Литмир - Электронная Библиотека

Сына Василия научала:

– Ты, сыне, великий князь московский по закону. Отец так завещал. И коли Юрий суда ханского требует, не уступай, в Орду поедешь. Да не один, а с боярином Всеволжским. Иван изворотливый и речи сладкие сказывать умеет.

Софья Витовтовна годами еще не старая. В кости крупная, лицо мясистое, а подбородок чуть выдался. Чем на отца своего великого князя литовского смахивала.

Накануне зазвала она в палаты боярина Всеволжского, долго с ним рядилась, как честь Василия, князя московского, отстаивать в Орде, у хана.

Боярин Всеволжский перед великой княгиней гнулся, заверял, что непременно возвратится из Орды с ярлыком для Василия на великое княжество Московское.

Всеволжский речи красивые говорил, убедительные, а сам глазки прятал под широкими бровями. И голос у боярина тихий, в душу лез.

Поверила княгиня Всеволжскому.

– Ты, боярин Иван Дмитриевич, все уменье напряги, а без согласия ханского не ворочайся.

Так наказывала Софья Витовтовна. Одного опасалась, как бы у хана не закралась мысль, что молод Василий для великого московского княжения. Вот Юрий Дмитриевич в самый раз.

Не доведи Бог, чтобы Юрий на московское великое княжение уселся. За ним его сыновья потянутся, Дмитрий Шемяка, Васька Косой…

Иногда вдовствующая великая княгиня задумывалась, а не послать ли в Литву к Витовту, чтобы заступился за внука, московского князя Василия, да унял Юрия.

Однако прогоняла такую мысль. Она хорошо знала отца, за услугу он непременно потребует от Московского княжества земель для Литвы.

* * *

Гонец ехал лесами, дорогами через поля, минуя буераки, выискивая мостки и переправы. Гонец ночевал во встречных деревнях и под разлапистыми елями на полянах у костра. Гонец вез письмо князя Юрия из Звенигорода в Галич к воеводе Анисиму, чтобы тот по получении грамоты вел к нему дружину…

Неделю спустя гонец разглядел усадьбу воеводы, белесые березы в зеленых шапках молодой листвы. По малому косогору сбегали избы и домики крестьян и мастерового люда.

На усадьбе гонца встретил воевода Анисим, ворочавшийся от заутрени. Тут только гонец увидел стоявшую за лесом деревянную малую церковь, порядком обветшалую, с одним крестом на остроконечном шпиле.

Боярин Анисим, еще совсем молодой, увидел гонца, слезавшего с седла, подошел.

– С чем прибыл, гридин? – спросил, окинув зорко притомившегося воина и его коня.

– От князя Юрия с письмом.

Принимая грамоту, воевода сказал:

– Коня на конюшню, а сам отправляйся в гридницу, передыхай…

Воеводе на сборы в дорогу мало времени требовалось. В двое суток дружина была готова в путь. Наперед отправился малый обоз, телег в десяток, а следом, под хоругвью и удары бубна, двинулся и весь полк, полторы сотни гридней.

Анисим гадал, к чему князь затребовал дружину в Звенигород? Ему невдомек, что Юрия заботит стол московский. Он никак не мог смириться, что на великом московском княжении уселся племянник Василий.

Князь Юрий решил, как только соберется в Звенигороде вся его дружина, он изгонит из Москвы племянника, а усевшись великим князем, отдаст Галич Василию с матерью его Софьей Витовтовной.

Юрия одна мысль тревожит еще со дня смерти брата, великого князя Василия Дмитриевича, – митрополит Фотий, стоявший на стороне племянника Василия. Фотий заставил московских бояр присягнуть Василию и его, Юрия, к тому принуждал.

Юрий не забывал, как Фотий приезжал к нему, уговаривал и даже грозил.

И прежняя мысль вернулась к Юрию, вот сядет он на московский стол, тогда и решит, быть Фотию митрополитом либо кому другому.

* * *

Иван Дмитриевич Всеволжский – боярин рода древнего. Род свой он вел от князей смоленских и женат был на внучке великого князя нижегородского, почему и был уже в родстве с великим князем московским.

Овдовел он рано, когда дочь была маленькой. Алену воспитывала приставленная мамка из боярынь захудалых. Росла дочь тихой, послушной, и умом ее Бог не обидел, и красотой не миновал.

Иван Дмитриевич Бога молил, чтоб послал Алене мужа и богатого, и доброго.

А когда Софья Витовтовна поговорила с ним, чтоб в Орду с молодым великим князем Василием ехал и там хана улещил, чтоб с ярлыком Василий в Москву воротился на великое княжение, мысль боярина Всеволжского одолела: а не женить ли Василия на Алене? То славно вышло бы…

И решил Иван Дмитриевич, что судьба сама ему в этом потворствует. Дорога в Орду долгая, даст Бог, сумеет боярин потихоньку, исподволь заинтересовать молодого Василия и тот увлечется Аленой. Может, это счастье ее, и будет она великой княгиней московской…

Иван Дмитриевич задумку свою вынашивал долго, не покидала она его. Понимал, задача эта нелегкая, убедить хана, чтобы не отдал ярлык князю Юрию. А что Юрий будет отстаивать свое право по старшинству, Всеволжский уверен.

Боярин молил у Бога милости. Не для себя просил, для Алены. Об Алене с великим князем Василием разговор не заводил, дорога в Орду далекая, еще выпадет такой случай.

А уж как боярину Всеволжскому хотелось, чтобы Василий как-нибудь завернул к нему на подворье. Тогда бы боярин при удобном случае и показал ему свою дочь. Всеволжский убежден, Алена великому князю приглянется, в душу западет.

* * *

В Москву из Звенигорода приехал дьяк Варсонафий. К митрополиту, по делам приходским.

Въехал в Москву к вечеру, на пустынном торгу решил ночь переждать. Кобылу к задку телеги привязал, сенца подложил.

Жует кобыла, а дьяк в телеге улегся, в небо уставился, в звездах родичей покойных выискивает. Да как их сыскать, эвон, звезд великое множество.

Сомкнул Варсонафий глаза и не приметил, как и заснул. А когда пробудился, день уже начался, звезды погасли и заалело.

Умылся дьякон из лужицы, волосы пригладил и через открытье ворота Кремля, минуя Чудов монастырь и дворец великого князя, направился на митрополичье подворье.

У крыльца дьякона долго не впускали, велели дожидаться.

Только к обеду иеромонах покликал:

– Проходи, дьякон, митрополит ждет.

И повел Варсонафия в библиотечную хоромину. Фотий стоял у резного стола, благословил Варсонафия. Полюбопытствовал о звенигородском приходе, посокрушался о малочисленности прихожан. Вспомнил князя Юрия.

– Владыка, – промолвил Варсонафий, – князь Юрий в церковь не ходит и вот уже почти год, как не исповедался.

У митрополита седые брови поднялись, сказал с горечью:

– Ретивое играет у князя Юрия, что возымел. – Покачал головой. – Ах, Юрий, Юрий, пошлю я к нему тверского Вассиана, дабы он гордыню князя усмирил.

Помолчал, поглядел на Варсонафия.

– Скажи благочинному Кириллу, чтобы тот князя Юрия на ум наставлял. Ты же, дьякон, отправляйся к казначею, за приход звенигородский отчитайся…

Покинул Варсонафий подворье митрополичье, постоял, огляделся. Дворец великого князя о двух ярусах, с переходами, оконца в решетках узорных, италийскими стекольцами поблескивают, несколько теремов боярских, соборы Успенский, Благовещенский.

Малолюдно в Кремле, только у ворот, где монастырь Чудовский, монахи собрались. К чему, Варсонафий не понял…

Поплелся дьякон на торжище, где клячонку свою оставил. Стоит, все сено пережевывает. И никто на его лошадку не пожаждился, и телегу не увели. Да и кому она была бы нужна, старая, разбитая.

Клячонка на Варсонафия покосилась, заржала тихонько.

– Ну, милая, – сказал дьякон, – пора в обратную дорогу…

Упал в телегу, тронул конягу и, гремя по бревенчатому настилу, через Китай-город и Белый выбрался из Москвы.

Солнце клонилось к закату.

* * *

Передохнувшая клячонка попервах трусила резво, но к ночи едва плелась. Варсонафий ей доверился, и вскоре его храп уже разносился по всему подмосковному лесу.

Телега катилась и катилась со скрипом, но как далеко Варсонафий отъехал от Москвы, он не знал, потому как спал.

13
{"b":"563669","o":1}