Она сидела, опустив голову, сгорбив плечи, и всё так же продолжала мять пальцами злосчастный воротник. От ее непроизвольных усилий на блузке расстегнулась третья пуговица, и он случайно поймал взглядом в раздвинувшемся треугольнике большой участок кожи на ее груди с маленьким синяком посередине и чашечки простого белого бюстгальтера. Он тут же отвел глаза и даже зажмурился от накатившего на него целого цунами желания. Он едва перевел дух. Воображение в одно мгновение услужливо подсунуло ему мимолетное воспоминание того, что находится под этими чашечками, хотя в тот момент, когда он это видел воочию, у него не было даже намека на подобное возбуждение. Конечно, он знал, как они выглядят; когда настолько долго и настолько тесно общаешься с девушкой, невозможно, так или иначе, не застать момент, чтобы случайно не выловить взглядом некоторые особенности ее анатомии. Сколько раз ей приходилось переодеваться при нем, пусть он и отворачивался в сторону, или натягивать на голое тело свитера и рубашки, через которые всё было отчетливо видно. Он хорошо мог себе представить два эти маленьких упругих клинышка, озорно торчащих в разные стороны, с острыми, треугольными сосками, которые он сейчас буквально почувствовал на своих губах, так, что его рот даже наполнился слюной. Он отскочил, отбежал от нее подальше, к окну и вцепился обеими руками в подоконник.
Ему срочно нужна Джинни! Иначе он начнет кидаться на окружающих женщин! Если она не приедет в течение двух ближайших дней, он наплюет на собственный зарок не заниматься самоудовлетворением и сбросит напряжение самым простым и надежным способом. Его внезапно разобрал смех, когда он представил, как он сейчас выглядит со стороны — с каменным лицом, согнутыми, побелевшими большими пальцами, упершимися в мрамор подоконника, сгорбившийся, буравящий взглядом горизонт, размечтавшийся о груди женщины, которая только что спросила его о трудоустройстве собственного мужа, благополучие которого, по всей видимости, заботит ее сейчас больше всего на свете. Он усмехнулся, и оконное стекло частично отразило его усмешку.
— Почему ты молчишь, Гарри?
«Знаешь, Гермиона, наверное, потому, что я сейчас подумал о твоих сиськах, а потом пришел к выводу помастурбировать на досуге, чтобы меня больше не беспокоили подобные мысли!» Примерно так он, наверное, должен был бы ей ответить, если бы был до конца правдивым человеком. Он едва-едва подавил глумливую улыбку. По крайней мере, его немного отпустило.
— Прости, Миона, я действительно пока не говорил на счет Рона… с начальством. Я постараюсь, клянусь тебе! Что-нибудь придумаю. Только… наверное, мне надо сперва пообщаться с ним самим.
— Зачем? — она бросила на него настороженный взгляд.
— Н-ну, узнаю, к чему у него сейчас душа лежит, и вообще…
— Гарри! — она вскочила. — Ну, ты о чем вообще?! Ему бы сейчас хоть куда устроиться. Он же просто сидит дома, и… — она прервалась.
— И что?
— И бездельничает! Я уже смотреть не могу на это. Ему нужно чем-то себя занять, любой работой, сейчас он согласен на всё. А если ты с ним поговоришь, он снова расхарахорится, вообразит о себе невесть что, поэтому… не надо бесед, Гарри, просто помоги, если сможешь? Хорошо? Мне, правда, очень надо! Если поможешь, я буду ужасно признательна.
— А если к Артуру в отдел?
— Рон… поругался с родителями…
— Что?! Этого еще не хватало! — он взмахнул руками. — Не буду даже спрашивать, из-за чего.
— И не надо. Ладно, Гарри, я пойду к себе, а ты иди домой, тебе надо отдохнуть и выспаться.
— Тебе, между прочим, тоже, так что не засиживайся допоздна. Всего хорошего, Гермиона.
— Да, — кивнула она, — до завтра.
Она взяла подмышку свою привычную папку и вышла из кабинета.
Какое-то время он задумчиво вертел между пальцев свою палочку. Единственная полезная вещь, которой его научил за этот год Рон Уизли, нарочно вызнавший у барабанщика «Ведуний» эту немудреную науку. Палочка крутилась, летала вокруг его пальцев, и как будто завораживала его самого. Он развлекался таким образом минуты полторы, пока, наконец, не ошибся, выронив свой остролист, вылетевший из его руки, как из пращи, и воткнувшийся прямо между сидением и спинкой его кресла. Вся его работа напоминала такое вот верчение. В какой-то момент ошибка всё равно неминуема, и тогда обязательно кто-то пострадает. И хорошо, если только он. А еще это его внезапное влечение к лучшей подруге. Пока ему удается как-то скрывать. Но разве получится долго скрывать от женщины подобные вещи? Тем более, такой наблюдательной, как Гермиона? «Пожалуй, напишу-ка я письмо своей жене, — подумал он, засовывая палочку обратно в ножны, — заодно спрошу совета, как поступить с Роном, если уж Гермиона так не хочет нашего с ним разговора».
Он вышел из кабинета и по дороге зашел в картотеку, взял там досье на Долохова и сделал для себя копию на пачку новеньких пергаментов. Прихватив досье и материалы расследования Уильямсона, он отправился домой, рассчитывая к завтрашнему утру составить предварительный план поисков.
Долохов, со всех сторон, как на него ни посмотри, не походил на психа. Во всей этой разношерстной группе не слишком-то уравновешенных людей, он был как раз одним из самых спокойных, хотя и самых безжалостных. Гарри почти наизусть помнил весь его послужной список, с тех пор, как тот засветился в компании Тома Риддла; должность обязывала. Долохов с самого начала числился в тройке наиболее опасных магов, пропавших без вести после битвы при Хогвартсе. И хотя он его по-настоящему ненавидел за смерть Люпина, умом понимал, что, останься Долохов жив, скорее всего, они вряд ли смогли бы его выловить, сомнительно, что такой опытный маг стал бы оставаться в Англии, ожидая, пока его найдут и запихнут в Азкабан. До сих пор Гарри считал, что тот давно уже скрылся на материке. Однако раз Гермиона сказала, что Долохов — подходящая кандидатура, значит, он будет искать его. Уж лучше так, чем подозревать Макгонагалл или Шеклболта — это вообще ни в какие ворота не лезло!
Он открыл папку с материалами расследования Уильямсона и изучил показания свидетелей, видевших парочку упивающихся в Нортумберленде, одним из которых оказался Роули, но толком так и не смог решить, похож ли второй по описанию на Долохова или нет. По той простой причине, что Роули был уж слишком заметным. Белобрысый гигант сразу бросался в глаза, и на его спутника практически никто не обращал внимания. Однако, пока Гарри читал показания, у него сложилось впечатление, что эта парочка куда-то сильно торопилась и держалась с большой опаской. Конечно, трудно было ожидать, что тот, кого ищут по всей стране, будет выглядеть беззаботно, тем более, когда его по пятам преследует группа авроров, но до этого июня об обоих не было ни слуху ни духу, а значит, что-то могло выгнать их из привычного логова, в котором они ранее спокойно обретались.
Если Долохов был тем, кто организовывал все эти жуткие ритуалы, тогда от кого и от чего он бежал? И не вышло ли так, что он прибег к ритуалу в тот момент, когда у него уже не было другого выхода, когда его прижали к стене? Тогда почему первым из всех погиб именно его подельник и, судя по всему, давний товарищ? Возможно, во время ритуала что-то пошло не так, вышло из-под контроля. Возможно, это вообще была первая неудачная попытка, а то и проба сил на ничего не подозревающем спутнике. Подобное вероломство было вполне в духе этих людей. Впрочем, Гарри понял, что снова начинает искать разумный мотив, тогда как Гермиона настаивала, что это бесполезная трата времени. Но, если так, то как же тогда, черт побери, ему найти этого человека? И, будь он безумцем, группа Уильямсона давно бы уже вычислила и задержала его. А за те две недели, которые прошли после нахождения останков Роули, они не продвинулись ни на шаг в поимке второго упивающегося. Тогда, возможно, это был вовсе и не Долохов; кроме косвенных размышлений на него ничего не указывало. Так что у Гарри не было, по сути дела, вообще ничего. Ни одной зацепки. Без всякого толку просидев пару часов над материалами, он отправился спать, когда понял, что сил на размышления больше не осталось.
