Итак, мы уже знаем, что цензор Ми преклонялся лишь перед богатством, а бедность и бедняков презирал. Узнав, что Ху Хао обеднел, он наотрез отказался возвращать ему долг. Ху Хао, разумеется, был этим и возмущен и расстроен, однако ничего поделать не мог. К счастью, Лю И, старый слуга семьи Ми, проникся к нему сочувствием и пригласил его вместе с учителем Чэнем в трактир, чтобы угостить и хоть как-то загладить этим грубость своего господина. Усадив Ху Хао на почетное место, а учителя Чэня – на циновке чуть пониже, он сказал подошедшему трактирщику:

– Подай нам вина да побольше мясных закусок…

– Есть свежая говядина, – предложил трактирщик. – Прикажете подать?

– Подавай, – распорядился Лю И. – И неплохо бы еще курицу.

– Не стоит через меру тратиться, – запротестовал Ху Хао.

– Какое через меру! – возразил Лю. – Мне и так совестно за такое ничтожное угощение!..

Когда трактирщик принес кувшин вина, Лю И прежде попробовал, хорошее ли оно, и тогда разрешил подогреть. Вскоре на столе появилось блюдо с мясом и большая чашка маринованных овощей. Трактирщик сам хотел налить посетителям вино, но Лю И взял у него чайник:

– Тут мы сами управимся. Лучше иди зарежь курицу да поскорее свари ее.

Трактирщик вышел, а Ху Хао обратился к Лю И:

– Вы бы, почтенный, тоже присели…

– Нет, нет! – отказался Лю И. – В присутствии таких благородных людей, как вы и учитель, мне сидеть не полагается.

– Если вы не сядете, мы не сможем принять вашего угощения, – решительно заявил Чэнь Шань.

– Раз вы так настаиваете, я сяду с краешку и буду вам прислуживать, – сказал Лю И.

Он наполнил кубки вином и подал Ху Хао и учителю. Ничего не евший с утра Ху Хао после первого кубка почувствовал, как у него заколотилось сердце и раскраснелось лицо.

– Простите, но больше пить не могу, – сказал он. – Позвольте, если можно, немного закусить.

Не настаивая из опасения, как бы Ху Хао не захмелел, Лю И сказал:

– Хорошо, мы выпьем вдвоем с учителем. – Затем позвал трактирщика и приказал подавать курицу сразу же, как только сварится.

Трактирщик вышел и вскоре принес блюдо с разрезанной на куски курицей, поставил его на стол и спросил:

– Кому прикажете подать первому?

Лю И показал на Ху Хао. Тот взял чашку, съел кусочек и вдруг вспомнил о голодной жене и дочери, и из глаз его закапали слезы. Чэнь Шань сразу догадался, в чем дело, и сказал:

– Во всем виноват я один. Не знал, что цензор Ми такой бессовестный человек, и вовлек юаньвая в неприятность. – Затем он обратился к Лю И: – В детстве мы с твоим господином были друзьями и жили душа в душу. Он советовался со мной во всех делах, всегда был гуманным и справедливым, а сейчас, став чиновником, сущий Янь-ван в человеческом обличье!

– Вы уж его простите, – попросил Лю И. – Человек всю жизнь не может быть добрым. Даже воды реки Хуанхэ и те бывают чистыми лишь несколько дней в году! Сейчас юаньваю не повезло, но я уверен, что счастье еще вернется к нему. И я буду помогать ему по мере возможности до тех пор, пока мой хозяин не одумается и не вернет долг.

– Премного вам благодарен, – сказал Ху Хао.

Он съел две чашки мяса и положил палочки.

– Пожалуйста, ешьте еще, – уговаривал Лю И.

– Спасибо, больше не могу, – поблагодарил Ху Хао.

– Тогда, может, вина? – предложил Лю И.

– Не стоит, – отвечал за Ху Хао учитель. – Юаньвай всегда пил очень мало.

– А после того как попал в беду, вообще не прикасался к вину, – сказал Ху Хао. – Вот сейчас выпил и совсем расстроился… Поистине, ваше сочувствие тронуло меня до глубины души.

Лю И и Чэнь Шань допили вино и доели закуски. Затем Чэнь Шань достал из рукава связку в триста монет и протянул Ху Хао:

– Возьмите эти деньги и по дороге домой купите себе чего-нибудь съестного. Жаль, я сейчас мало зарабатываю и не могу дать больше…

Лю И между тем рассчитался с трактирщиком и оставшиеся у него около сотни монет также отдал Ху Хао:

– Я не богат, но примите хоть этот скромный дар.

Ху Хао вспомнил о страданиях своих близких и с благодарностью принял деньги, тем более что даны они были от чистого сердца…

Поистине:

Здесь наше повествование пойдет в двух направлениях. Сначала мы расскажем о жене и дочери юаньвая, которые, дрожа от холода, с нетерпением ждали возвращения Ху Хао.

– Почему отец пошел просить у людей? – недоумевала Юнъэр.

– Видишь ли, дочка, все люди в мире живут по-разному, – объясняла мать, – одни – в тепле и довольстве, другие – в холоде и голоде. Твой отец нынче впал в такую нужду, что у него нет иного выхода, как просить подаяния.

– Но почему он пошел в такой снег и мороз? – не унималась девочка.

– Дитя мое, у нас совсем нечего есть, и не пойди он сейчас, мы умерли бы с голода. Девочка моя, возьми под изголовьем кровати несколько оставшихся у меня монет и купи чего-нибудь поесть, а вернется отец – придумаем еще что-нибудь.

Юнъэр перевернула всю кровать, однако нашла только восемь медяков.

– Вот и хорошо, – сказала мать. – Купи себе несколько жареных лепешек и поешь.

Надев рваные сандалии и обмотав голову старой тряпкой, Юнъэр, осторожно ступая по снегу, вышла со двора. Городская улица – это не глухие горы: вот и сейчас здесь было оживленно, люди, топча снег, сновали взад и вперед, и вскоре образовалась слякоть, по которой стало трудно передвигаться. Юнъэр не успела сделать и нескольких шагов, как поскользнулась и выронила зажатые в ладони монеты. Взволнованная девочка бросилась шарить руками по мокрому и грязному снегу, однако ей удалось найти только семь монет. Восьмая монета пропала.