Ладно. Взяли пациента, отвели на рентген. Плёночка, кассета. Не дышите. Проявитель и фиксатор. Вот, гляньте. О-о-о! Даже лаборант похудела. Таможенники же схватили снимок — и в приёмник. Поймали медсестру. Со словами: «Угадайте, чей?» показали фотки. Стало понятно, что сейчас наступит колонотерапия и всеобщее «счастье». Сестра пошла за физраствором и клизмой. В общем, классический финал последних метров наркотрафика. Ничего нового.
Однако таможенникам стало скучно. Глядя на снимок, даже медикам закралась греховная в голову мысль, что на этом можно делать ставки.
— Ставлю пятихатку на сто семьдесят капсул, — бодро заявил один из госработников.
— А я думаю, что двести, — признался второй и достал хрустящую банкноту.
— Четверть тыщи, не меньше, — резко встрял Михалыч и, протянув купюру с изображением города-героя Архангельска, закончил цитатой из фильма «Обыкновенное чудо». — Доктор тоже человек, у него свои слабости: он жить хочет! Разрешите поучаствовать?
— Да пожалуйста, — обрадовались медицине таможенники и, забрав деньги, почти хором воскликнули: — Только рекорд пока двести двадцать, и у того без рентгена всё выпирало.
— Тогда предлагаю удвоить ставки на предмет вылупления нового чемпиона? — академик хитро прищурил зенки.
— Легко! — подпрыгнули люди в форме и отобрали у Михалыча ещё пятьсот рубликов.
Безусловно, то была самая долгоиграемая ставка в истории всего букмекерского движения. Южанин отдавал капсулы неохотно и растянул удовольствие на трое суток. Стандартный маршрут: ведёрко — раковина — аналит с каждым днём отрабатывался с всё большим профессионализмом. Контейнеры мылись и считались. И вот ближе к финалу стал определяться победитель. В конце вторых суток со своей ставкой попрощался первый таможенник. В начале третьих — второй. Он раздосадованно плюнул в умывальник и словом «засранец» верно охарактеризовал личность наркогостя. Как итог, победу праздновал Михалыч: 268 капсул! Новый мировой рекорд. Взяв выигранные денюжки и взглянув в печальные глаза таможенников, академик однозначно для себя отметил, что в ближайшие два-три месяца летать через аэропорт Пульково лучше не стоит.
Убрав «капустку» в бумажник, наш товарищ хотел было развалиться на диване, как вдруг из коридора послышался какой-то ор. «Опять больного, что ли, привезли», — подумал академик и, схватив фонендоскоп, оперативно выскочил в вестибюль.
Его светлому взору предстал начальник таможенной службы и представители приёмника: медсестра и санитарка. Кто издавал ор — стало сразу понятно.
— Я ещё раз вам повторяю, — нагнетал начальник. — От вас требуется подписать акт о том, что столько-то штук промыто аналитом!
— Ага, — отмахивалась медицина. — А потом по судам ходи, показания давай? Нет уж. Берите вон пациентов. Или родственников их. У нас и без вашего геморроя хватает.
— А я приказываю подписать! — колотил голосом человек в форме. — Подписать! А не то прикую вам тут таджика наручниками к батарее, обведу круг зелёным маркером и скажу, что это таможенная зона!
Михалыч и медики упали. Ржач, охвативший их, сильно подкосил ноги. Таможенная зона. Вот придумок.
Спустя пять минут, когда смех хоть немного отпустил, сестра с санитаркой направились работать, не забыв бросить на прощанье:
— Рисуйте, рисуйте. Мы здесь хоть «дутик» откроем.
Начальник хотел было их задержать насильно и воспользоваться-таки маркером, как обещал, но природное чутьё его остановило. Ведь «дутик», он же duty-free, — магазин беспошлинной торговли, организованный в подобном случае медработниками, затмит не только наручники. Он с лихвой окупит и торговца, и весь отдел таможенной службы, и ещё бог весть кого без особого труда. И это знали все.
Повернув голову в сторону смотровой № 2, тяжёлой поступью начальник направился искать понятых.
Вызов № 77 ОН БЫЛ ТРЕТИЙ
Если бабулька живёт от вас в двух кварталах,
то это не лишает её возможности вам навредить.
Первый закон медицины
То, что от энцефалопатии одного кадра страдает целая куча медиков, ещё не самое печальное в нашей сумбурной жизни. Многие мои коллеги постепенно адаптируются и воспринимают происходящее не более чем профессиональную вредность. Ведь она присутствует у всех. Вредность эта. И у сталелитейщиков. И у штукатуров. И даже у космонавтов, хотя поначалу кажется, какая здоровская работёнка — в космосе поболтаться. Вот и люди в белых халатах тоже постепенно на проблему маразма смотрят как на что-то внеземное. Ну не может человек в два года от роду быть ангелом, а уже в сорок конченым негодяем. Нет-нет, это точно не человек.
Однако если бы лишь только одним вредом для медиков заканчивалась история с деградирующими на мозг больными, это было бы полбеды. Но чаще всего страдания переносит всё человечество (и я сейчас не говорю про безумных политиков), пусть даже и не знакомое лично с виновником своих злоключений.
Утро наступило привычно. Ровно в шесть ноль-ноль, точно будильник, «скорую помощь» потряс звонок женщины-бабки. Якобы боли в сердце. Два квартала от подстанции. Чемодан в зубы, промёрзший салон и слабодышащая печка. Когда тронулись, в диспетчерской вновь задребезжал телефон. И вновь похожий вызов. На такой же адрес к старой знакомой. Любительнице кардиограмм и ручного тонометра. Ещё полтора квартала. Спустя ещё семь минут, когда парковались у порога первой пациентки, диспетчер приняла третий вызов. Мужчина, пятьдесят пять, боли в спине, слабость. Ему приказали: ждите, благо вы рядом с подстанцией, и когда врач отзванивался, передавали «третьего» после сердечной любительницы.
Первая бабка не удивила. Скажем честно. Утром у неё что-то в груди кольнуло и куда-то исчезло. А поскольку у нас в народе закрепилось право на бесконтрольное дёрганье «скорой», то она мгновенно бросилась к телефону и набрала избитые «03». Частоту прозвонов медработников, как никто, подтверждал кнопочный аппарат связи, на котором из всех цифр до неузнаваемости оказались стёрты лишь те два символа, относившиеся к медицине. Врач сразу приметил неопровержимую улику и обошёлся лишь пятипроцентным раствором анальгина.
Вторую пенсионерку док знал в лицо. Ведь это именно она, завидя на папке фельдшера жирную надпись
НАПРАСНО ВЫЗВАЛ «СКОРУЮ» — УБИЛ ЧЕЛОВЕКА
потупленно отводила глаза и делала вид существа, которому высказывают претензии, а он не слышит. Да не нужно быть психологом, чтоб увидеть, как надпись бабку давит, терзает и мучит. А ещё и фельдшер, собака, прям перед носом этой папкой крутит. Ну не может она без плёночки! Не может. Кому-то сладкое, кому покурить, кому ещё чего — у каждого свои слабости. А ей всего лишь ЭКГ и тонометр. Или просто ЭКГ, если врач уставший. Ведь эти плёночки. Работа сердца на бумаге. Хоть в рамку вставляй. Но на вооружении медицины лишь однополосники, и пока пройдут все двенадцать отведений, можно книжечку сложить, какие там «портреты». Стопка подобных книг лежала в серванте и располагалась ранжирно, по датам. Врач, конечно, не хотел тратить время на бессмысленные исследования, но предстоящее написание объяснительных в ответ на жалобы ценителя изобретения Виллема Эйнтховена чётко давало понимание несопоставимости временных затрат на первое и второе. Итог предсказуем: ЭКГ с давлением как у кандидата в космос.
Третий адрес у подстанции. Шестой этаж. Лифт сломан. Одно радует. Судя по возрасту и полу, вызов не пустой. Зашли. Женщина открыла дверь:
— Пожалуйста, проходите, — пригласила она. — Мужу вроде получше. Он только что лёг поспать.
Поспать? Если человек отдался Морфею через сорок минут после вызова «скорой», то вероятен всего лишь один сон. Сон вечный. Медработники, не моя рук, бросились в спальню.
Слишком поздно.
Слишком.
Мужчина действительно спал.
Крепко спал, без храпа.
Дремал спокойным вечным сном…