Пролог
Тёплая, южная ночь принесла в небольшой портовый городок дыхание океанского бриза и пряные запахи тропического леса. Палящее солнце, весь день нещадно гнавшее всё живое с его улиц, наконец – то, спряталось за рубиновым горизонтом. Под натиском холодного воздуха, проникшего в самые дальние уголки местечка, зной нехотя отступил. Цветущий плющ и зелёный виноград, облепившие выгоревшие от пекла стены, стираное бельё на балконах, остывающий булыжник дороги и нечистоты на свалках разбавили городской воздух букетом терпких, кисло – сладких ароматов.
Через завалы созвездий, блистающих, словно начищенные пуговицы офицерского камзола, с трудом пробирается огромная, неуклюжая луна. Жёлтыми светлячками мигают окна в пёстрых домах беспорядочно разбросанных вдоль берега бухты.
Ведущая к гавани улица оживает. Перекрикивают друг друга торговцы жареными каштанами, фисташками и разнообразной, необходимой в быту, мелочью. Хриплыми голосами зазывают седоков извозчики пролёток. Неторопливо и важно, высекая искры копытами всхрапывающих лошадей, гарцуют всадники военного патруля. По мощёной вулканическим булыжником набережной шатаются бездельники, подозрительные личности, и, вышедшие подышать прохладным, морским воздухом, уставшие от дневной жары, обыватели.
Осиными гнёздами гудят бордели, таверны и трактиры. Авантюристы всех мастей, карточные шулера, проститутки, моряки, бывшие пираты и солдаты решают здесь свои дела, коротают время за бутылкой рома, вина или кружкой пива. Дружеские попойки часто заканчиваются драками и кровавой поножовщиной.
Припортовая таверна "Морской дьявол" с полудня переполнена. Из распахнутых настежь окон летят пьяные крики, ругань и песни. От духоты и табачного дыма у посетителей слезятся глаза. Голодными стервятниками кружат среди гуляк портовые шлюхи. Фальшиво смеясь откровенным шуткам кавалеров, «ночные бабочки» пьют с ними на брудершафт, под громкий смех и одобрительные аплодисменты долго, в засос целуются. Ром, вино и пиво льются рекой. "Клиенты" дозревают: пытаются залезть к ним под широкие, цветастые юбки, ущипнуть за "лакомые" места и уже готовы платить за несколько минут "сомнительного удовольствия". Бармен привычно делает вид, что внимательно слушает «исповедь» очередного перебравшего. Компания военных моряков, обнявшись за плечи и раскачиваясь, словно их корабль в шторм, нестройно тянет старинную балладу о красотке Дженни.
Ночное небо, усыпанное мириадами блистающих звёзд и великолепным "Южным крестом", надёжно спрятало от Всевышнего неизвестный город. Ртутный свет луны окрасил море и окрестности в сумеречный, потусторонний цвет. Мёртвая зыбь качает у пристани рыбацкие лодки, военный корвет под французским флагом и небольшую красавицу бригантину. Команды разбрелись по трактирам и борделям. Порывы ветра разносят по гавани запахи жареной рыбы и едкий аромат гниющих водорослей.
За старой дубовой бочкой, стоявшей у открытого окна таверны «Морской дьявол», сидят трое мужчин. Двое одеты, как торговые моряки. Третий, по виду бездомный авантюрист, видимо их бывший коллега. На бочке две пустые бутылки портвейна и кружки с тёмным пивом. Нехитрая закуска – сыр и креветки.
Разговоры крутятся вокруг бригантины. Её и корвет хорошо видно из окна. Бродяга – коренастый, небритый мужчина с квадратным, сильно выдающимся вперёд подбородком и следами недавней драки на лице, покачнувшись, пошёл к бармену.
– Есть! – тихо произнёс он, наклонившись к долговязому буфетчику, набивавшему табаком длинную трубку.
– Кок и матрос с бригантины "Синяя птица", – и тут же, грохнув кулаком по стойке, рявкнул, – пиво моим друзьям, разрази меня гром!
"Налей ром! Душу вытрясу!"* – неожиданно перебил его скрипучий, осипший голос. Стены заведения дрогнули от хохота. Угроза донеслась из клетки с большим, амазонским попугаем, висевшей в дальнем углу стойки,
"Поворачивай на другой галс!"* – косясь на небритого «бича»,* вновь просипела экзотическая птица.
– Твой "соловей" знает, что нужно старым морским волкам! Налей ром, Джон! Пиво подождёт! – хрипло рассмеялся коренастый. Буфетчик кивнул, незаметно достал из кармана маленький пузырёк с прозрачной жидкостью и вылил её под стойкой в две кружки. Третью – не тронул! Налил ром и подал бродяге. На лице того мелькнула злорадная усмешка. Прихватив одной рукой разбавленное пойло, другой – своё, он вернулся к собутыльникам. Бармен взял, стоявший в углу костыль, у него не было одной ноги и запрыгал к служебному помещению. Через минуту из него вышла симпатичная, чернокожая женщина средних лет и пышных форм с дымящейся сигарой во рту. Заняла место калеки, облокотилась на стойку и, словно проснувшаяся кошка, с наслаждением выгнула спину.
Периодически запуская в сторону публики маленькие колечки табачного дыма, негритянка флегматично рассматривала посетителей. Её соблазнительные груди, туго обтянутые выцветшей красной маечкой, перезревшими кокосами легли на барную стойку. Военные моряки перестали горланить, и с интересом поглядывали в сторону чернокожей. Мощный взрыв заставил вскочить с мест ночных прожигателей жизни и до смерти перепугал, истошно завопившую, птицу.
1
Страшный треск и грохот выбросил меня из «сонного царства». Порыв ветра, ворвавшийся в комнату, превратил оконную штору в тугой парус и ударил форточкой о стенку так, что тонко зазвенело стекло в раме. Жалобно скрипнув, словно вскрикнув от боли, она качнулась обратно, и замерла. Горячей, чёрной смолой моё убежище затопила душная июльская ночь.
Свет настольной лампы разогнал призраки и наваждения. Сон о портовом городе и неспящей таверне улетел вслед за шальным ветром. Я взял со стола небольшую книжечку карманного формата, укрылся пледом и раскрыл её на первой странице.
«Бу-ум! Бу-ум! Бу-ум»! – подали голос каминные часы и вновь, таинственная тишина глубокой ночи разлилась по комнате и миру за окном.
Книжечка – дневник англичанина, попала в мои руки случайно. Вечером я рылся в библиотеке – искал, что бы такое почитать на ночь. В шкафу с древними манускриптами меня заинтересовал блокнот в обложке из тонкой, добротной кожи. Неразборчивый, с витиеватыми завитушками (большая редкость) почерк и английский язык, на котором она написана, заставили сердце дрогнуть в предвкушении тайны.
Как дневник попал в библиотеку, в принципе, понятно Антикварной мебели, старинных книг и другой пыльной мануфактуры в доме – наследство деда, хватит на небольшой провинциальный музей. Надев очки и поправив свет лампы, я принялся за чтение.
«Записки Джима Хокинса об «Острове сокровищ» – было старательно выведено на первой странице большими печатными буквами и подчёркнуто двумя волнистыми линиями. Имя автора напомнило о знаменитом романе Стивенсона. Но речь здесь идёт от первого лица! Неужели дневник принадлежит юнге Джиму Хокинсу? Или это подделка, мистификация? А может быть чья – то попытка дописать знаменитое произведение? Волнуясь, я стал разбирать мелкие, корявые строчки.
Дневник
«Лучше бы мне навсегда забыть эту историю, но джентльмены, принимавшие в ней участие, **попросили написать всё, что я знаю об этом острове – всё, с самого начала до конца, не скрывая никаких подробностей, кроме географического положения.
И вот, в нынешнем 17… году я берусь за перо и мысленно возвращаюсь** в день, когда началась эта невероятная, для многих ставшая трагической, история…
Только пятеро из команды «Испаньолы» вернулись домой. «Пей и дьявол тебя доведёт до конца» – пророчество, сбывшееся в отношении остальных.
Каждый из нас получил свою долю сокровищ. Капитан Смоллетт оставил морскую службу. Грей не только сберёг деньги, но внезапно, решив добиться успеха в жизни, занялся прилежным изучением морского дела. Что касается Бена Ганна: он получил тысячу фунтов, но истратил всё в три недели, или, точнее,– девятнадцать дней, так как на двадцатый явился к нам нищим.
