— Понимаю, — заметил Вячеслав Витальевич, — не сомневаюсь, так, наверное, оно и есть. Но Василий такой, ничего не поделаешь…
— А у вас с ним сложились отношения?
Он пожал плечами.
— Как-то об этом не задумывался. Я даю задания, он их выполняет, он, в общем, любит, во всяком случае, приемлет математику.
— Выходит, вам повезло, — сказала я.
— Чем же повезло? — удивился Вячеслав Витальевич.
Я не выдержала, рассказала ему о том, давнем случае с «неудом», который я поставила Василию. Он слушал меня, не говоря ни слова. Потом произнес с непередаваемым выражением:
— Уж этот дирэктор…
Прошел несколько шагов, остановился. Я невольно остановилась вместе с ним.
— Скажите, вас это все не удивляет?
— Что именно? — спросила я.
Он сказал:
— Все.
Я промолчала, а он проговорил мрачно:
— Все время только и делаю, что не перестаю удивляться, даю слово!
— Я тоже порой удивляюсь, — призналась я.
Он медленно покачал головой.
— Право же, не верится подчас, неужели теперь двадцатый век? Нет, в самом деле?
Я ничего не ответила, только молча взглянула на него. Наши глаза встретились. Должно быть, мы оба тогда подумали об одном и том же, но не решались высказать свои мысли. Хотя вроде бы доверяли друг другу.
* * *
В конце зимы школьники приняли участие в лыжном кроссе в Опалихе. До того месяца два они тренировались в Сокольниках, готовясь к этому кроссу.
Помню ветреный морозный день февраля. Я шла в школу, меня догнал Тимур.
— Юрка пришел первым, — радостно объявил он. Тимур обладал поразительным свойством, не так уж часто встречающимся, — радоваться чужой удаче.
— Мы с ним шли сперва на равных, потом он вырвался и обогнал всех!
— Рада за него, — сказала я.
— А вот он сам, — сказал Тимур.
Юра Холмогоров, наверное поджидая нас, стоял возле подъезда школы, меховая шапка сдвинута набок, плечи обтягивает спортивная, должно быть, заграничная куртка.
— Поздравляю, — сказала я Юре. — Говорят, ты победитель кросса.
— Папа считает, это мой ему подарок, — заметил Юра.
— А ты что, написал ему? — спросила я.
— Зачем писать? Он же сам приехал несколько дней тому назад.
— Приехал, — повторил Тимур, — а я не знал.
— Его вызвали в Москву, — сказал Юра. Помолчал, потом добавил: — Какой-то странный он стал…
— Чем странный? — спросил Тимур.
— Непохожий на себя, такого, каким был всегда, все время о чем-то думает, весь в каком-то напряжении.
— Просто устал, наверное, с дороги, — заметил Тимур.
— Вчера ему говорю, — снова начал Юра, — у тебя глаза какие-то не те…
— Что значит «не те»? — спросил Тимур.
— Будто все время чего-то ждут, к чему-то присматриваются…
— Это тебе кажется, — сказал Тимур. — Просто отвык от него немного.
Юра медленно покачал головой:
— Нет, я не отвык от него. Я папу хорошо знаю. Он сильно изменился…
В эту минуту к школе подъехали две машины, из одной вылез Василий, в другой сидели трое — охрана Василия.
Сухо кивнув нам, Василий обратился к Юре:
— Ну как, победитель, все еще не можешь опомниться от своей победы?
И, не дожидаясь ответа Юры, прошел в подъезд.
— Он участвовал в кроссе? — спросила я.
— Участвовал, — ответил Юра. — Только ему не повезло, пришел седьмым.
— По-моему, это его здорово задело, — добавил Тимур. — Ведь Вася, он такой, всегда и во всем любит быть первым…
— Ну, не так уж всегда, — заметил Юра.
— Во всяком случае, по-немецки он не числится лучшим, — сказала я.
Прозвенел звонок. Мой урок был первым. Я вызвала к доске сперва Фриновского, у которого, говорят, отец тоже занимал какой-то очень важный пост. Потом вызвала Юру.
Оба, вызванные мной, писали на доске различные предложения, простые и придаточные, и делали грамматический их разбор.
Лучше всех на этот раз отвечал, пожалуй, Юра. Я сказала:
— Сразу видно, ты хорошо подготовился…
— Стараюсь, — улыбнулся Юра.
— Он у нас вообще крайне старательный, — произнес с места Василий.
Когда Юра шел к своему месту, я случайно, подняв глаза, увидела, как Василий смотрел на него, губы его улыбались, но нижние веки как бы поднялись выше обычного, должно быть, потому взгляд Василия казался особенно колючим.
Василий не отрывал взгляда от Юры, и мне вдруг стало страшно, ненадолго, но все-таки страшно. Все в школе знали, хотя никогда не обсуждали между собой, Василий — завистлив, недобр, злопамятен. Однако за что ему гневаться на Юру, всегда тактичного, молчаливого, очень сдержанного?
Внезапно я поняла: да он завидует ему, конечно же завидует. Ведь Юра, а не он пришел первым…
На следующий день во время большой перемены я окликнула Юру, протянула ему превосходно изданный сборник фантастических произведений Конан-Дойля.
— Если хочешь, возьми, почитай, — сказала я. — Тут «Затерянный мир», «Когда земля вскрикнула» и еще «Последнее приключение Шерлока Холмса».
— Это что, когда он сразился с профессором Мориарти? — спросил подошедший к нам Тимур. — Я читал, замечательный рассказ!
— Самое интересное, что в этом рассказе Шерлок Холмс погибает, — заметила я. — Но лондонские читатели все как один запротестовали против гибели Шерлока Холмса, и тогда Конан-Дойль вынужден был написать новый рассказ…
— «Возвращение Шерлока Холмса», — подхватил Тимур, — и этот рассказ я читал.
— Молодец, — произнес кто-то за моей спиной.
Я обернулась. Позади стоял Василий, засунув руки в карманы своих отлично выглаженных брюк. Юра все еще держал мою книгу в руках.
— Это что, никак, подарок победителю кросса? — спросил Василий, глядя на книгу.
— Да нет, — быстро ответил Тимур. — Мы меняемся книгами, все трое, даем друг другу то, что кажется интересным…
— Меняетесь? — протянул Василий, недоуменное выражение его лица сразу сменилось некоторым оттенком насмешки. — Значит, организовали обменный пункт? Так, что ли, прикажете понимать?
— Ну, почему ты так считаешь? — спросил Тимур.
— А как назвать иначе? — спросил Василий. Потом круто повернулся и отошел от нас.
Тимур и Юра переглянулись. Юра пожал плечами, Тимур сказал, ни к кому не обращаясь:
— Интересно, чем это ему так не понравилось?..
Прошло дня четыре. Окончив уроки, я уходила из школы и спускалась по лестнице вниз, впереди меня шли Василий и Николай Иванович. Василий что-то настойчиво внушал нашему директору, а тот, как мне казалось, помалкивал и только кивал головой, должно быть, в знак согласия.
Я замедлила шаги, чтобы не встречаться с ними, но они остановились возле дверей и волей-неволей пришлось пройти мимо обеих. Я заметила негаснущую улыбку на щекастом лице Николая Ивановича, нарочито рассеянный взгляд Василия, смотревшего куда-то в сторону.
Черная машина, привозившая и увозившая Василия, уже стояла около подъезда, позади нее еще автомобиль с охраной.
Василий сел в машину, на заднее сиденье, она тронулась с места, вторая немедленно поехала вслед за первой.
Я шла по тротуару, глядя прямо перед собой. Внезапно Василий опустил стекло и крикнул мне:
— А ну, постойте…
Я остановилась.
— Вы дали читать Конан-Дойля Холмогорову? — спросил Василий, глядя куда-то поверх моей головы. — Интересная книга?
Василий засмеялся. Мне редко приходилось видеть его смеющимся, большей частью он выглядел хмурым, высокомерным. А тут засмеялся, причем чувствовалось, что смеется непритворно, от души. До сих пор, хотя с той поры прошло чуть ли не полвека, видится мне его лицо, озаренное смехом, блестящие зубы, почему-то казалось, у него чересчур много зубов, сощуренные глаза, неглубокая ямочка на щеке.
— Боюсь, — сказал он, отсмеявшись, — боюсь, что вам не скоро придется снова увидеть эту вашу очень интересную книгу…
Я не успела ничего ни ответить, ни спросить. Он опустил стекло, что-то коротко приказал шоферу, машина тронулась, сразу же завернув за угол. За ней исчезла и вторая.
