С этими мыслями засыпаю, но кажется, не проходит и пяти минут, как звонит телефон.
–Просыпайся, через час заеду. Документы все возьми, чтобы по сто раз не кататься туда-сюда!– распорядился Гладышев, ни на секунду не сомневаясь в том, какое решение я приму. Меня это, конечно, с одной стороны покоробило, но с другой – я рада, что он не стал подначивать меня и выспрашивать, что я решила и почему вдруг. Гладышев щадил мое самолюбие, делая вид, что все происходящее само собой разумеющиеся, и я не вытрепывалась все эти две недели. Да, он щадил, зная меня, как облупленную, чему я в который раз поразилась.
Через несколько часов на руках у меня был договор с институтом о моем обучении на коммерческой основе. Я смотрела на него немигающим взглядом, глаза щипало, а руки тряслись, сердце же переполняла радость.
–Спасибо!– прошептала я, всхлипнув, не в силах сдержать слезы, когда мы сели в машину.
–Если бы знал, что ты продолжишь реветь, то ни за что бы по таким пробкам никуда не потащился, – пробурчал Гладышев, но при этом нежно коснулся моей щеки и аккуратно вытер слезы, стараясь не размазать макияж. – Давай, кончай! И говори, куда поедем.
Я от его «Давай, кончай!» захохотала, отчего у Гладышева удивленно приподнялись брови.
–Торопишь события, Олег Александрович. Хотя я, можно сказать, чуть не кончила от радости, – пояснила я свой смех, лукаво улыбнувшись.
–Ах, Чайка, ах! –закатил он глаза, качая головой. – Пошлая ты девчонка.
–Ну, не будь я пошлой, разве бы была здесь? – не удержалась –таки от шпильки.
–Выбирай, куда хочешь поехать, – сменил Олег тему.
–Ну, поехали на Мальдивы, чего уж мелочиться, – хохотнула я, вспоминая нашу первую с ним поездку.
–А, поехали, – пожал он невозмутимо плечами, удивляя меня, а потом и вовсе шокируя, – Тогда по магазинам и паковать чемоданы? Завтра вечером вылетим, послезавтра утром уже будем в Мале.
–Ты прикалываешься надо мной?– все еще не веря, поинтересовалась я.
–Зануды прикалываться не умеют, Чайка, – подмигнул он, а потом позвонил своей Милочке и дал распоряжение насчет организации нашего отдыха, я же сидела с открытым ртом и не знала, что сказать, хлопая ресницами. Олег Александрович явно не собирался тянуть кота за хвост, он решил ломать мои баррикады быстро, нагло, не давая опомниться. И у меня не получалось собраться. Голова шла кругом, стоило представить, что завтра я окажусь в месте, которое с детства ассоциировалось с Раем, за что спасибо рекламе «баунти». И не представлялось мне, не верилось. Все казалось сном. Прекрасным, волшебным сном, сказкой. Внутри у меня кипело от предвкушения и дикой радости. Мне казалось, что я взлетела до небес. Думать о правильности, да и вообще просто думать ни о чем не хотелось. Я хотела быть там в этом райском уголке Земли с мужчиной, с которым, впрочем, у меня был бы рай и в шалаше.
Да, между нами ничего не было обговорено и решено, но с другой стороны, люди обычно и не обговаривают свои отношения, они просто делают все по наитию, живут не в заданных рамках, а по велению сердца. Разве я не этого хотела? Так зачем все усложнять? Надо жить моментом и действовать по обстоятельствам.
С таким настроем я поднялась на борт самолета следующим вечером. Мне еще не приходилось летать первым классом, поэтому я была приятно удивлена, поскольку это существенное отличие от бизнес –класса, который собственно ничем особым не отличается от эконома. Тут же были отдельные купе с полнейшим сервисом, начиная с «отсека для девочек», как я его назвала, со всякими кремами и ароматическими штуковинами, заканчивая полноценной кроватью. Купе Гладышева было напротив моего, двери он не стал закрывать, и я решила последовать его примеру. Олег после взлета сразу же уткнулся в какие-то бумаги, а я достала купленную накануне Анну Каренину Толстого, но полностью погрузиться в чтение не удалось, так как через пару минут Гладышев спросил, что я читаю, хотя вчера мы вместе ходили по магазинам, но кажется, он пропустил момент, когда я купила книгу.
Я показала ему обложку, на что он неопределенно хмыкнул.
–Что?-спросила, пытаясь понять, о чем он подумал.
–Почитай, – одобрительно отозвался Гладышев спустя пару секунд, – тебе полезно будет узнать, до чего доводит чрезмерная впечатлительность. Хотя Толстой, конечно, идеализировал концовку.
–Что же там идеализированного, если она бросилась под поезд?– язвительно поинтересовалась я, раздраженная его поучительно – нудным тоном.
–Да не бросилась бы такая, как она ни под какой поезд. Таких вот Анек Карениных знаешь, сколько по свету ходит? И ничего – живут, под поезда не бросаются. А лучше бы бросались, я бы таким самолично рельсы маслом смазал, – высказался он с каким-то даже презрением.
–Как это понимать? – отложив книгу, заинтересованно взглянула на Гладышева. Мне хотелось узнать его мнение, поскольку от Олега Александровича нежданчик гарантирован. Сложный он мужчина, забубененный, будто с другой планеты, но мне всегда хотелось понять ход его мыслей, и этот момент не стал исключением.
–Ну, скажем так: для меня Анна Каренина – это имя нарицательное всех лживых идиоток и истеричек, лихо прикрывающих любовью и вечными страданиями свою беспросветную глупость и эгоизм, когда хочется и на ёлку залезть, и жопу не ободрать. И ведь это уродство с успехом удается прикрыть. Как все жалеют и сочувствуют этому жалкому созданию! А весь ее секрет в том, что надо просто вопить на каждом углу о своих мучениях, хотя по жизни мучаются все, истерить и жалеть себя, и тебе простят и то, что ты гулящая баба, и то, что херовая мать. Всего–то необходимо однажды опечалится этим моментом, а после со спокойной совестью продолжить в том же духе. Поэтому не верю я, что бросится такая под поезд, наигранные страдания, не подкрепленные истинным раскаяньем!– с непередаваемым цинизмом излагал он свои впечатления.
–Я пока не могу судить, поскольку только начинаю читать, но мне кажется, что в большей степени твое негативное отношение обусловлено абсолютнейшим неприятием женской измены, – предположила я с улыбкой.
–Ее измена-это уже следствие, а причина в чрезмерном эгоизме и впечатлительности. Ходячая эмоция. Толстой в ней завуалировал эмоциональную составляющую человеческой природы, в то время как Левин – разумная ее часть. Но это уже более глубинный анализ. А так, если тебе сложно понять, что из себя представляет Анна Каренина, то оглянись вокруг, поскольку она – типичный образ современной дешевки с примитивным мышлением паразитического существа: сперва пристроить себя посытнее, а затем искать удовольствий на стороне, – спокойно рассуждал он, несмотря на все неприятие и презрение к объекту нашей беседы.
–Значит, когда мы познакомились, я для тебя была «Анной Карениной»?– вдруг осенило меня.
–Верно,-не стал он отрицать.
–Если у тебя такое неприятие к данной категории лиц, зачем связывался?– ехидно поинтересовалась я, задетая за живое, но ответ шокировал меня неприкрытым грубым цинизмом.
–«Анны Каренины» для того и созданы, чтобы их использовали в качестве развлечения, что недолговечно и условно, поэтому почему бы и нет,– пожал он плечами, словно мы говорили о погоде. Я же была поражена до глубины души.
–Ужас! А я наивная дура рисовала себе в небе пони, – покачала я головой, абсолютно неготовая к тому, что оказалось по ту сторону происходящего. Конечно, я знала, что Олег обо мне был и, наверное, есть не слишком высокого мнения, но сейчас меня по-настоящему пугало это высокомерие, эта циничность суждений. Как таким можно быть? А главное, как таким становятся? Наверное, действительно, он слишком много падал, слишком много ударов судьбы перенес, а потому ожесточился, озлобился.
– Ну, как видишь, рисовала не зря, – отозвался он со смешком.
–Еще не знаю, – задумчиво парирую скорее самой себе, и возвращаюсь к чтению книги, а Гладышев к своим бумагам.
Через девять часов мы были уже на яхте посреди Индийского океана. С того момента, как прилетели в Мале, я не вымолвила ни слова, и по-моему, даже перестала дышать. Никакая реклама, никакая картинка и слова неспособны передать красоту этого места. Я не верила своим глазам, смотрела в бескрайний, бирюзовый океан и периодически щипала себя за руку. Удивительнейшее, божественное место, в котором хотелось быть столь же идеальным, чистым, совершенным, возвышенным. Красота действительно спасет мир, потому что взывает к чему-то светлому и прекрасному, пробуждает в человеке все самое лучшее. Хотелось творить добро, дарить радость, прощать и любить. Думаю, Гладышев не зря привез меня именно сюда. Я была покорена, шокирована и влюблена с первого взгляда.
