Разумовский колебался. Еще минуту назад он готов был наговорить всякой гадости священнику, но теперь вся спесь куда-то делась. Отшелушилась и осыпалась на землю.

- Беда в том, что потух огонек в твоем сердце. Сам ли ты зажигал его? Нет. И снова зажечь тоже не твое будет дело. А Тот, Кто зажигает, не поблажлив. Проси и моли, а у Него один ответ: "Зажигал уже. Зачем погасил?"...,- священник снова перекрестился.

-Ты так и не понял, кого в провожатые тебе дал Господь, кем была для тебя твоя Катюша. Она твой ангел-хранитель. Ни что-то аморфное, невидимое, неосязаемое, а из плоти и крови, со своими страхами и переживаниями, с грехами и ошибками, с верой и бесконечной любовью. Так помоги ей сейчас. Два года она спасала вашу дочь. Рвется нить и, нет больше сил ее держать. Катюше и нужна-то была всего-навсего твоя молитва.

-Я не умею,- выдавил Разумовский из себя.

-Ты начни и научишься. А я помогу тебе,- и отец Феофан опустился на колени.

Олег плохо понимал, что происходило дальше. Язык хоть и был похож на современный, но с непривычки воспринимался с трудом. В голове вертелось лишь одно: "Господи помилуй!", да пожалуй, еще глубокий взгляд с иконы, который видел его насквозь.

-А это ничего, что я некрещеный?- спросил священника Олег, когда молитва закончилась.

-То, что не носишь крест, конечно грех, но твоя матушка сумела окрестить тебя незадолго перед своей смертью, пойдя против воли мужа. В этой самой церкви. Ты был худеньким, тихим малышом. Двое твоих сверстников ревели в три горла, когда отец Алексий крестил вас, а ты единственный с серьезным видом озирался по сторонам, словно пытался понять происходящее.

-Откуда вы все знаете так подробно? Кто вы?

-Я твой крестный,- улыбнулся старик.

-А у меня даже крестик не сохранился,- отчего-то вдруг смутился Разумовский.

-Вот он,- священник раскрыл ладонь,- И давно тебя ждет.

-Но почему он оказался у вас?

Священник тяжело вздохнул.

-Через два дня, после того, как тебя крестили, твой отец пришел в церковь. За его спиной, словно черные ангелы смерти, стояли несколько человек в штатском. Как он обо всем узнал, сказать не могу, но был очень зол. Он швырнул крестик на пол и придавил его ногой. Не хочу повторять, что говорил твой отец, но слово свое сдержал. Церковь надолго закрыли. Лишь много позже я узнал, что твоя матушка слегла после этого случая. Что уж там произошло между мужем и женой не могу сказать, но болела она недолго. Сгорела, как свеча,- отец Феофан перекрестился,- Больше пятидесяти лет я хранил твой крестик в надежде, что ты когда-нибудь вернешься. Нагнись.

Олег склонил голову.

-Что же дальше?- поинтересовался он.

-И дальше, и всегда, смотри на небо, и всякий шаг своей жизни так соизмеряй, чтоб он был ступанием туда.

-А как же моя дочь? Что будет с ней?

-На все воля Божья,- негромко ответил священник, а потом еще тише добавил,- и твоя...

Разумовский не совсем понял, что старик этим хотел сказать, но переспрашивать не стал. За сегодняшний вечер он и так получил столько информации, что не укладывалось в голове. В душе творилась сумятица. Жена, дочь, мать, отец, как же слеп и глух он был раньше! Душа рвалась к той, кого любил, а вот тело, которое никогда его раньше не подводило, отказывалось слушаться. Ноги в коленях дрожали, легкие с трудом выталкивали воздух из груди, чтобы хоть как-то сделать новый глоток. Острая боль пронзила грудь.

-Отец Феофан, мне бы на воздух,- с трудом произнес он.

-Я буду тебя ждать,- кивнул тот головой.

Всем телом Разумовский навалился на входную дверь. Та снова протяжно скрипнула и открылась, выпуская на улицу. Метель швырнула в лицо снежный заряд, пытаясь привести его в чувство, но он даже этого не заметил. Олег сделал несколько шагов и тяжело осел прямо в сугроб, привалившись к чему-то спиной.

-Олег Михайлович! Олег Михайлович!

Очнулся Разумовский от того, что кто-то его тряс за плечо. Он открыл глаза и узнал Бориса. Попытался улыбнуться, скривив рот. Получилось что-то среднее между оскалом и улыбкой.

-Ну что же вы Олег Михайлович,- отряхивая от снега олигарха, отчитывал его, как маленького Малышев,- разве так можно? Мы вас второй час по всему кладбищу разыскиваем. Всех на уши поставили...

-Шапку потеряли, всю голову снегом занесло. Возьмите хоть мою пока.

Не сразу ему удалось в заснеженной фигуре разглядеть шефа. Тот стоял на коленях, уткнувшись головой в памятник, а нарядная рябина словно гладила его по голове, под порывами ветра касаясь своей веткой.

Разумовский постепенно приходил в себя. Взгляд стал осмысленней.

-Боря, я нашел ее,- замерзшей рукой он стряхнул с памятника снег,- Это моя Катюша!

С фотографии смотрела молодая женщина, мягкая улыбка светилась добротой и нежностью, от которой становилось легко.

Борис непроизвольно улыбнулся в ответ.

-Как у Ирины.

-Что?!- не понял Олег.

-Жена моя, Ирина,- с грустью в голосе, признался Малышев,- улыбка у нее была, такая же светлая.

-Почему была?

-Она погибла около года назад.

-Как это случилось?- Разумовский повернулся к Борису.

Тот отпустил голову, чтобы скрыть слезы. Даже спустя столько времени, сердце все также щемило, словно это произошло вчера.

-Несчастный случай. Машина сбила. Свидетелей не было. Водитель скрылся,- Борис говорил односложно, скупо, выдавливая из себя слова:

-Дочери так и не смогли сказать правду...

Разумовский задумался: "Странно как-то получается, Малышев работает первый день, а такое впечатление, что он знает его давно. Прямо родство душ",- удивился Олег и спросил:

-Как зовут девочку?

-Василиса,- улыбнулся Борис.

-Сколько ей?

-Шесть скоро.

-Про маму спрашивает?- поинтересовался он.

-Теперь реже. Чаще рисует, но обязательно в виде ангела. Даже на фотографии, где мы все вместе, нарисовала маме крылышки. Разговаривает с ней во сне, а больше ни с кем общаться не хочет. Молчит. Показывали врачу, тот предложил пройти клиническое обследование. Я сначала согласился, отвез Василису в клинику, а теперь вот сомневаюсь...,- Малышев замолчал.

Олег вспотел: "Господи, все повторяется...".

-Двадцать лет назад на глазах моей дочери погибла ее мать,- Разумовский почему-то был уверен, что это важно для Бориса. Он говорил тихо и неторопливо, тщательно подбирая слова,- для маленькой Анюты, это был стресс. Я много работал и мало уделял ей времени впрочем, как всегда. Не могу сказать, когда это произошло, но дочь вдруг начала рисовать, хотя раньше никогда не брала карандаш в руки. Догадайся с одного раза, что она рисовала?!

Разумовский внимательно посмотрел в расширенные от удивления глаза Бориса.

-Правильно..., ангела. Моя ошибка в том, что я, как и ты обратился к врачам, а надо было к священнику. После обследования Анютка замкнулась. И снова меня не было рядом, а потом и вовсе отправил ее в закрытый лицей. Я делал одну ошибку за другой, не осознавая, что разрушаю то, что так долго создавали вместе с Катюшей, свою семью. Чем успешней шли мои дела, тем черствей становилась душа. Дошло даже до того, что мы виделись с дочерью по графику, или когда у меня было "окно". Часто прикрываясь работой, мы забываем самое главное!

-???

-Ты береги ее, Боря. Ты сейчас все, что есть у нее. Не перекладывай это на чужие плечи, потом никогда не сможешь себе этого простить. Будь с ней...,- Разумовский хотел добавить что-то еще, но голос дрогнул.

Мужчины замолчали, думая каждый о своем.

-Может пойдем, Олег Михайлович, поздно уже. По пути в церковь заедем, свечку поставим, а хотите, службу закажем,- попытался Борис снова уговорить олигарха.

Разумовский удивленно посмотрел на него.

"Церковь!",- пронеслось в голове.

-Конечно же! Как я мог забыть?!- он вскочил на ноги,- Пойдем. Ты должен сам увидеть.

Он действовал так стремительно, что Малышев не успел ничего предпринять.