— Ого! Дашь кусочек? — пророкотал глухой бас Хоо из темного закута под кормовой надстройкой, Тоно кивнул в ответ и потащил рыбину на корму. Здесь горел фонарь, который зажгли для освещения компаса — магнитной стрелки, укрепленной на куске пробки, который плавал в сосуде с водой. В призрачном бледном свете великан Хоо меньше, чем днем, походил на человека. Он вонзил зубы в сырую рыбину и стал жадно есть, заглатывая большие куски. Тоно и Эяна, как и он, не понимали, зачем нужно варить или жарить рыбу, когда можно есть ее сырой. Ингеборг возилась в камбузе только для Нильса и себя. Однако сейчас даже Тоно почувствовал отвращение и не сразу смог его подавить. От Хоо это не укрылось.
— В чем дело?
Тоно пожал плечами:
— Ни в чем.
— Э, нет. Ты что-то имеешь против меня. Выкладывай все начистоту. Нам нельзя таить злобу друг на друга.
— Какая еще злоба, что ты выдумал? — Голос Тоно звучал, однако же, раздраженно. — Если ты так уж хочешь, пожалуйста, скажу: у нас в Лири было принято более прилично вести себя за едой.
Хоо с минуту глядел на Тоно, прежде чем ответил, тщательно взвешивая каждое слово:
— Ты будешь мучиться, пока не избавишься от какой-то занозы, которая засела у тебя в мозгу. Выкладывай, парень, что с тобой происходит?
— Да ничего, говорят тебе, ничего! — Тоно повернулся, чтобы уйти.
— Погоди, — окликнул оборотень. — Может, надо найти и тебе пару? Мы-то с Нильсом нашли… По-моему, Ингеборг тебе не откажет. Будь уверен, меня ты этим ничуть не обидишь.
— Ты что, вообразил, что она… — Тоно вдруг осекся и теперь уже решительно пошел прочь.
Сумерки сгущались. Какая-то тень соскользнула вниз по мачте и с глухим стуком прыгнула на палубу. Тоно подошел ближе. Нильс — это был он — не сразу его увидел, тогда как Тоно, видевший в темноте не хуже, чем днем, с первого взгляда заметил, что юноша смущен.
— Что ты там делал?
— Я… Я… Видишь ли, Эяна сейчас там, в гнезде… — Голос плохо слушался Нильса. — Мы с ней разговаривали, но потом она сказала, чтобы я уходил, ведь я все равно в темноте ничего не вижу и толку от меня нет…
Тоно кивнул.
— Ну да, понимаю. Ты пользуешься любым предлогом, чтобы побыть с нею вдвоем.
Он отвернулся и пошел прочь от Нильса, но тот схватил его за руку.
— Господин… Тоно… Выслушай меня, пожалуйста, прошу тебя!
Принц лири остановился. Несколько секунд прошло в молчании.
— Говори.
— Ты стал далеким, холодным. И со мной, и со всеми, как мне кажется, но со мной особенно. За что? Разве я чем-то тебя обидел? Тоно, поверь, больше всего на свете я не хотел бы нанести тебе обиду.
— С какой стати ты возомнил, что можешь нанести мне обиду, ты, человек, житель суши?
— Твоя сестра и я, мы…
— Ха! Она свободна. Я не настолько глуп, чтобы ее осуждать.
Между Тоно и Нильсом, разделяя их, лежала полоса лунного света. Нильс шагнул вперед, и теперь луна ярко осветила его лицо.
— Я ее люблю, — сказал юноша, — Вот как? По-моему, ты что-то путаешь. У нас ведь нет души. Ни у нее, ни у меня. Забыл?
— Не может этого быть! Она такая чудесная, такая чудесная… Я хочу на ней жениться. Она станет моей женой, если не перед людьми, то перед Господом. Я буду ее беречь, заботиться о ней до самой моей смерти.
Тоно, я буду твоей сестре хорошим мужем. Обещаю тебе должным образом обеспечить и ее, и наших детей, когда они появятся. Я уже все обдумал, я знаю, как поместить мою долю золота в выгодное дело. Ты поговоришь с ней, Тоно? Мне она и слова сказать не дает, как только начну говорить о женитьбе, так сразу велит перестать. Но тебя она послушается.
Поговори, Тоно, ради меня, а может быть, ради нее самой. Ее ведь можно спасти…
Лепет Нильса вдруг оборвался — Тоно схватил его за плечи и е силой встряхнул, так что даже зубы стукнули.
— Уймись. Ни слова больше, не то я тебя изобью. Наслаждайся, пока она позволяет, этой ерундой. Ерунда и пустяки — вот что это для нее, ясно?
В ее жизни такое бывало десятки раз. Игра и не больше того. Будь доволен, что ей взбрело в голову с тобой позабавиться, и не смей докучать нам своим нытьем. Ты понял?
— Понял. Прости меня, извини…
Нильс заплакал и бессильно поник, опустившись на палубу.
Принц лири еще несколько минут стоял над ним, но взор его блуждал где-то вдалеке. Он стоял недвижно, лишь ветер трепал пряди его волос.
Вдруг губы Тоно дрогнули, как будто он хотел что-то сказать. Но он промолчал. Наконец, решение было принято.
— Поднимайся в воронье гнездо, Нильс, и сиди там, пока я не разрешу тебе спуститься, — приказал Тоно.
Затем он быстро сбежал в трюм, не позаботившись о том, что при открытом люке на палубе слышно все, что происходит внизу. Тоно бросился к Ингеборг.
* * *
Со стороны Ирландии наползли дождевые облака. Мелкий дождь окрасил все в сизый цвет, шепот дождя был громче, чем плеск волн, которые дождь испещрил мелкой рябью. В холодном тумане казалось, что вокруг было не море, а бескрайние зеленые поля и луга.
Тоно и Эяна поплыли на разведку. Вскоре корабль скрылся в тумане, и брат с сестрой впервые за долгое время остались наедине. Они быстро обследовали участок пути, который кораблю предстояло пройти до вечера.
Теперь можно было спокойно обо всем поговорить.
— Ты жестоко обошелся с Нильсом, — сказала Эяна.
Ее брат с силой ударил руками по воде, подняв тучу брызг.
— Ты слышала, о чем мы говорили?
— Конечно.
— И что же ты ему потом сказала?
— Сказала, что ты был в плохом настроении. Сказала, чтобы он не принимал все это слишком близко к сердцу. Он очень расстроился. Будь с ним помягче, брат. Он готов поклоняться тебе, как божеству.
— Он безумно в тебя влюблен. Глупец, мальчишка!
— Ничего удивительного. Я у него первая, понимаешь, первая. — Эяна улыбнулась. — Но он уже всему у меня научился. Когда мы расстанемся, пусть не раз еще порадуется, там, в той жизни.
Тоно нахмурился.
— Надеюсь, он не будет грустить по тебе так сильно, что лишится рассудка. Нильс, Ингеборг… С кем-то еще из людей придется нам иметь дело ради спасения Ирии? Боюсь, нам с тобой вряд ли удастся обойтись без помощи датчан.
— Да, мы с Нильсом и об этом говорили. — Эяна как будто что-то вспомнила и смутилась. — В конце концов, он образумился и согласился, что надо быть очень осмотрительным, ведь ему, неопытному моряку, придется вести свой корабль среди неумолимых законов, которым подчинена его судьба. Знаешь, я не теряю надежды, — заговорила Эяна более серьезным тоном, — потому что он умен и глубоко чувствует, он не скользит по поверхности вещей, а добирается до глубинной их сути. — Она помолчала и тихо добавила:
— Может быть, именно поэтому ему так мучительна мысль о том, что нам придется расстаться. Не беда, что он неопытен, с ним же будет Ингеборг, а она всегда сумеет придумать что-нибудь дельное, да и немало разных людей за свою жизнь узнала, уж это точно. — Эяна приободрилась и даже повеселела.
— У нее сильная натура, — бесстрастно заметил Тоно.
Эяна повернулась на бок, чтобы видеть лицо брата.
— А я думала, ты ею восхищаешься.
Тоно кивнул.
— Да, она мне нравится.
— А уж она-то… Я ведь все слышала, когда сидела в вороньем гнезде.
Люк был открыт, и все было слышно. Как она обрадовалась, когда ты ее разбудил! — Эяна вздохнула и немного помолчала, прежде чем продолжить.
— На другой день мы с ней поговорили наедине. Такой, знаешь ли, чисто женский разговор. Она все недоумевала, зачем это нужно — плыть невесть куда на поиски своего народа, когда на наше золото можно купить поропщи земельный участок где-нибудь недалеко от Альса и жить себе припеваючи. Я сказала, что мы не останемся в Дании, и тут она странно так отвела глаза и стала смотреть куда-то мимо меня, в сторону. Но потом как ни в чем не бывало принялась болтать о том о сем. Да только я-то видела, как у нее руки трясутся… Верно, и в самом деле, опасно людям с нами водиться, не для них Волшебный мир.
