Смотреть на них было сплошным удовольствием.

Джон с наслаждением сделал глоток и на секунду зажмурился, чувствуя проникающее в кровь тепло. Очень захотелось расслабиться, всё забыть. Даже Шерлока, мысли о котором вместе с коньячным дурманом разливались по телу волнами беспокойства и необъяснимой сладости. Словно отдаленность от него позволила этим мыслям стать откровеннее и смелее…

— Мэри, детка, ты замечательно выглядишь! — воскликнула Эмма.

Джон обернулся, краем сознания отмечая, что забыл не о Шерлоке, с чьим незримым присутствием бороться было бессмысленно, что забыл о Мэри, на удивление естественно выпавшей из общей картины близости и единения.

В темных брючках и кипенно-белом джемпере, выгодно сочетающемся с шоколадно-каштановыми, гладко зачесанными волосами, Мэри была вызывающе сексуальна. Отсутствие косметики делало её намного моложе, придавая оттенок невинности и чистоты созданному ею облику болезненной красоты.

— Я задержала вас? Простите, — тихо сказала она, приближаясь к столу.

— Ничего-ничего, — добродушно прогудел Крис. — Мы с Джоном не сильно скучали в обществе восхитительной женщины и не менее восхитительного напитка.

— Милый, я и коньяк — лучшая компания для любого мужчины, даже такого недотёпы, как ты! Не хочешь сделать комплимент мой дочери?

— О, Боже. Я идиот! Мэри, вы обворожительны, как… как… — Он громко щелкнул пальцами. — Как…

— Как Remy Martin, — помогла ему миссис Гилл. — Я думаю, в твоих устах это не самый плохой комплимент. И пора уже, наконец, приступить к тому, что ты наготовил. Наверняка наши гости исходят слюной.

Намеренно или случайно Эмма причислила дочь к разряду гостей, гадать не хотелось. Голодный спазм был весьма ощутим, и, усадив Мэри за стол, Джон с удовольствием устроился рядом, окинув стол плотоядным взглядом.

— А ты ничего не хочешь сказать мне, Джон? — тихо спросила Мэри. — Я старалась не ради них. Неужели тебе всё равно?

Джон озадаченно почесал бровь и улыбнулся. — Ты же знаешь, каким неуклюжим я становлюсь, когда дело доходит до комплиментов. Мм… Тебе всё это очень идет.

— И на мне нет белья. Совсем.

— Да? — Джон взял в руки её тарелку. — А ты не замерзнешь? Что тебе положить?

Мэри вздохнула.

Кристофер Гилл несомненно являлся знатоком своего дела: всё было исключительно вкусно. Джон не обделил вниманием ни одно из приготовленных блюд. Он приятно хмелел и с облегчением чувствовал, как разросшийся до гигантских размеров ком, всю дорогу плотно забивающий грудь и вызывающий бесконтрольное желание сделать глубокий вдох, постепенно теряет плотность. Надеяться на то, что он исчезнет совсем, не приходилось, но даже такое малое послабление радовало и вселяло веру, что возможно… возможно, всё не так уж и плохо.

Беседа за столом была непринужденной и легкой. Не имеющая особого смысла болтовня. Даже Мэри время от времени улыбалась, поглядывая на мужа своей матери с явной симпатией.

То, что ни мать, ни дочь, надолго затерявшиеся на просторах жизни, не задали друг другу ни одного вопроса, было довольно странным. Но, в конце концов, это их личное дело. Вероятно, они поговорят обо всём после ужина, с глазу на глаз. Воспитанные люди делают именно так: не выносят на общий суд только их касающихся проблем. Джон искал любое оправдание недомолвкам и странностям, окружившим его в этом доме. Да и Кристофер взирал на двух женщин, отчуждение между которыми так бросалось в глаза, с безмятежностью, не вызывающей сомнений в своей неподдельности.

Ну, поссорились девочки когда-то очень давно. С кем не бывает… Как поссорились, так и помирятся. Ох уж эти женщины с их вечными тайнами и загадками.

— Мне понравился дом, — обратился Джон к миссис Гилл, время от времени бросающей на него и Мэри пытливые взгляды. — Не похоже, что он пустует.

— Вы правы, Джон — он не пустует. — Она посмотрела на Мэри. — Помнишь, дружок, ту немолодую приятную пару, Долли и Эвана? Они поддерживают в доме порядок, и хотя мы с Крисом появляемся здесь нечасто, дом, как видишь, вполне обитаем. Только вот сад заброшен… Каждую весну мы нанимаем садовника, но… Да Бог с ним, с садом! Все равно некому в нем гулять.

— Мне не интересно слушать о саде. — В голосе Мэри звенела сталь.

— Почему? — неподдельно удивилась Эмма. — Когда-то ты очень его любила.

Мэри не ответила, но взгляда от матери не отвела: смотрела прямо в глаза, непримиримо и вызывающе, готовая в любую секунду ринуться в бой. Острота ситуации была очевидна, и даже Крис на несколько минут потерял свою философскую невозмутимость.

Но Эмма доброжелательно улыбнулась и повторила: — Да Бог с ним. Мало ли что мы когда-то любили… Крис, надеюсь, коньяк у тебя не закончился?

— Коньяк никогда не кончается, милая женушка. Он вечен, как небо над нами.

— Кристофер, вы очень милы, — с едва уловимым оттенком благодарности сказала Мэри. — Эмме действительно повезло.

«Она не назвала её матерью… Почему?»

К счастью, ужин закончился мирно и даже весело. Кристофер рассказывал уморительные истории, и Эмма молодо и звонко смеялась, закрывая руками лицо.

Кофе отправились пить в гостиную, захватив остатки коньяка и вино. Разговор незаметно иссяк — сказывалась усталость, да и времени было немало.

— Ну что ж, — многозначительно протянул Гилл. — Джон, думаю, наших дам мы оставим наедине — пусть чуть-чуть посекретничают. Не знаю, как вы, а я вот уже полчаса мечтаю о теплой, мягкой постели. Не возражаете?

Женщины промолчали.

Джон поднялся. Он действительно рад был уйти. Сытое, порядком опьяневшее тело настойчиво требовало покоя.

Но дело было не только в этом…

— Может быть, сделать вам горячего чаю? — предложил Кристофер.

— Ты, как всегда, знаешь, что мне необходимо, милый, — благодарно посмотрела на него Эмма. — Я мерзну.

Он с нежностью поцеловал жену в макушку. — Я быстро. А Джон подкинет в камин дровишек.

Крис вопросительно взглянул на Джона.

— Конечно, — кивнул тот в ответ. — Где тут поленница?

— В кладовой, неподалеку от кухни.

…Подслушивать Джон не собирался, но, тем не менее, остановившись у входа в гостиную и прижимая к груди изрядное количество аккуратных березовых бревнышек, он невольно уловил тихие слова Эммы:

— Зачем ты здесь, девочка? Тебе настолько плохо? Ты решила удостовериться, что есть на свете нечто, более ужасное и больное, чем твоя семейная жизнь?

— О чем ты? Я счастлива.

— Вижу.

Джон кашлянул и замер на пороге гостиной. — Я помешал?

Эмма тепло улыбнулась. — Вы вовремя, Джон. Наш камин едва жив.

Мэри на мужа даже не взглянула.

*

Наконец-то!

Нетерпение было так велико, что Джон едва не выронил телефон. Плотно прикрыв дверь и присев на край заботливо разобранной постели, он нажал кнопку вызова, пребывая в полной уверенности, что если сейчас не услышит голос, по которому успел невыносимо соскучиться, сердце его замрет, а потом остановится, и запустить его снова будет не под силу ни одному, даже самому опытному реаниматору.

Шерлок ответил сразу. — Привет, Джон.

Джон едва не задохнулся от радости, но ответил ворчливо: — Как всегда, не даешь даже слово сказать… Привет. С Рождеством.

— И тебя.

Они помолчали минуту и заговорили одновременно:

— Как ты?

— Все нормально.

Разговор снова прервался.

Джон непроизвольно потерся ухом о мягко светящийся экран телефона. — Чем занят?

— Домываю посуду.

— Посуду?! Конец света…

«…ты и посуда…»

— Ничего удивительного.

«…ведь тебя рядом нет…»

— Скучаешь… один?

— Я был не один.

— О… О? Я рад. И кто же…

— Расскажу, когда ты вернешься. Будешь удивлен. Очень.

— Интригуешь. Я скоро вернусь, Шерлок. Скоро… Надеюсь, тебе было хорошо.

— Да. А тебе? Тебе хорошо, Джон?

— Это без тебя-то? То есть… Я хотел сказать… В общем, спокойной ночи.

Джон быстро нажал на сброс и крепко стиснул телефон в ладони.