К чести сторонников теории стоит отметить, что они поддерживают этот спор и до сих пор не признают своего поражения, даже несмотря на то, что все их доводы весьма шатки и вот-вот рухнут. Креационисты, отчаянно пытающиеся ухватиться за соломинку научного признания своей программы продвижения религии в системе образования США[14], все еще не заметили, что их научные обоснования расползаются по швам. Саму по себе теорию разумного замысла нельзя назвать явно теистичной – и действительно, ее сторонники изо всех сил стараются не делать заключений, затрагивающих религию. Они хотят, чтобы их научные аргументы рассматривались как наука. Разумеется, этому не бывать, поскольку теистические выводы слишком очевидны – даже для атеистов.

Кое-что эволюция объяснить не в состоянии – и это тешит сердца тех, кто, не внимая Дарвину, считает, что есть вопросы, которая наука не способна разрешить.

Очень легко можно согласиться с Дарвином и его последователями в том, что Земля существует 4,5 миллиарда лет, а жизнь эволюционировала вследствие физических и химических процессов из неорганических веществ, – и при этом верить в Бога. Да, в этой сложной и насыщенной вселенной все это могло возникнуть и без вмешательства высших сил. Но… как же появилась сама эта сложная и насыщенная вселенная?

Современные космологи выдвигают несколько версий, как (Большой взрыв и несколько свежих альтернативных теорий) и когда (около 13 миллиардов лет назад) это случилось, но не говорят почему. Любопытную попытку ответить на это «почему?» предлагает новая область физики – теория струн. Но в то же время она ставит еще более трудный вопрос: почему теория струн? Наука раскрывает следствия из правил («законов») физики, но не объясняет, почему их нужно применять или откуда они взялись.

Это большие загадки. Сейчас – и, наверное, так будет всегда – на них нельзя ответить с помощью научного метода. Здесь, наконец, проявляют себя религии – они предлагают свои ответы на вопросы, о которых наука предпочитает молчать.

Хотите получить ответы – пожалуйста.

Их довольно много, и все они очень разнятся. Выберите тот, который понравится вам больше других.

Вот только в науке ответы выбирают, не оглядываясь на то, нравятся они или нет. Они могут казаться белыми и пушистыми, но история науки снова и снова напоминает, что этими «белыми и пушистыми» мы просто пытаемся помягче заменить слово «неправильные».

Системы убеждений опираются не только на доказательства, но и на веру. Они дают ответы, но не предлагают удобных способов их проверить. Ответить на эти вопросы наука не способна в первую очередь из-за высоких требований к доказательствам, которые она сама себе устанавливает, и то, что она держит язык за зубами, когда доказательств вообще нет. Мнимое превосходство убеждений над наукой, когда дело доходит до больших загадок, возникает не из-за того, что наука дает слабину, а из-за того, что убеждения стремятся быть главными, не имея на то оснований.

Так, верующий человек может найти утешение в том, что у его убеждений есть ответ на глубокие вопросы человеческого бытия, неподвластные науке, а атеист – в том, что никаких причин считать эти ответы верными нет. Но нельзя и доказать их ошибочность – так почему же мы не можем жить в мире, не посягая на чужое и оставаясь каждый при своем мнении? Легко сказать, да трудно сделать, особенно если люди выходят за рамки, используя политические мотивы и насилие, чтобы насаждать свои взгляды, когда разумные доводы уже к ним неприменимы.

Конечно, кое в чем системы убеждений можно проверить – Гранд-Каньон не доказывает факта Всемирного потопа, если только Бог не решил нас разыграть (это было бы очень в духе Плоского мира). И если Он действительно так поступил, то все оказывается воистину запутанным, так как слова, молвленные Им в [вставьте название любой священной книги], также могут оказаться шуткой. В чем-то убеждения проверить нельзя: более глубокие вопросы в конечном итоге вступают в область интеллекта, где вам приходится либо довольствоваться тем объяснением, которое ваш разум найдет убедительным, либо просто прекратить об этом задумываться.

Но помните: тех, кто не разделяет ваших убеждений, прежде всего интересует не то, верны они или нет, а отражают ли они работу вашего разума. «Да неужели вы так думаете, а?»

Вот куда приводит великая загадка человеческого бытия, вот где все объяснения оказываются истинными – при заданном значении «истины».

К тому времени, когда многие члены старшего преподавательского состава успели проснуться и принялись бесцельно бродить кругами, стеклянный шар Круглого мира уже стоял на подставке перед Гексом. Волшебники всегда пребывали в таком неприкаянном состоянии между вторым завтраком и одиннадцатичасовым перекусом, а шар сейчас мог их немного развеселить.

– И в самом ли деле его стоит спасать, спрашивается, – произнес заведующий кафедрой беспредметных изысканий. – Там ведь и раньше бывали ледниковые периоды, разве не так? Если люди слишком глупы, чтобы вовремя с него не убраться, значит, потом должны появиться другие занимательные создания – лет через полмиллиона или около того.

– Но их вымирание – это же так… как бы… окончательно, – возразил профессор современного руносложения.

– Да, к тому же мы сами создали их мир и помогли обрести разум, – сказал декан. – Мы не можем просто так дать им замерзнуть до смерти. Это то же, что уехать в отпуск, не покормив хомячка.

Часовщик сам стал частью часов, подумал Думминг, настраивая самый большой университетский омнископ. Мало того что они создали мир, так еще и постоянно его подправляют…

Волшебники не верили в богов. Хотя, конечно, и не отрицали их существования. Просто не верили, и все. В этом не было ничего личного, это даже нельзя было назвать проявлением грубости. Боги составляли видимую часть рассказия, благодаря которому все и случается, а у мира появляется цель. Просто им не стоило попадаться друг другу на глаза.

В Круглом мире нельзя встретить ни богов, ни волшебников. Имелся лишь один, встроенный в него… и это было нечто новенькое. Бог в каждом цветке и камне… не просто бог, который был везде, но бог, который был всем.

Последняя глава «Теологии видов» брала за душу…

Думминг стоял в стороне. Гекс работал все утро. Как и библиотекарь. В эту минуту он бережно протирал книги от пыли и перекладывал их в контейнер Гекса. Машина овладела техникой осмотического чтения, которое прежде было доступно только студентам.

Библиотекарь обнаружил экземпляр правильного «Происхождения видов», книги, которую должен был написать Дарвин. На обложке красовался портрет самого Дарвина. Надень он остроконечную шляпу, легко сошел бы за волшебника. А то и вовсе за аркканцлера.

Думминг подождал, пока волшебники рассядутся по местам и откроют упаковки с попкорном.

– Джентльмены, – начал он, – я надеюсь, все прочитали мой анализ?..

Волшебники смотрели на него молча.

– Я потратил на него все утро, – продолжил Думминг. – Каждому из вас было разослано по экземпляру…

Они продолжали смотреть.

– Ну, такой, в зеленой обложке… – подсказал Думминг.

Теперь молчание стало напряженным. Думминг сдался.

– Очевидно, стоит напомнить вам основные пункты? – предложил он.

Лица просияли.

– Просто освежить в памяти, – бодро отозвался декан.

– Я описал альтернативный ход времени в фазовом пространстве[15], – сказал Думминг.

Теперь он понял, что в этом и заключалась ошибка. Его коллеги-волшебники были неглупыми, но чтобы донести до них свои идеи, нужно было хорошенько постараться.

– Две разные штанины времени, – сказал он. – В 1859 году, по летосчислению той части Круглого мира, одна книга изменила мировоззрение многих людей. Но сложилось так, что это была не та книга…