Обычный человек выйдет в поле, - благоухают хлеба, дышится полной грудью. А того не слышит, что хлеб в рост идет, аж скрипит, - крахмал преобразуется в сахар, листья вбирают азот и перегоняют его к корню, а уже после, вместе с жирами, белками, фосфором, гонят в зерно.
Или же взять дерево... Тут Мусий Завирюха, положив руку на ствол, водил по липовой коре, точно прислушивался, как по дереву ходят соки, проникал в тайны произрастания.
Собственно, и тайны никакой нет.
Лист из воздуха тянет азот, а отдает кислород, хлорофилловое зерно вбирает солнечный луч и отдает дереву, потому ранним утром в саду не надышишься.
Партизаны, затаив дыхание, пытливо уставились на Мусия, глаз не отводят от его тронутой сединой бороды, от нахмуренного лба, хранящего тьму всякой учености.
Мусий Завирюха вдруг спохватился, развеялось чудесное марево хлеборобских дум, и он подал боевой клич:
- По коням!
И, уже немного отъехав, обращаясь к Павлюку, заметил:
- На мою думку, густые хлеба не пропускают солнца, мало хлорофилла, стебель не упругий, повалит ветром...
Партизаны после короткой передышки отправлялись в поход. Теперь они сила. Полицаи едва услышат, что идет отряд Мусия Завирюхи, разбегаются кто куда, а население спокойно: знают, что из его отряда никто ничего не берет, напротив, сами раздают соль нуждающемуся населению.
Командир грозной партизанской армии Сидор Ковпак ушел громить глубокие гитлеровские тылы, Мусий Завирюха на месте донимает врага. А иначе зачем бы немцы назначили за его голову такие большие деньги.
...И уже про Мусия Завирюху всюду слава идет, будто он продавал горшки на базаре - разведывал врага. Глазурью облитые горшки приводили в восхищение многих - волшебный звон! - мировой выдумщик этот Мусий Завирюха.
Иные видели, как Мусий в постолах, в заплатанном кожухе мерил деготь. Слухи переплетались, кружили по всем дорогам. Далеко по округе разлеталась слава об этом человеке. Зря народ легенды складывать не станет.
...Когда гитлеровцы загнали партизан в болото, прижали к Пслу, кто там настлал переправу? Человек немалых наук, убедились партизаны. Всего Мичурина прошел! Кто план по огурцам выполнял на триста процентов? Опять же он!
Зыблется земля под ногами, топкая низина поросла сосной, березой, ольшаником, ветлой. Всадники сошли с коней - кони грузнут по колено, вода выступает. Телеги порой переносили на руках, лошадей тоже поддерживали под гужи. Там, где очень зеленая поляна, - обходи, затянет. Каратели перекрыли все лесные дороги, просеками тоже не пробьешься - вот и приходилось продираться через непроходимые дебри.
Павлюк ведет бой с карателями, поставил огневой заслон. Немецкие бронемашины бьют из пушек, над лесом с шипением проносятся снаряды, перелетают через Псел - неприцельный огонь. Надеялись окружить партизан и загнать в Псел. А Мусий Завирюха тем временем ладит переправу. Река хоть и неширокая, но вода в эту пору студеная, окоченеешь.
Марко с Сенем пригнали лодку - раздобыли где-то, - Мусий Завирюха велит рубить две сосны на том берегу, сам выбирал. Что говорить, подходящее дерево, хорошо пружинит. Сосны легли вдоль реки. Марко направил - оседлал вершину, привязал провод. Обрубили ветки, закрепили на берегу один конец, после проводом потянули на середину, пока не положили поперек реки. Забили колья, проводами закрепили, чтобы вода не унесла. Хорошо хоть не на крутом берегу росли сосны, одна на песке, другая на воде. Вторую сосну уложили в двух метрах от первой. Связали их жердями пятнадцать жердей на тридцать метров. Настелили горбыли. С исподу тоже подложили кругляки. И переправили весь отряд с обозом, пулеметами и минометами. Гитлеровцы стянули со всех концов карательные отряды, чтоб утопить Мусия Завирюху, а он вышел сухим из воды! Вот и скажите теперь, как же не складывать о нем песен, не рассказывать веселых историй?
...Эх, не довелось Мусию нынешнюю весну нежить чернозем, высевать полновесное зерно, любоваться тучными полями - запоганил враг землю.
Но не укорениться врагу на обокраденной земле. Ненавистью бьется тут каждая земная жилка...
...Пламенеет небо на востоке. Все слышнее громовые перекаты. Справедливое возмездие ждет захватчика. Час освобождения не за горами.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
1
Задумала Жалийка холсты белить, расстелила на снегу длинной полосой, чтобы вымерзли, так немцы забрали. И теперь горюет она перед соседками столько труда пропало.
- ...У меня пальцы от пряжи свело, колени ломит - потопчись-ка попробуй в студеной воде. При коптилке пряла, навивала на кросна. Всю зиму ткала - ребятишкам на одежду, - выткала полтнище. Набежали мертвоголовны, забрали, оголили детей.
- Нет, не от хорошей жизни фашисты тянут все, что под руку попадет, рассудила Варвара Снежко, - если бы они думали тут осесть, разве стали бы грабить людей?
- Или вешать? - взволнованно вставила Меланка Кострица, чью дочь замучили в Германии.
О виселице, о смерти говорили как о будничном явлении.
...Довольные делом рук своих, надменные ходили гитлеровцы вокруг виселицы, щелкали фотоаппаратами. Небось пошлют карточки женам, матерям: любуйтесь, дескать, как мы расправляемся с партизанами!
А что Красная Армия скоро здесь будет, на то вещие знаки есть. Веремийке сон приснился, будто тащит она воду из колодца, задохнулась, вытащила полное ведро, а в нем четыре рыбины - опять вместе семья соберется.
Каждому хотелось в эти дни предсказывать, предугадывать будущее. Меланка Кострица собственными глазами видела, как звезда упала в озеро, это тоже означает, что Красная Армия скоро придет.
Килине Моторной приснилось, будто три солнца взошли над горой и рядом три столба огненные - тоже к вестям.
По правде сказать, и вещие приметы тут ни к чему, уже если воздух натужно гудит волнами, - так любая старуха скажет, что близится расправа с врагом. Как ни береглись немцы, ни старались, чтобы правда не доходила до людей, все равно всему селу известно, партизаны рассказали, что враг нашел себе на Волге могилу.
...День и ночь беспрерывным потоком проносились через Буймир машины с немецкими солдатами и офицерами, громыхали пушки, танки, отступавшие под ударами Красной Армии. Немцы останавливали машины с итальянскими солдатами, остервенело выталкивали их, садились сами. На чем только не увозил фашистский сброд награбленное добро - на ослах, на детских салазках, на лыжах...
Тут произошло событие, огорошившее не одну голову.
Когда в воскресенье Жалийка с Веремийкой и Меланкой Кострицей возвращались с базара, живо обмениваясь впечатлениями, они встретились на узкой сельской улочке со старостой. Он всегда нагонял страх на сельчан. Женщины вмиг смолкли, будто языка лишились, потупились, не зная, в какую сторону податься. Хуже нет, как попасться на глаза старосте. Староста идет - на улице тесно! Прижались к плетню, чтобы дать старосте дорогу. Но Селивон, к удивлению, не окрысился, как обычно, а поздоровался и даже шапку снял. Огненный столб так не ошеломил бы женщин, как это событие.
Когда немного пришли в себя, Меланка Кострица заметила:
- За собакой палка не пропадет...
Было что вспомнить женщине... Давно ли думал мякиной людей кормить? До сих пор в голове звенит - за горсть зерна с ног сбил.
Веремийка - любит наперекор сказать! - на это ответила, что не нам попа судить, пусть его черти судят. А если б самой довелось?
Полыхает небо на востоке - заря освобождения занимается над землей.
Жалийку тревога берет:
- Ой, чует мое сердце, наберемся мы, кума, горя, пока придет освобождение...
Нагоняют страх мертвоголовцы - черные черепа на желтых повязках.
Неспокойно на душе у Жалийки, вспомнился отобранный холст.
...Соломия топила печь, пламя вспыхнуло, чуть глаза не выжгло, опалило брови - не к добру...
Пышнотелые молодицы хандрили, чего ни разу не бывало, хмурые усачи к столу не присаживались, погруженные в невеселые думы, наблюдали, как Соломия раскидывала дочери карты:
