Глава 131
О том, как гонец, прибывший с поля военных действий, изложил Императору суть своего посольства.
Досточтимый сеньор, довожу до сведения Вашего светлейшего Величества, что по просьбе и приказанию главного коннетабля и полководцев должен был прибыть я к вам, дабы сообщить, как в ночь на прошлый четверг подошли четырнадцать тысяч воинов и залегли прямо на землю посреди большого луга и никто их не заметил, ибо из-за обильного половодья трава в этом году очень высокая. Когда же солнце взошло, заметили мы турков, скачущих на лошадях в доспехах и на жеребцах, общим числом примерно тысяча четыреста или около того, которые приблизились к бывшей там реке. Герцог же Македонский[312], человек спесивый и малосведущий, судя по тому, что он приказывает делать, повелел протрубить сигнал седлать лошадей. Коннетабль и много кто еще, более опытные в военных делах, чем он, возражали и отговаривали его выезжать в устроенную западню; но герцог, что бы ему ни говорили, никого не хотел слушать и поскакал со всеми людьми к реке, приказал всем перебраться на другой берег — как пешим, так и конным. Вода доходила у лошадей до подпруги, и местами некоторым приходилось плыть.
На вражьей стороне берег был таким крутым, что лошади с большим трудом могли на него взобраться. А враги копьями встречали их; и поскольку людям и лошадям трудно было удержаться, они падали в воду, и не могли подняться, и уносились вниз течением реки. А ежели бы герцог поднялся всего на милю выше по течению, то все бы смогли перейти реку, почти не замочив ног.
Затем противники ослабили свой натиск, — чтобы те, кто еще переплывал реку, могли выбраться на берег, — и сделали вид, что отступают к небольшому холму неподалеку. Герцог же бросился их догонять.
В том бою многие родовитейшие сеньоры, не однажды отличившиеся в славных сражениях, бились, полагаясь лишь на свои силы, как доблестные и отважные рыцари, дабы удержать корону нашей империи, и оставались верными вассалами своему господину. Однако когда спрятавшиеся в засаде турки увидели, как храбро сражаются греки, с дикой яростью выскочили они из укрытия и, проливая кровь множества христиан, бросились в гущу их войска. Герцог же Македонский, утомившись от тягот битвы, тайком бежал с поля боя и вернулся назад, так и не нанеся большого урона врагам. Все, кому удалось спастись, ушли с ним.
Одержав победу, мавры осадили город. И явились туда самолично Великий Турок и султан, вместе со всеми королями, их союзниками, и всеми герцогами, графами и маркизами из Италии и Ломбардии, что нанялись к ним в войско. Султан, узнав, что все собрались, немедля провозгласил себя Императором Греции и заявил, что не снимет осады, покуда не захватит герцога и иже с ним, и что затем осадит и Константинополь. Должен вам сообщить, сеньор, что у герцога припасов хватит лишь на месяц, самое большее — на полтора. А посему, Ваше Величество, постановите, что делать и какое принять решение в сих обстоятельствах.
Скажите, доблестный рыцарь, сколько воинов погибло в этом сражении? — спросил Тирант.
Рыцарь ответил:
Сеньор, по подсчетам, произведенным в полках, известно, что мы потеряли убитыми в бою, погибшими при переправе и взятыми в плен одиннадцать тысяч семьсот двадцать два человека.
Император же сказал:
Сеньор Маршал, прошу вас ради почтения к Господу Богу и из любви ко мне поторопиться и не позднее чем через пятнадцать или двадцать дней выступить с войском, дабы помочь этим несчастным провизией и свежими силами.
Ваше Величество! Как можете вы говорить, чтобы мы медлили целых пятнадцать дней? Может статься, враги тем временем дадут бой и возьмут город, раз их так много.
Тут Тирант снова обратился к рыцарю и спросил, сколько примерно человек во вражьем войске. Гонец ответил:
По моему мнению, турок — огромное количество. К тому же они очень ловки в бою, чрезвычайно жестоки и подлы. По нашим подсчетам и по словам некоторых пленных, их свыше восьмисот тысяч человек.
Ввиду этого я полагал бы, — сказал Тирант, — что необходимо от имени совета оповестить по всему городу, чтобы все, кто нанялся в войско или хочет это сделать, явились в Имперское казначейство, дабы получить жалованье, и через шесть дней были готовы отправиться с войском.
Император счел этот совет весьма уместным и был очень доволен всем, что высказал Тирант, равно как и его рыцарской отвагой.
Когда весь город был оповещен о принятом решении, немедленно сообщили о нем и всем знатным сеньорам, которые в то время отсутствовали. В тот же день все явились со свежими лошадьми. Прибывшие из Сицилии войска были в полной готовности. Печальное известие о поражении греков облетело весь город, и множество народу, как мужчин, так и женщин, собралось на рыночной площади. Кто оплакивал братьев, кто — сыновей, кто — друзей и родных, кто — поражение империи, ибо большая часть ее была завоевана турками, а Император и его ближние опасались, что наступит голод и не хватит воды, и полагались лишь на Божье чудо. Зная же о жестокости врагов, боялись все, что сожгут они город, и с ужасом думали об унизительном плене и рабстве. Двое баронов посоветовали даже Императору переправить его дочь, Кармезину, к ее сестре в Венгерское королевство.
Когда Тирант услышал их слова, все перевернулось в душе его, а лицо помертвело. Это заметили все придворные дамы и сам Император, который спросил Тиранта, что с ним и отчего он так побледнел.
Сеньор, — ответил Тирант, — сегодня весь день мучаюсь я от боли в желудке.
Император немедленно позвал лекарей, чтобы дали они Тираиту какое-нибудь
снадобье, помогающее от его болезни. Сие было немедленно исполнено. Убедившись, что Тиранту лучше, Император рассказал обо всем Кармезине и прибавил:
Дочь моя, что вы думаете о совете, который мне дали бароны относительно вас? Мне кажется, было бы хорошо ему последовать. Ведь тогда, если весь наш народ и вся империя будут завоеваны, вы останетесь в целости и невредимости.
На это учтивая Принцесса так ответила своему отцу.
Глава 132
О том, что ответила Принцесса Императору.
О милосердный отец мой! Зачем хотите вы подвергнуть риску и мою жизнь, и собственный покой? Ведь вы и сами знаете, что дела, зависящие от фортуны и таящие в себе опасности, следует препоручить Господнему Провидению. Дни благоденствия вашего уже миновали, но дабы грядущие завершились не в печалях и тягостном унижении, но не менее благополучно, не следует вам, Ваше Величество, допускать, чтобы лишена была я возможности видеть вас. Ибо я предпочитаю умереть подле вас и на родной земле, нежели жить, утопая в роскоши, но на чужбине, в горести и беспрестанных стенаниях.
У слышав слова своей дочери, сказанные с такой учтивостью и любовью, Император почувствовал себя самым счастливым человеком на земле, а особенно тогда, когда говорила она, что хочет умереть подле него.
Тем временем Тирант, разузнав как следует обо всем, что происходило в землях империи, с наступлением ночи взял с собой двух человек из города, хорошо знакомых с теми краями, и вместе с ними отправился в путь пешком. Они прошли всю ночь и половину следующего дня и прибыли в обширную долину, прозывавшуюся Вальбона[313]. Повсюду паслись на ней стада взрослых лошадей и жеребят, ибо греки, опасаясь врага, именно здесь держали наибольшее их число. Тирант приказал взять всех кобыл, какие там были, связать их одну с другой и двум сотням человек сопровождать их. Затем распорядился он, чтобы их гнали к тому месту, где находился лагерь врагов. А ежели по пути найдутся еще кобылы, то их следовало связать с остальными и захватить с собой. Тирант же отправился назад, на пятый день прибыл в Константинополь и отдал приказ всем принять участие в смотре.