Фонарик вдруг мигнул и погас. Олег потряс его, тот включился на секунду и снова погас.
"Этого еще только не хватало",- мелькнула мысль.
Мужчина остановился и еще раз выключил и включил фонарик. Яркий сноп света прорезал снежную мглу. Разумовский успел заметить, как двое охранников с раненым на руках свернули в боковой проход, и бросился их догонять. Видимо раненому стало хуже, поэтому теперь они почти бежали так, что Олег едва поспевал. Три темных силуэта мелькали между могилами, словно пытались от него оторваться и он едва успевал разглядеть, куда они поворачивали. Разумовский уже не разбирал дороги, главной его мыслью было:
"...не отстать".
От этой бешеной "гонки" Олег нагрелся. Он вдруг почувствовал необычайную легкость во всем теле, словно только что вышел на легкую прогулку вокруг дома.
Наконец Разумовский увидел, что все остановились и сумел подобраться ближе. Когда до темного силуэта оставалось метров пять, мужчина вдруг осознал, что это не Борис. Да и вообще, фигура человека не подходила ни одному из охранников. Незнакомец был невысокого роста, по крайней мере, ниже его на голову, и совсем не богатырского телосложения. Тяжелый капюшон был надвинут на голову, закрывая лицо. Олег направил луч света в лицо незнакомцу, но фонарик мигнул последний раз и погас. Какое-то время он напряженно вглядывался в мрачный силуэт, пытаясь под темным капюшоном разглядеть лицо. Что-то знакомое чудилось ему в этом человеке.
Мысли лихорадочно сверлили мозг, пытаясь различными кошмарами напугать Разумовского, но почему-то страшней от этого не становилось.
-Кто вы?- голос Олега был спокоен, как никогда.
Незнакомец промолчал и сделал шаг в сторону.
... Тоненькая рябинка заметно подросла. Словно невеста она красовалась в своем белоснежном наряде, сверкая алыми сережками ягод. Куст "дикой" сирени разросся вдоль ограды, подбираясь к рябине и почти полностью скрывая памятник. Фотография потускнела и покрылась трещинками, но Катюша улыбнулась ему, как тогда, при их первой встрече.
На глаза навернулись слезы. Олег провел рукой по фотографии, очищая от снега.
-Здравствуй, любимая...,- голос дрогнул, и Разумовский просто уткнулся головой в портрет. О многом хотелось поведать, рассказать ей, но слова застряли в горле. Он просто сидел и тихо плакал. Ему все время казалось, что Катюша стоит рядом и слушает его. Олег даже ощущал аромат ее духов, почувствовал прикосновение рук.
Разумовский повернулся к незнакомцу. Тот стоял на прежнем месте и ждал. Олег не стеснялся блестящих в глазах слез и был глубоко признателен ему, кем бы он ни был.
-Благодарю вас. Благодарю за все,- тихо повторил он.
Незнакомец молча повернулся и пошел по заметенной снегом алее. Разумовский смотрел на удаляющуюся фигуру и отмечал про себя, что за ним не оставалось следов. Человек прошел с десяток метров и оглянулся. Олег не сразу понял, что он хочет от него, но видимо незнакомцу терпения было не занимать. Наконец до олигарха дошло, и он встал с колен. Они так и шли друг за другом. Впереди в балахоне с капюшоном незнакомец, а за ним, с трудом перелезая через сугробы, Разумовский.
Темный силуэт здания проступил сквозь белую пелену неожиданно. Олигарх на минуту остановился, разглядывая строение. Одинокая маковка с крестом возвышалась прямо перед ним. Без сомнения это была церковь. Олег подошел ближе.
Из старинного красного кирпича она была совсем небольшой. Стены обветшали, штукатурка осыпалась кое-где вместе с кирпичом. Кованые решетки на узких окнах в некоторых местах были погнуты, но еще прочно держались на своих местах.
Разумовский успел заметить, что силуэт незнакомца стал расплывчатым, фигура его дрожала, готовая растаять. Вот он подошел к двери и исчез, словно прошел сквозь нее. Почему-то это не удивило.
Ржавая дверь громко вскрикнула и неохотно открылась, когда Олег потянул за тяжелое кольцо. Сняв шапку, мужчина неуверенно перешагнул порог. Наверное, раньше он никогда бы не решился на такой шаг, но сегодня какое-то неведомое до селе чувство гнало его все дальше и дальше, заставляя делать необъяснимые глупости.
Внутри церковь оказалось еще меньше, чем снаружи. На обшарпанных стенах местами сохранилась роспись. Древние лики святых мерцали в свете лампадок и от этого казались живыми. Разумовскому даже показалось, что когда он вошел, они посмотрели в его сторону. Никого не было видно, и только негромкий голос гулко отзывался под сводом. Олег прислушался, пытаясь понять, о чем тот говорит, но кроме отдельных слов не разобрал ничего. Он тихо стоял у двери, боясь нарушить службу своим дыханием. Запах ладана щекотал ноздри, все глубже проникая внутрь, и растекался умиротворяющим теплом по телу.
Разумовский с удивлением вдруг обнаружил, что смотрит на все происходящее, как бы со стороны и даже не с высоты своего роста, а намного выше. Это и зачаровывало, и пугало. Чтобы остановить видение, он, что есть силы ущипнул себя за ногу и чуть не закричал. В тот же миг все закончилось. Он стоял там же где и раньше.
Священник закончил чтение и подошел. Лампадки давали слишком мало света и, Олегу никак не удавалось разглядеть его лица. Ему вдруг нестерпимо захотелось потереть то место, за которое он себя ущипнул, но сделать это при священнике не решался.
-Болит?- неожиданно спросил тот с улыбкой в голосе,- Потри, не стесняйся. Никто не вправе судить тебя здесь.
-Кто вы?- спросил Разумовский.
-Называй меня отцом Феофаном,- старик говорил не спеша, делая паузы в словах,- Ты не удивлен?!
-Нет.
-Почему?
-Последнее время со мной случается много странных вещей, взять хотя бы сон, который снится каждую ночь. Правда мне никак не удается увидеть его до конца. Я просыпаюсь среди ночи с ощущением беды. С чувством того, что опаздываю, что еще немного и произойдет то, чего уже никогда не исправишь, и никогда потом себе не простишь. В моих руках рвется веревка, прядь за прядью, пока не остается одна, последняя. Что может выдержать тонюсенькая, жалкая нить? Что находится на другом конце ее? Мне некогда раздумывать об этом, я просто изо всех сил тяну ее наверх, пока она не оборвалась. Вот оно место обрыва уже рядом. Я тянусь к нему рукой и..., просыпаюсь от крика,- Олег замолчал, удивляясь, почему он вообще об этом заговорил.
-А если это не сон?! У тебя не возникало мысли, что это правда?!- отец Феофан внимательно смотрел ему в лицо, а казалось, что заглядывает прямо в душу,- Что на другом конце нити твоя дочь.
Разумовский и сам догадывался, но старательно гнал от себя эту мысль.
"Да и чем еще он мог помочь ей? У нее и так всю жизнь было все лучшее. Лучшие игрушки, учителя, машины, врачи, лекарства. Сколько денег он потратил на все это? Ну не молиться же на самом деле?!".
-Деньги, деньги, деньги... Действительно, не молиться же!- Олег вздрогнул, словно священник подслушал его мысли. Между тем тот продолжил,- Гордыня говорит в тебе. Самость - корень грехов. Отпадающий от Бога, на чем другом может остановиться как не на себе? Вот и самость.
-???
-А не сам ли ты оттолкнул от себя дочь. И когда она была еще ребенком, и еще раз позднее, когда стала взрослой и полюбила. "Чтобы я больше о нем ничего не слышал",- не твои ли это слова, когда Анна рассказала о своем женихе? Твои "нукеры" правильно поняли приказ хозяина, хоть ты старательно гнал эти мысли. В душе ты хотел именно наказать его.
Разумовский поднял голову, собираясь сказать священнику что-то дерзкое, обидное и..., замер на полуслове. Внезапно пламя лампадки всколыхнулось и на миг осветило лицо отца Феофана. Олег определенно знал его или, по крайней мере, видел раньше.
Священник повернулся к иконе и перекрестился.
-Сорняком она выросла на твоем огороде,- грустно добавил он,- Полюби ее. Полюби хоть сейчас, когда она уже готова предстать перед Богом. Эта любовь и в ней зародит любовь. Когда же это будет: любовь сама все устроит. Люби Бога и ближнего - и вся премудрость!