Сказав это, он пригласил меня, и мы взошли в келию. Нонн бросился на пол и стал биться лбом оземь, плача и говоря: “Боже, смилуйся надо мной, грешным и недостойным, за то, что в один день красота блудницы победила красоту всех лет жизни моей. С каким лицом предстану я пред Тобой, Боже? Какими словами оправдаюсь перед Тобой? Что скажу Тебе, видящему мое сокровенное? Пусть я, грешный, приму кару за то, что преступаю порог Твоего храма, не принося Тебе красоты [62] душевной, которую Ты требуешь от меня, и предстою Твоей страшной трапезе, не украсившись по воле Твоей. Боже, изведший ничтожество мое из небытия в бытие и удостоивший меня, недостойного, служить Тебе, не отринь меня от Своего Небесного престола, и прелесть блудницы да не свидетельствует против меня в день Страшного суда. Ведь та обещала быть угодной людям и сдержала слово, я же обещал быть угодным Тебе, милосердному Богу, и обманул Тебя. Потому она перед своими возлюбленными в пышном уборе, а я наг на земле и на Небесах. Нет у меня впредь надежды на спасение в награду за дела свои, но душа моя всецело во власти Твоего милосердия, и уповаю спастись по многому Твоему благоутробию”.
В таких его стенаниях и горестных воплях закончили мы тот день, а это была суббота. Наутро по исполнении нами ночных молитв епископ говорит мне: “Брат диакон, мне было видение, и я весьма страшусь, ибо не могу его истолковать. Но Бог совершит угодное Ему и спасительное для нас”. Потом говорит мне: “Я видел во сне, что стою вблизи престола и черная, запятнанная грязью голубка, залетев в церковь, вьется вокруг меня, и я не в силах был вынести злосмрадия грязи ее. Она все время вилась вокруг меня, пока не кончились молитвы оглашенных, а когда диакон возгласил: "Оглашенные,[40] изыдите", тотчас исчезла. После литургии верных и евхаристии [41] служба окончилась. Когда я ступил к порогу Божьего дома, снова залетает эта же самая голубка, запятнанная грязью, и вьется надо мной. Протянув руку, я схватил ее и бросил в купель во дворе церкви. И она оставила [63] в воде всю грязь свою и вышла сверкающей, словно снег, и, взлетев, стала подниматься ввысь, пока не скрылась от очей моих”.
Сказав это, он позвал меня с собой, и мы направились в великую церковь [42] вместе с остальными епископами и приветствовали епископа этого города. Когда священству пришло время взойти в церковь, упомянутый антиохийский епископ пригласил собравшихся епископов взойти вместе с ним. Взошедши, они сели на свои места в алтаре. После чтения святого евангелия епископ города посылает владыке моему Нонну святое евангелие, поручая ему сказать проповедь. А он, хотя отверз уста, не сам говорил, но благодать Божья, пребывавшая в нем. Проповедовал он просто и без словесных прикрас, ибо не был причастен человеческой мудрости, но, исполненный Святого Духа, поучал народ, говоря ясно о грядущем Суде и благой надежде, которая есть у верных. И весь народ так сокрушался из-за слов, которые через него говорил Дух Святой, что пол в церкви оросился слезами.
По устроению человеколюбца Бога приходит в этот храм и та, прославленная своими пороками женщина, о которой у нас речь. Дивно и удивительно, что, будучи оглашенной, никогда не задумываясь о своих грехах и никогда прежде не заглядывая в церковь, она теперь слушала проповедь святого и так исполнилась страха Божия, что, отчаявшись в себе, плакала, и реке ее слез не было преграды. Она приказывает двоим из своих слуг, говоря: “Останьтесь здесь, и пойдите за этим святым епископом, и узнайте, где он живет”. И [64] слуги сделали, как им было велено, и, пойдя вслед за нами, остановились подле церкви. Вернувшись, они сказали своей госпоже: “Они живут в пристройке храма святого Юлиана”.
Тотчас она посылает со своими слугами таблички [43]такого содержания: “Святому ученику Христову грешная выученица диавола. Выслушала я проповедь о Боге, которого ты чтишь, и узнала, что Он преклонил Небеса и нисшел на землю не ради праведных, [44] но чтобы спасти грешных, и, будучи столь славным и великим, возлег с мытарями и грешниками, что Он, на кого не дерзают взглянуть херувимы и серафимы, пребывал среди людей. И теперь, владыка, при твоей великой святости (ибо хотя телесными очами ты и не зрел вожделенного Иисуса, но знаешь, что у колодца Он разговаривал с самаритянской блудницей [45]: ведь я слышала, как ты говорил это о твоем Боге), если ты ученик такого Бога, не погнушайся мною, ищущей спастись через тебя и предстать перед твоим святым ликом”.
Тогда епископ пишет в ответ на это так: “Кто ты и какова цель твоя, ведомо Богу. Только говорю тебе, не вознамерься искушать ничтожество мое. Ведь я — грешный человек. Но если подлинно имеешь благочестивое стремление, знай — со мной пребывает еще семеро епископов. Придя, в их присутствии встретишься со мной, а наедине не можешь встречаться”.
Прочитав это, она сейчас же с радостью поднялась и, добежав до храма святого Юлиана, сообщает нам, что она пришла. А епископ Нонн, до того как этой женщине прийти, созвал [65] епископов и только потом позволил войти ей. Она же, войдя туда, где они собрались, бросилась рыдая на пол и обняла стопы святейшего епископа Нонна, так что от ее обильных слез оросились стопы святого, а она вытерла их своими волосами и, собрав прах с земли, посыпала себе голову. С криком, идущим из самого ее сердца, женщина воскликнула, обращаясь к святому: "Молю тебя, владыка, сжалься надо мной, грешной. Подражай наставнику твоему Иисусу Христу и излей на меня доброту свою. Удостой сделать меня, недостойную, христианкой. Ведь я — море прегрешений, [46] владыка, бездна беззакония. Заклинаю тебя, ученика истинного Бога, не погнушайся мной, запятнанной грязью, но очисть меня в купели очищения”. [47]
Когда она в томлении сердца и со слезами говорила это, мы, все собравшиеся епископы и клирики, сильно плакали от такой в ней внезапной и чудесной перемены, и многие дивились и говорили, что никогда не видели столь сильного стремления и идущей от души веры. Едва сумел раб Божий уговорить женщину подняться с земли и сказал ей: “Правила церковного служения гласят: не крестить блудницу без поручителей, чтобы она вновь не впала в тот же грех”.
Услышав эти слова, женщина опять бросается наземь и с обильными слезами обнимает его стопы, говоря: “Ты за меня дашь ответ перед Богом, и тебе Он зачтет мои прегрешения, если не пожелаешь окрестить меня, нечестивую. И не получить тебе удела от Господа, когда не избавишь меня от дел моих и позорной жизни моей. Ты отречешься [66] от твоего Бога, если не возродишь меня сегодня и не приведешь ко Христу его невестой”.
Все собравшиеся епископы и сопровождавшие их восславили человеколюбца Бога, видя, как она горит стремлением к Богу и слыша такие ее слова. Тотчас же Божий святой посылает меня, грешного диакона, к епископу города оповестить его обо всем, чтобы его святость удостоила послать одну из диаконис. И вот я отправился и сообщил об этом епископу. Услышав, он возликовал весьма великим ликованием и послал меня с таким ответом владыке Нонну: “Право, честной отец, это дело ожидало тебя. Знаю, что ты — уста Бога, сказавшего: „Если извлечешь драгоценное из ничтожного, будешь, как мои уста"”. [48] И послал со мной мать Роману, главную из диаконис.
Придя, мы застаем эту женщину простертой на земле у ног епископа. С трудом мать Романа сумела уговорить ее, сказав: “Встань, дитя, для свершения заклинаний”. [49] Раб Божий говорит ей: “Исповедуй все грехи свои”. Она ответила ему: “Когда пытаю свою совесть, не нахожу у себя ни единого доброго дела; но знаю, что прегрешений моих больше, чем песка на берегу, и даже вод морских немного сравнительно с моими грехами. Но я уверовала в твоего Бога: беспредельное Его человеколюбие состраждет множеству моих беззаконий”. Тогда епископ говорит: “Скажи, как твое имя?”. Она говорит: “Родителями я была наречена Пелагией, но вся Антиохия зовет меня Маргарито [50] по множеству драгоценностей, которыми украсили меня грехи мои — я ведь была разубранным пристанищем диавола”. Епископ снова говорит: [67] “Нареченное тебе от рождения имя Пелагия?”. Она отвечает: “Да, владыка”. После этого Нонн произнес слова заклятия и, окрестив, помазал святым мирром и причастил нетленной плотью и кровью Христовой. Диакониса, мать Романа, была ее духовной матерью. Она берет ее и уводит с собой, потому что мы там жили вместе с прочими епископами.
