— Давай узнаем.

***

— Пора вставать, герр директор, или вы опоздаете на собственную коронацию.

— Инаугурацию, — сонно поправил его Чарльз уже в который раз. Он даже не пытался пошевелиться, в основном, потому что Эрик медленно целовал его спину, спускаясь ниже. — Ммм…

Он почувствовал, что Эрик улыбается, затем наклоняется еще ниже, чтобы поцеловать в самом низу у позвоночника; дальше и вокруг отметины с лотосом Чарльз не мог уже почувствовать. Хотя, слава богу, он восстановил контроль над кишечником, даже после семи циклов заклятий не удалось восстановить чувствительность в этой области… ну, в тех частях его тела, на которые он возлагал большие надежды. Чарльз старался не думать об этом.

— Почему ты так любишь эту чертову метку? — пробормотал Чарльз. Это был далеко не первый раз, когда Эрик уделял ей столько внимания. — Я ее ненавижу. Как будто на мне навсегда вытатуировали портрет Шоу.

Эрик на мгновение замер, а затем Чарльз понял, что его перевернули на спину, и он смотрит в глаза обеспокоенного Эрика.

— На самом деле ты так не считаешь?

— Считаю.

— А разве это ты сказал Скорпиусу о его метке? Прятать, ненавидеть, смотреть на нее со стыдом и злостью?

— Нет, конечно, нет.

Эрик многозначительно взглянул на него.

Чарльз вздохнул.

— Ты сказал ему гордиться ей, — произнес Эрик. — Как и мадам Помфри. Как метку выжившего. Метку, которая спасла миллионы жизней. И кроме того, — он осторожно повел губами по шее Чарльза, — она на тебе, что автоматически делает ее прекрасной, и еще она кажется слишком… осязаемой. Все эти резкие черные линии на твоей светлой коже…

Чарльз невольно прикрыл глаза, наслаждаясь действиями Эрика. Они оба радовались, обнаружив, что все их любимые местечки, о которых они узнали годы назад, — в частности, шея Чарльза и запястья Эрика — не только все так же чувствительны, но, в случае Чарльза, даже больше.

— Кажется, ты волновался о том, что мы опоздаем, — пробормотал он, дразня.

— Волновался, — Эрик отстранился, ухмыльнувшись, когда Чарльз удивленно запротестовал, и слез с кровати. — Я быстро. Хочу тебе кое-что показать.

— Ты уже мне достаточно показал, — Чарльз, ничуть не смущаясь, пялился, пока Эрик шел через комнату, в чем мать родила, и открывал шкаф. Десять лет прошло, но это едва ли сказалось на теле Эрика. Мой. Только мой. В этой мысли было гораздо больше замашек собственника, нежели неверия.

Эрик вернулся в кровать, пряча что-то в руке. Чарльз уже было потянулся к нему с любопытством, но Эрик скользнул под одеяло, прижимаясь к нему, и Чарльз, моментально отвлекшись, провел рукой по боку и бедру Эрика, когда тот переплел их ноги. Поначалу Эрик чувствовал себя странно, делая это, но Чарльз только поощрял: даже не чувствуя ничего, ему нравилось знать, что это происходит, и это помогало ему согреваться, потому что сейчас циркуляция крови в ногах была нарушена.

— После того, как я уехал из Хогвартса, — проговорил Эрик, — я смог найти адвоката своих родителей. У него все еще хранились деньги, которые они мне оставили, и кое-что из личных вещей. Включая… это, — его лицо стало совершенно ровным ( Чарльз знал, что это происходит, когда Эрик очень сильно нервничает), и он раскрыл руку.

На ладони была небольшая коробочка, обитая черным бархатом. Внутри были два золотых кольца.

Чарльз почувствовал, что рот у него открывается.

— Обручальные кольца моих родителей, — сказал Эрик. — Они связаны магией. Если ты думаешь о другом человеке и хочешь, чтобы тот об этом знал, его кольцо потеплеет. И, конечно, нужный размер подбирается, — он смотрел прямо на Чарльза и словно кричал: “Не слишком ли это быстро, не слишком ли скоро, хочешь ли ты этого?”

Чарльз едва мог вздохнуть, чтобы заговорить, но умудрился выдавить: “Покажи мне”, протягивая ладонь.

Руки Эрика слегка дрожали, когда он надевал одно кольцо на палец Чарльза, а другое — на свой. Взгляд на мгновение стал отстраненным, и Чарльз выдохнул, почувствовав, как металл теплеет, а после расплылся в широкой улыбке.

— Дай я попробую, — он сосредоточился на мысли о прекрасном, замечательном человеке рядом с собой, на том, как сильно он его любит, и том, что хочет, чтобы тот это знал…

Эрик замер, затем усмехнулся, потерев свое кольцо.

— Так тебе нравится?

— Мне нравится.

Взяв его за руку, Эрик переплел их пальцы, затем целуя их, так и не отводя взгляда.

— Ты выйдешь за меня?

— Да, — Чарльз старался не прослезиться и успешно провалил попытку.

Эрик, судя по всему, тоже проигрывавший в борьбе с собой, улегся сверху, покрывая поцелуями его лицо: губы, лоб, шею и плечи; путаясь пальцами в его волосах, а другой рукой проводя по ребрам. Чарльз обнял его, притягивая ближе, наклоняясь, чтобы поцеловать по-настоящему, чувствуя, как горит все его тело в предвкушении, от удовольствия, живое…

О. О. Чувствует все свое тело.

Ну, нет, кроме ног. Но кое-что значительно более важное.

— Ты видишь это?

— Что… Что мне сделать? Что ты хочешь, чтобы я сделал? — Эрик уже стягивал с него пижамные штаны, отчего было трудно сосредоточиться и ответить на вопрос.

— Есть… э-э-э… лосьон для рук в тумбочке…

Эрик метнулся за ним, неуклюже из-за спешки, позволив Чарльзу с мгновение пялиться на то, что он боялся больше никогда не увидеть. “С возвращением, старый друг. Оставайся подольше, ладно?”

Когда Эрик коснулся его, медленно и так знакомо, все, что мог Чарльз сделать — отключиться. Он слепо хватался за шею Эрика, прижимаясь своими губами к его, нелепо, но это было так хорошо.

— Вместе, — выдохнул он, — вместе, как раньше…

— Как тебе всегда нравилось, — Эрик заставил его перевернуться на бок, обнимая Чарльза за плечи одной рукой, чтобы прижать к себе, второй обхватывая их члены.

Чарльз смутно понимал, что издает нелепые стоны и хныканье, и, возможно, слишком сильно впивается ногтями в плечи Эрика, но это действительно происходило, и они собирались пожениться, и он не умрет, превратившись в скорбного монаха, и сейчас он не продержится долго, верно, нет… и Эрик тоже, шепча ему в шею “Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя…”

И когда мир за пределами их тел вновь начал существовать, они вдруг поняли, что смеются, пока невозможно стало дышать, до головокружения, подаваясь вперед, чтобы можно было поцеловаться, медленно и неуклюже, все так же крепко обнимаясь. Чарльз не мог вспомнить, чувствовал ли себя таким счастливым когда-либо в жизни.

И, конечно, именно в этот момент должен был раздаться звонок, оповещающий о том, что в башню директора кто-то вошел, использовав пароль для Чрезвычайных Ситуаций, после чего в дверь постучала Рейвен:

— Вставай, Чарльз, я знаю, что вы с Эриком, ленивые задницы, все еще в постели, и если вы не выйдете, я вломлюсь и вытащу вас.

Чарльзу выдалась отличная возможность пронаблюдать за тем, как румянец распространяется на его грудь. Как интересно.

— Просто уйди, Рейвен!

— Я проверю вас через пять минут!

Эрик, если бы не был еще под действием эндорфинов, в этот момент, скорее всего, уже бы отрывал Рейвен голову, едва усмехнулся в шею Чарльза, проговорив:

— У вас есть обязанности, директор.

Хитрый и мягкий голос, каким он проговорил последнее слово, заставил Чарльза покраснеть еще сильнее.

— Чтоб ты знал, Эрик, я не надену школьную форму для девочки. Даже ради тебя.

— Кто говорил о том, что ты должен ее надевать?

— Мерлинова борода, Эрик, мне не нужно было это мысленное изображение!

Эрик рассмеялся, поглаживая Чарльза по спине и оставляя поцелуи на его шее. Чарльз застонал.

— Не отвлекай… надо вставать… у Мойры, наверное, припадок…

— Господи, какой ужас, мы расстроили Мойру, — откликнулся тот рефлекторно, но без издевки или злобы.

Чарльз немного волновался, как отреагирует Эрик, когда он назначил своим заместителем Мойру, а не его, хотя Эрик, в конце концов, даже семестра не работал…