–Ну, значит, надо сделать, чтобы перестала хотеть. – с улыбкой произнес он, а потом облизнув губы, отчего меня, словно насквозь прошило горячей волной, уже с серьезным видом сказал. –Я понимаю, малыш, что поступление для тебя очень важно, но это не конец света и все поправимо.

Его «малыш», словно содрало с моей едва затянувшейся раны корочку, обжигая резкой болью, вызывая бесконтрольную злость.

–С каких это пор ты стал понимать, что для меня важно? – обрушилась я на него, но он и бровью не повел.

–Ты действительно хочешь мусолить все это по десятому кругу?– спокойно спросил, приподняв бровь.

–На то, что я действительно хочу, тебе, как и всегда, плевать, раз ты до сих пор здесь, так какая разница, что «мусолить»? – сложив руки на груди, взираю на него сверху вниз, но ощущение, будто я какая-то провинившаяся школьница.

–Что ты действительно хочешь, малыш, ты сама не знаешь, поэтому я тебе помогу. – заявил он покровительственно. У меня от такой бесцеремонности, даже будучи привыкшей к манерам Гладышева, глаза стали по пять копеек, но Олегу мои реакции были до фонаря. Не дав мне прийти в себя, он с размаху долбанул в лоб следующим вопросом, – Ты учиться хочешь?

–Ты издеваешься?

–Нет, я направляю твои мысли на правильный путь, чтобы ты не тратила ни наше время, ни нервы, -выдал он ровным голосом, доводя меня до бешенства. Я просто охреневала с этого человека.

–А что у тебя есть какое-то предложение?– съязвила, все еще не понимая, к чему он клонит.

–И не одно, – многозначительно парирует он.

–Да неужели?! Ну, рассказывайте, Олег Саныч. Я вся-внимание.

–Не ерничай, малыш. – ласково одернул он меня, в который раз играючи пробегая бритвой по моим нервам.

–Не зови меня так больше! – процедила сквозь зубы.

–Почему, тебе же нравилось? – улыбнулся он краешком губ, глядя на меня так, словно я капризный ребенок.

–Теперь не нравится! – отрезала, прожигая его убийственным взглядом.

–Предпочитаю постоянство, малыш, –безапелляционно заявляет он, давая понять, что тема закрыта.

–Бесподобно! – вырывается у меня смешок. – Не понимаю, зачем тебе я, Гладышев? С таким же успехом ты можешь общаться со стеной! По крайней мере, она не будет возражать.

–Весь кайф как раз в том, что ты возражаешь. Да и вообще в наших с тобой спорах есть особое очарование, – с какой-то ностальгической усмешкой выдал он, что окончательно допекло.

–В том, что касается нас, нет ничего очаровательного, Олег Александрович! – холодно произнесла я, с удовольствием наблюдая, как он мрачнеет. Но этого было ничтожно мало для моей жажды мести. Я бы хотела убивать его словами, на части рвать, как он меня когда-то, чтобы прочувствовал и понял, как это было. Я хотела бы отомстить ему хотя бы малой частью той боли, что он причинил мне, но как бы не скалилась, а там-на самом дне, влюбленная идиотка, словно феникс восставала из пепла с каждым последующим Гладышевским словом. И я знала, что не смогу запереть ее внутри себя, не смогу противостоять ее бешеной тяги к нему. Потому что не научилась, потому что так и не смогла отвыкнуть от мысли, что он может быть моим, потому что, как бы не умирала от боли, а любовь к нему все равно жива. Я одержима этим мужчиной, как дьяволом. А против этого, увы, экзорцизм бессилен.

Гладышев несколько долгих минут молчал, задумавшись о чем-то, а потом перевел взгляд на меня и тяжело вздохнув, сказал:

–Знаешь, Ян, я понял, в чем твоя проблема.

–И в чем же?

– В том, что ты слишком впечатлительна даже для женщины.

–В каком смысле?

–В самом, что ни на есть, прямом! Тебе нравится муссировать события. Вот если разобраться в нашей ситуации, то по сути, не настолько все трагично, как ты это рисуешь. Да, я пытался загнать наши отношения в удобные для себя рамки, но у меня ведь ни черта не получилось. Давай, будем честны сами с собой! Ничего мерзкого и грязного между нами не происходило. Я тебе больше скажу, миллионы пар видятся два раза в неделю, занимаются сексом и общаются в перерывах между ним. И никто не считает это чем-то таким ужасным. Да, если в двух словах, то я приезжал, трахал, давал денег, уезжал. Но если начать утрировать любые отношения, то поверь мне, они все сведутся к сексу и деньгам! Вот только для чего утрировать? Хочешь сказать, ничего хорошего у нас с тобой не было? В жизни не поверю! Чтобы полюбить человека, нужно пережить с ним хотя бы один миг радости. Невозможно любить кого-то, если он бесконечно унижает тебя, причиняет страдания, потому что человек по своей природе эгоистичен. Любовь к мучителю – это душевная болезнь, а не разновидность любви. Нет вообще никаких ее разновидностей, она одна, но не каждый на нее способен. Ты способна, Чайка?– вдруг спросил он в конце своего логично- выстроенного монолога, над которым я всерьез задумалась, несмотря на то, что в душе у меня бушевало негодование и несогласие. Но в тоже время я не знала, что возразить, поэтому смогла лишь задать вопрос:

–А в чем, по-твоему, заключается способность любить?

–В том, что ты готов нарушить границы своего эго ради совместного будущего с человеком, которого любишь, ради его счастья,– ответил он, поражая меня до глубины души. Я никогда не думала, что услышу нечто подобное от него – от мужчины, которого считала первостатейным эгоистом и уж, тем более, что он нарушит эти самые границы своего эго ради меня. Мечтала? Да. Верила? Нет. А сейчас, не знала, что сказать от растерянности, но Гладышев и не ждал от меня ответа. Похоже, настал его черед говорить. И он говорил, впервые настолько откровенно, искренне, что каждое его слово попадало прямо в сердце, и у меня дыхание перехватывало от слез и неверия, что это ОН ТАКОЕ говорит, это ОН впервые настолько раскрывает мне свою душу.

–Вот ты все время удивлялась, как можно быть «таким», – рассуждал он с горечью, а у меня слезы стояли комом в горле, потому что я уже знала, к чему он ведет, и не ошиблась.

– А ведь ты сама стала такой же и это при том, что тебя жизнь всего-то раз легонечко хлестанула. А меня она столько била, Ян, столько я падал, расшибал лоб, ошибался, оступался и был зол на весь мир, что тебе и не снилось. Но вот теперь ты сама себе ответь, просто ли после случившегося доверится? Просто ли быть открытой, не опасаясь ничего? Сможешь ли ты теперь с места в карьер? – вопрошал он, глядя пристально в мои глаза, наполненные слезами, ибо Гладышев был до боли прав, но в тоже время обида все еще гложила меня, а он продолжал давить на все кнопки, не давая передышки, – Ответь и поставь себя на мое место. Я не оправдываюсь! Просто хочу, чтобы ты попыталась понять и мою позицию. И решила, стоит ли за то, что мне понадобилось время для осознания своей очередной ошибки, спускать всех собак?

–Разве ты бы что-то осознал, не встреться мы на том вечере?– задала я вопрос, который не давал мне покоя.

–Осознал, куда бы я делся?! Но, возможно, было бы слишком поздно.

–Может, поздно уже сейчас. – произнесла я задумчиво, вспомнились строки одного из моих любимых стихотворений: «Тебе бы меня, но иную, не знавшую этой, пол сердца отнявшей, зимы…»

–Мне так не кажется, – возразил он с ласковой улыбкой, а затем добавил,– Но давай, лучше вернемся к вопросу о твоем поступлении.

–А что к нему возвращаться? Все кончено, – усмехнулась я горько, на что Гладышев покачал головой по-прежнему улыбаясь, словно мои проблемы –это такая мелочь. Меня это, конечно же, взбесило, поэтому я раздраженно бросила,– И веселого в этом ничего нет!

–Не спорю, но и трагедии тоже,– заметил он спокойно, а затем распорядился, повергая меня в шок,– Завтра подготовь документы, съездим, оформим твое поступление на коммерческой основе.

Несколько минут я переваривала это предложение, не в силах поверить. Сердце же птицей заметалось в груди от воскресшей надежды и разгорающейся бесконтрольной радости. Видимо, все эти эмоции отразились у меня на лице, потому что улыбка Гладышева стала шире, а глаза заблестели лукавым блеском искусителя. Я понимала, что нужно держать себя в руках, не поддаваться, но разве это было возможным? Я столько мечтала об этом, поэтому мысль, что теперь, после всех испытаний, связанных с этим гребанным поступлением, все зависит лишь от одного моего «да», пьянит, возносит до небес, окрыляет. А я не настолько хорошая актриса, чтобы подавить такие эмоции и сыграть равнодушие. Этот дьявол дразнил самым желанным. И как устоять, я просто не представляю! Да и хочу ли быть стойкой? – эта мысль удивляет, злит и отрезвляет. Как я, однако, быстро повелась! Соберись, Токарева! Неужели позволишь себя купить?