Она обвила руками шею Призма, потираясь бедром о его пах, прикусила нижнюю губу. В его серых глазах цветным калейдоскопом отражались неоновые отблески, у поцелуя ванильный привкус блеска для губ, и Филиппа нетерпеливо закинула ногу мутанту на бедро, опасно балансируя. Тонкая шпилька - неважная точка опоры, но Роберт держал ее крепко, и было совсем не страшно, только горячо, пьяно и сладко, так сладко, что немели колени и поджимались пальцы на ногах. Сонтаг застонала ему в рот, когда пальцы мутанта погладили ее между ног через белье, а потом коснулись повлажневших складок, мягко проникая глубже. Арклайт сжала в кулаках ткань толстовки, прижимаясь лбом ко лбу Роберта. У него закрыты глаза, под веками Филиппы взрывались звезды, и их сплетающееся дыхание звучало все громче, занимая все пространство.
Танцпол качался под ногами, крик царапал горло Арклайт, ее ногти царапали грудь Роба, зубы прихватили кожу на подбородке до красного следа, и через миг к алому оттиску алчно прижались губы. Призм с силой вжимался в девушку, стискивая пальцы на ее бедре, комкая кожаную юбку. Роберт не пришел сюда, если бы не Филиппа; он изменился, но Сонтаг любила его любым, каким угодно. Сотрясаемая сладкой дрожью, она запрокинула голову, и мутант прижался губами к ее шее.
Арклайт обессиленно повисла на мужчине, пьяная, с подкашивающимися ногами, хотя не выпила ни глотка. В голове шумело, приятная истома вязкой патокой растеклась по венам. Она, пошатываясь, запинаясь о собственные каблуки, побрела к бару: срочно требовалось присесть и слегка охладиться. Шальной взгляд Призма, еще мутный от возбуждения, плавал по залу, мужчина дергал кадыком. Бедолага, все удовольствие досталось Филиппе, но у них еще полно времени до утра.
- Ну? - губы коснулись уха, прихватывая сережку. - Как тебе такой танец? - успел шепнуть Призм в секундном промежутке между треками. Ответ Филиппы потонул в горячечной пульсации басов, сдержанным перламутром блеснула ее широкая улыбка, в разноцветных вспышках прожекторов краска на щеках Арклайт была едва различима. Ладони взволнованно взмокли, в крови еще бродил отклик вязкого удовольствия; пальцы Роберта были холоднее, чем у мертвеца, и в горле у него ухало от сдерживаемого кашля. Девушка недовольно поджала губы, нахмурившись. Если любовь Роба к питью холодного молока довела до аллергии, то ему точно не поздоровится! Вот когда у Призма были стеклянные гланды, таких проблем не возникало… Зато были другие. Сонтаг, поглаживая мужчину по затылку, прижалась щекой к изгибу его шеи. Пальцы зарывались в волосы, касались кожи, мягкой, теплой, чуть шероховатой, как потертый бархат. Конечно, сейчас стало… проще. Вместе с новым телом Роб обрел уверенность, внутреннее спокойствие, и улыбка на его лице гостила куда чаще. Роберт и к Арклайт прикасался куда смелее. Будучи цельнокристаллическим, он мог рассечь ей губы во время поцелуя, до крови ранить ее внутри во время секса, но несмотря на это Филиппа все равно хотела Призма, через боль. Это на грани сумасшествия, однако после контузии под Вьетнамом Филиппу Сонтаг сложно было назвать нормальной, как и Роба, который прошел через мясорубку ради нее.
Мутанты так и стояли, обнявшись, посреди танцпола, у всех на виду и для всех невидимые, тени, закутанные в пелену сигаретного дыма. У Призма подрагивали плечи, он глотал рвущийся из груди кашель, украдкой потирая шею. Арклайт чувствовала, как он сглатывал, как клокотало у него в горле, и кусачий холод юркой ящеркой забрался под одежду, мурашки сновали по спине отрядом вьетнамской пехоты. Филиппа отстранилась резко, налетев спиной на какую-то девицу, подняла лицо Роберта за подбородок навстречу скользящему по залу лучу прожектора. Призм зажмурился, невольно дернув головой, попытался улыбнуться, но по его лицу пробежала судорога, и мужчина спешно отвернулся, прижимая ладонь ко рту. Глаза воспалено покраснели, влажно заблестев, он сгорбился, сотрясаясь всем телом, и зашелся кашлем. Лицо Роба покраснело под отсветами неонового луча, музыка, напалмом хлещущая из колонок, шибанула его в спину, и мутант упал. Арклайт успела ухватить его за ворот толстовки, но, не удержав равновесия, полетела вниз, вслед за Робертом. Свинцово мерцающий пол ударил больно, до крови, каблуки вывернули щиколотки; ноги не слушались, сделавшись безвольными, словно набитые ватой как у тряпичной куклы. Филиппа силилась встать, тянула Роба, бледного, задыхающегося; внутренности заледенели подступающим страхом. Сонтаг кричала, звала Призма. Ладони покалывало, импульсы тянули мышцы; девушка с трудом поднялась, прижимая к себе мутанта. Роберт давился и кашлял, под носом надулся и лопнул кровавый пузырик. Филиппа тащила его на себе сквозь беснующуюся толпу; в колонках громыхали разрывающиеся снаряды, пронзительно завизжала женщина, совсем как та белобрысая лейтенантишка, когда крокодильи челюсти раздробили ей бедро. Каждый шаг давался с трудом, вязли, словно шагала по одному из лаосских болот, а Роберт хрипел, будто шрапнель пробила ему легкое. Арклайт сбивчивым шепотом обещала, что все будет хорошо, обещала больше себе, чем Призму. Когда они дошли до уборных, Роб едва мог вздохнуть: в груди у него булькало и потрескивало, будто лопались рисовые шарики. Филиппа толкнула плечом дверь в мужской туалет, нос резануло запахами хлорки и освежителя с запахом сирени. Призм практически упал на раковину, отхаркивая в нее желтоватую слизь.
- Все хорошо, милый… - бормотала Сонтаг, гладя мужчину по волосам, - все будет хорошо… - Какого дьявола?! Все ведь складывалось так… Они были счастливы, им было так хорошо, и какого теперь черта?! - Ну, что же ты, родной? Скажи, где болит?
Роб не мог ответить, только качал головой, содрогавшийся в очередном спазме. Может, съел что-нибудь не то? Но ужинали они вместе, и Филиппу не полощет над раковиной. От напряжения у Арклайт заболела голова, заслезились глаза; слезы копились под веками, просачивались меж ресниц, размазывая тушь. Служба в ВВС научила Филиппу Сонтаг идти вперед, даже когда все так и норовят двинуть тебе сапогом по зубам; подумаешь, блюет парень, с кем не бывает, однако когда Призм начал сплевывать темно-красные сгустки, вся эта наука полетела к чертям собачьим.
Нет, это явно не отравление.
У девушки не было с собой телефона; зачем, если клуб в том же квартале, что и их дом? Придется просить администратора вызвать парамедиков. Сонтаг предпочла бы обратиться к парню, с которым служила в одной части, но Роберту слишком уж худо. Филиппа успокаивающе погладила Призма по спине; мужчина стоял, вцепившись в край раковины с такой силой, что ногти ломались в мясо.
- Я скоро вернусь, - прошептала она, сомневаясь, что Роб ее услышал. Арклайт сама себя не слышала, вокруг шипело, хрипело и клокотало, словно ее засасывало в турбину самолета.
- Эй, мисс, вы, кажется, комнатой ошиблись, - мягкая ладонь, безвольная, что дохлая рыба, легла на плечо, и девушка обернулась, полоснув колючим взглядом по одутловатому бледному лицу. Светлые прядки в редких русых волосах, тонкие усики над губой и глаза теленка, круглые и глупые. Парню едва ли больше двадцати лет. - Тут ведь это… только типа для парней.
- Моему другу плохо, - процедила Арклайт, дергая плечом. Воздух на кончиках пальцев уже угрожающе пощелкивал.
- Плохо другу, да? Перебрал, наверное, - парень сочувственно покачал головой. В левом ухе у него была серьга, совершено идиотская, какая-то девчачья висюлька с желтым камушком. - Ну, если он сдулся, может, я чем смогу помочь, а?
- Нет. Иди куда шел, отлить там, посрать, ширнуться. Короче, отвали, - Филиппа рвано отмахнулась, но пухлые белые пальцы ухватили ее за запястье. Внутри начало клокотать, как в жерле вулкана перед извержением, но Арклайт еще держалась. Парень, развязно ухмыляясь, мазнул пальцами по ее скуле. Мутант с отвращением заметила, что у него маникюр.
- Да ладно тебе, куколка. Со мной же приятнее будет, чем с этой заблеванной красавицей, - он потянулся к лицу Арклайт снова, но Филиппа резко мотнула головой, уходя от прикосновения. Закипающая ярость сжала пальцы в кулаки.
