Мама моя, конечно же, была в шоке от того, что я укатила на Мальдивы с Гладышевым. Ее вообще весь этот роман пугал до жути, она ужасно волновалась и переживала. Но, тем не менее, надеялась, что все будет хорошо и, я не наделаю ошибок. Я тоже на это надеялась, поэтому мы пришли к подобию согласия и, договорившись, что обсудим все, когда я прилечу в Рубцовск, больше не поднимали данную тему. Говорили исключительно о Мальдивах и моем отдыхе. Мама искренне за меня радовалась, видя, как я счастлива, поэтому после ее звонков на сердце у меня было легко и хорошо.

А вот Гладышев после разговоров со своей доченькой, которая в это время отдыхала с матерью и подругами в Марокко, был загружен, хотя старался делать вид, что все в порядке. Я не лезла, но внутри скапливалось напряжение и беспокойство, а с приближением дня отъезда это беспокойство усиливалось.

–В чем дело, малыш? Что тебя тревожит?– заметив мое состояние, спросил Олег во время нашего последнего ужина.

–Боюсь возвращаться, – признаюсь с тяжелым вздохом и без особого аппетита высасываю устрицу, что удивительно, так как до безумия полюбила этих скользких гадин, несмотря на то, что поначалу кривилась, отказываясь их пробовать.

–Почему?

– Боюсь, что все, что было здесь, тут и останется. А чего ждать по возвращению…я не знаю, – пожимаю плечами и взираю на Олега вопросительно. Он откладывает приборы в сторону и принимает серьезный вид, вмиг трансформируясь в столь знакомого, собранного, делового мужчину, которого я так боюсь.

–А чего бы ты хотела? – осторожно спрашивает он, словно прощупывая почву, спустя пару минут раздумий.

–Вопрос у нас всегда заключается не в том, чего хочу я, а в том, что хочешь ты!– замечаю я с невеселой усмешкой и сама же себя корю за то, что порчу наш последний вечер. Гладышев, сжав губы в тонкую полоску, начинает задумчиво постукивать пальцами по столу, а потом видимо, что-то решив для себя, обращает на меня свой взор.

– Свое желание я уже озвучил, Ян. Не скрою, методы реализации трудны. Ты знаешь, у меня взрослая дочь и она настроена, признаюсь тебе, категорично, также у меня работа, которая поглощает целиком и полностью все мое время. Мне тридцать восемь, я зануда, брюзга, циник и еще куча качеств, которые совсем ни к чему терпеть молодой девушке. Ну, разве что ради денег, – хохотнул он, но заметив мой вспыхнувший негодованием взгляд, сразу же поднял примирительно руки и продолжил. – Как здесь уже точно не будет, но и как раньше тоже. Я не знаю, что нас ждет, но я настроен попытать счастье, –закончил он, улыбнулся краешком губ.

– А что же Леся?-задала я последний, главный вопрос, который давно не давал мне покоя.

–А что Леся… трудный подросток, который в любом случае не захотел бы делить отца ни с кем. Знаешь, Ян, я понял, что лучше от моей «жертвы» никому не станет, а хуже – это еще не факт. Леся уже большая девочка, ей пора понять, что у меня тоже есть личная жизнь, которая никоим образом не влияет на мое отношение к ней. Конечно, я не строю иллюзий насчет того, что она примет тебя в нашу жизнь с распростертыми объятиями, но и потакать ее капризам не думаю, что будет правильно. Безусловно, это сложный путь и впереди много проблем, но это путь к чему-то,– поделился он своими соображениями, которые меня успокоили и вселили надежду в наше совместное будущее.

Я протянула руку и переплела наши пальцы, сжимая крепко-крепко, тем самым давая понять, что готова вместе с ним преодолевать все сложности.

– У нас все получится, – уверенно заявила я.

–Кажется, твой оптимизм заразен,– улыбнулся Олег в ответ.

С таким оптимистичным настроем мы прилетели в Москву, где нас сразу же закрутила суета.

Олег, конечно же, с головой ушел в работу, сразу улетев по делам в Японию, а я немного придя в себя после уединенной жизни, поехала в Рубцовск к маме. Она встретила меня одна, так как бабушка уехала к своей сестре в деревню, чему я была очень рада. Мы с ней хоть и помирились, а все же осадок остался. Вряд ли когда-нибудь смогу забыть, что она выгнала меня ночью на улицу. Поэтому без нее я чувствовала себя гораздо комфортней.

Мама пока еще была на больничном, хотя рвалась в бой. Но врачи категорически запрещали, и я полностью их поддерживала, хоть и видела, как ее угнетает сложившаяся финансовая ситуация. Не знаю, как бы мы справились, если бы не Олег. Большая часть денег, что он перечислил мне после нашего расставания, пошла на погашение кредита, который мама с бабушкой брали на лечение, а также реабилитацию. На остальную сумму я сняла квартиру, дабы продолжить обучение и устроится на работу, после чего треть зарплаты отсылала маме, так как жить на одну бабушкину пенсию не представлялось возможным. Все это очень тяжело было для мамы, привыкшей нести на своих плечах груз многих забот. Она ужасно переживала за меня, с ума сходила, что не в силах ни помочь, ни уберечь, ни защитить.

–Дочурка, боюсь я за тебя,– гладя меня по лицу, прошептала мама, сжимая в объятиях.

Мы с ней легли спать вместе, как в детстве и полночи говорили. Я рассказывала про поездку, про Олега, его дочь, про наши запутанные отношения, не слишком вдаваясь в подробности, но мама сама дорисовала картинку и теперь тяжело вздыхала, качая головой.

–Мам, ну, чего бояться – то?!– улыбнулась я снисходительно, и дабы успокоить ее окончательно, весело прибавила, – Главное, что с универом теперь нет проблем, а остальное… Не страшно.

–Вот как раз –таки все остальное страшно в сравнении с твоим универом, – возразила мама,– Ты меня –то не обманывай. Что я не вижу, что ты вся в этом своем Гладышеве. Глаза вон светятся, как новогодняя елка.

–Ну, я и не говорю, что он мне до фонаря.

–Еще бы ты говорила!– хохотнула мама. – Я нашу породу знаю. Отчаянные в любви, гордые и дурные. Поэтому и боюсь. Не сможешь ты терпеть, доня. А с таким мужиком придется, иначе ни черта не выйдет.

–Мам, ну, что терпеть –то?– закатила я глаза.

–Да все! –воскликнула она. –Бахнул по столу, и ты сразу под стол должна, Януль, понимаешь?! Ты так сможешь?– вопрошала она. Мне же стало смешно от ее трактовки.

–Прекрати, мамуль, нагнетать. Олег, конечно, не самый легкий человек, но и не жесткий тиран, – мягко возразила я, хотя сама понимала, что вру. Если Гладышев что-то решил, то хоть умри, свое решение он не изменит.

–Ага, рассказывай маме сказки, -закатила она глаза, и тут же поцокала,– Еще дочь у него. О-е-ей, как ты будешь, я вообще не представляю?! Ты же у меня, как бомба без чекушки: чуть не по тебе и разнесла все к чертям собачьим. Вот только, в первую очередь, сама пострадаешь, и этого я боюсь. Потом же свет не мил будет, не то, что какой-то универ. А собрать себя- это очень тяжело, дочурка. Порой, жизни мало, – задумчиво закончила она, погрузившись в свои какие-то мысли.

Я не знала, что сказать. Понимала мамины опасения. Все они были справедливыми, конечно. Да, я импульсивна, не сдержанна, молода и глупа, но сейчас мне не казалось это такой уж проблемой. Мы с Гладышевым прекрасно ладили, и мне казалось, что так будет всегда. Как же я ошибалась тогда….

Но маме я пообещала, что прежде, чем что-то сказать и сделать, буду по ее совету отсчитывать до ста матов в адрес того, кто меня бесит. Когда мама предложила эту тактику в качестве успокоительного, я долго хохотала, но решила, обязательно попробовать.

Десять дней дома прошли чудесно. Мы с мамой каждое утро бегали в парке, болтая обо всем на свете. Иногда мама тренировала меня, как в старые добрые. Большую часть времени, конечно же, проводили на даче, но иногда ходили в кафе и кино, пару раз даже выползли в клуб, где к маме привязался симпатичный молодой человек. Я ухохатывалась, наблюдая эту картину и, позвонив Гладышеву по скайпу, повеселила и его. Олег, впервые увидев мою маму, сказал, что он удивлен, как еще весь клуб не собрался у ее ног.

Будучи немного навеселе я, конечно же, перевела разговор на себя любимую, и стала допрашивать Гладышева, отчего это он так спокоен, когда вокруг самой красивой девочки на свете столько мужчин. На что он самодовольно заявил, что равных ему нет, а потому и переживать не о чем, если я конечно, не совсем ку-ку.