встревоженные лица людей, ждущих своей очереди, посетителей, пришедших к своим больным родственникам и друзьям, детей, шумящих и плачущих, которым передалась тревога их родителей.

Время от времени случались и хорошие вещи. Например, один мужчина радостно кричал: «У меня нет рака, у меня нет рака». И он расцеловал Фиону, а потом бегал и пожимал всем руки, и люди улыбались, радуясь за него. Хотя у некоторых из них был рак, но он в ту минуту не думал об этом. И людям становилось легче, у них появлялась надежда на собственное выздоровление.

Фиона продавала чай, кофе, печенье, и посетители заговаривали с ней, чтобы отвлечься от тревожных мыслей. Она всегда была веселой, и здесь это было очень нужно. Огромные очки делали ее глаза большими, волосы она туго завязывала в пучок на затылке. В комнате ожидания всегда было тепло, поэтому Фиона носила футболки и короткую черную юбку. Она покупала футболки, на которых были написаны дни недели, и многие люди находили это забавным. «Бывает, я не в курсе, какой сегодня день, а посмотришь на Фиону — и все понятно», — говорили одни. «Жалко, что там не написано январь, февраль, март», — говорили другие. Фиона всегда становилась предметом обсуждения.

Иногда Фиона тайно мечтала, что однажды какой-нибудь красивый доктор остановится, заглянет в ее огромные глаза и скажет, что именно эту девушку он искал всю свою жизнь. Но этого не происходило. У докторов были свои подруги, тоже врачи или дочери врачей, образованные люди. Они не будут смотреть в глаза девушке, носящей футболки и подающей кофе в бумажных кружках. «Хватит мечтать», — говорила она себе.

Фионе было двадцать лет, и с каждым днем ее иллюзии рассеивались. Она просто не создана для любви. Посмотреть только на ее подруг Гранью и Бриджит Дьюн. Им стоит выйти из дома, и они тут же знакомятся с парнями и иногда остаются у них на ночь. Фиона знала об этом, потому что часто прикрывала их.

«Я остаюсь у Фионы», — было самым лучшим объяснением.

Мама Фионы ни о чем не догадывалась. Она была очень строгих правил и считала, что хорошие девушки обязательно дождутся замужества. У самой Фионы были другие взгляды. Если молодые люди влюблены друг в друга, тогда можно вступать в близкие отношения. Но так как с ней такого не случалось, у нее не было возможности применить теорию на практике.

Иногда, смотрясь в зеркало, она понимала, что в ней нет ничего отталкивающего. Возможно, она была слишком маленькой и хрупкой, и очки немного портили ее, но люди говорили, что очки ей идут и она в них очень мила. Но как узнать, что они думали на самом деле?