Ни для кого из лейров не было секретом, почему большинство разумных обитателей галактики относятся к ним с негативом. Все эти тайные ритуалы и темные искусства, приводящие к чудовищным бойням, оставили глубокий и ничем нестираемый след в их генетической памяти. Но, ни от кого в Цитадели я не слышал, чтобы нас ненавидели с такой силой, как это ощущалось здесь и сейчас.

Процедура регистрации заняла всего несколько секунд и за это время, помимо крайней неприязни от дамы за стойкой, я все еще чувствовал на себе пристальный взгляд сидящей позади девушки. Ужасно хотелось оглянуться, но под игом Аверре сделать это незаметно было попросту невозможной задачей.

Покончив с формальностями, дама вернула наши удостоверения, проговорив:

– Ваши номера 197 и 198. Мне послать прислугу за вещами? – Голос ее был тяжелый и властный, под стать телосложению.

На что мастер учтиво улыбнулся, хотя, по моему мнению, улыбаться, глядя на эту в высшей степени отталкивающую женщину, было решительно невозможно.

– О, это ни к чему, мадам Бабор. Все наши скудные пожитки при нас. – Он указал головой на мой рюкзак.

Мадам Бабор осклабилась, точно слегка подсевшее тесто:

– Тем лучше. Идемте, я провожу вас в комнаты.

Ухитрившись как-то выбраться из-за узкой стойки, она повела нас к лифту, а я все пытался хотя бы искоса глянуть на девушку еще раз. Вот от нее-то враждебности я не чувствовал, лишь безыскусное любопытство. Нам почти удалось встретиться взглядами, но Аверре снова окликнул меня и двери кабинки закрылись.

Лифт мигом вознес нас к вершине здания, под самую мансарду. Выйдя наружу, мы оказались в длинном темном коридоре с алыми стенами и двумя рядами высоких двустворчатых дверей по обе его стороны. Между каждой дверью на стене крепились лампы, и свет их, уже по традиции, скорее сгущал мрак, нежели рассеивал его.

– У вас здесь не так много постояльцев, – заметил Аверре, шагая вдоль тусклых пятен света.

Ответ хозяйки был слишком лаконичен:

– Достаточно.

Почти уйдя в самый конец коридора, мы остановились возле дверей с порядковыми номерами 197 и 198, вытесненными на бронзовых табличках. Номера располагались один напротив другого.

– Ваши комнаты, – указала мадам Бабор, быстро всунула мастеру ключи и спешно ретировалась.

Проводив ее взглядом вплоть до лифта, я поинтересовался у наставника:

– Что это с ней? Испугалась превратиться в насекомое?

Но тот только протянул мне ключ, указывая на дверь. Я открыл комнату и тут же замер: настолько отличалась она от моего прежнего и скромного жилища в Цитадели.

Как и весь отель, номер был выдержан в яркой коричнево-алой гамме. Посередине стояла просторная двуспальная кровать, а рядом две миниатюрные тумбочки. У окна, занавешенного плотными бордовыми портьерами, располагался тяжелый письменный стол, несколько стульев и пара, мягких и очень удобных на вид, кресел. Несколько картин украшали стены. Все было подобрано со вкусом и выглядело весьма уютно. Едва ли стоило сомневаться, что Аверре отвалил за эти номера кругленькую сумму. Интересно, а его комната такая же или ещё роскошней?

– Устраивает? – поинтересовался он, выдыхая мне чуть ли не в затылок. Я точно парализованный застыл на пороге и не отвечал, пока мастер не втолкнул меня внутрь. – Ну, осмотрись же! Что ты встал?

Все еще в состоянии легкого ступора, я бросил рюкзак на кровать и первым делом подбежал к окну. Раздвинув тяжелые портьеры, впустил внутрь комнаты больше света, захлебнувшись открывшимся снаружи видом. Слов не найдется, чтобы описать его. Я и не предполагал, что мы забрались так высоко. Даже лишенный былого блеска, Мероэ оставался по-прежнему прекрасен и величав, а обветшалость некоторых зданий только придавала ему дополнительную живописность. Привычка скрывать от всех свои настоящие чувства, удержала меня от того, чтобы обернуться и с придыханием восхититься. Вместо этого я сдержанно произнес:

– Чем-то напоминает Риомм.

Батула мои слова как будто удивили.

– Разве ты был на Риомме?

– Нет, – качнул я головой. – Просто видел голограммы. Города, конечно, разные, но что-то общее между ними есть.

Какое-то время оба молчали, продолжая любоваться панорамой бронзовых шпилей и куполов, вздымавшихся над бесконечной растительностью.

– Ты прав, – наконец нарушил тишину мастер. – Занди строил утопическое детище, основываясь на том лучшем, что, по его мнению, имелось в столице Империи.

– Риомм в миниатюре?

– Лучший Риомм, – сказал он. – Вернувшись с войны, генерал был заражен идеей создания совершенного общества, в котором не существовало бы лейров и им подобных.

– В этом-то он и без того преуспел, – заметил я. – Кроме Адис Лейр в галактике больше никого и не осталось. Мне кажется, Занди следовало поступить умнее и не пытаться строить что-то новое, а как-то преобразовывать уже имеющееся. Он мог улучшить мир, в котором жил, а не сбегать в другой. Столько сил было потрачено на освоение Боиджии. Представьте, что было бы с Риоммом, направь генерал свои ресурсы в иное русло.

Глядя на меня, Аверре только мягко улыбался.

– А кто бы ему позволил?

– Зачем бы ему спрашивать разрешения? – спросил я. – На его стороне была армия. И сила Иглы, о которой вы всё говорите. Как можно было не воспользоваться таким шансом и не установить собственный диктат в Империи?

Батул нахмурился.

– Лейры были уязвимы для Иглы благодаря своей связи с Тенями. Могла ли она навредить нормалам – неизвестно.

– Если только она вообще существовала.

– Ты снова за свое? Совет Империи, между прочим, тоже не был настолько уж уязвим. Думаешь, никто из политиков того времени не предполагал, что после войны Занди попытается захватить власть в галактике? Для них он всегда оставался огромной костью в горле, бельмом на глазу. Без сомнения, он был крайне полезен, но и опасен тоже не в меньшей степени. Ему попросту не дали возможности проявить себя, отправив в ссылку от глаз подальше. Вот и все. Место, конечно, он выбрал сам и это была Боиджия, но я так и не нашел ни единого доказательства, чтобы он когда-нибудь пытался вернуться обратно.

– И вам это не кажется странным? – удивился я. – Имея на руках такие карты, он попросту отказался от битвы и добровольно превратил себя в затворника? Мне всегда казалось, что люди подобного склада обычно так не поступают.

– Много ты разбираешься в людях, – фыркнул Аверре, рассеянно почесав подбородок. – Я думаю, он был из тех редких личностей, кто надевал военный мундир лишь по необходимости. Возможно, он ценил жизнь куда больше, чем ты или я сможем когда-либо себе представить. Возможно, он понимал, какой ужасной находкой стал обладать и, прежде чем она попала не в те руки, спрятал ее от посторонних глаз.

– На Боиджии, – зевнул я, с внезапной остротой ощутив утомленность от поездки и всех сопутствующих ей переживаний.

– А где же еще?

– Ну-ну.

Пока мы препирались, тучи заново успели обложить город со всех сторон, спрятав начавшее клониться к западу солнце. В комнате сделалось значительно темнее. Глядя в даль, я сказал:

– Никогда бы не подумал, что одному человеку под силу создать целую колонию. Для этого нужно обладать очень редкими способностями и немалым числом последователей.

– Ты прав, – кивнул Аверре, усаживаясь во второе кресло. – В последователях Занди никогда не знал недостатка. Люди шли за ним, куда бы он их ни вел – в светлое будущее или же на смерть – с одинаковым упорством.

– А как насчет денег? Чтобы создать подобное чудо должны были потребоваться баснословные суммы.

– Об этом история умалчивает. Ни одного достоверного свидетельства о том, откуда брались деньги, мне найти не удалось. Но я не думаю, чтобы Занди пользовался финансовой поддержкой со стороны. Богатых и влиятельных друзей у него, конечно, всегда хватало, но такое ведение дел неминуемо поставило бы его в очень уязвимое положение, а, насколько я знаю, генерал ничто так не ценил, как независимость и свободу. Он был идеалист, спустивший на мечту все, что имел.