- Жуть, - вздрогнул Женя.

- Ага, так что всё к лучшему.

- Но Анна - молодец, знатно меня припечатала, правильно.

- У нас с отцом были похожие разногласия, - призналась Лариса, - я - властная, он – деликатный. Но мы создавали семью уже будучи взрослыми и, если я перегибала палку, отец уступал, но лишь в непринципиальных вопросах. Когда дело касалось чего-то серьезного, Владимир был, как кремень, и этот его внутренний стержень я ценю больше всего.

- А ещё ты его любишь, - подмигнул сын.

- Люблю. И горжусь, что этот интеллигентный, умный и порядочный человек рядом, иначе неизвестно во что бы я превратилась. И хорошо, если только в стареющую злобную Анну из прошлого.

Они помолчали.

- Ты похож на отца, Женя. – Лариса погладила руку сына. – И стержень его в тебе тоже есть, даже не сомневайся.

- Только что-то поздно он проявился, - хмыкнул печально парень.

- Повторяю, вы с Анной были детьми, вот и наделали ошибок.

- Ага, только я плыл по течению, а она управляла лодкой.

- Ну, знаешь, - хмыкнула мать, - девочки изначально практичнее и хитрее, умение манипулировать парнями у них в крови. Вот Анна и вертела тобой, как хотела. Пока не довертелась до разрыва.

* * *

Время шло и вскоре, к хромающему по коридорам Жене, присоединился Антон. Поддерживая друг друга, они наматывали «километраж» по больнице, возвращая энергию поврежденным мышцам, а рядом с парнями частенько семенил Иван Гаврилович, вздыхая, что если б не приехал ухаживать за сыном, то не узнал бы, что у него больное сердце.

- Не ври, - ругала его жена, - сколько раз я тебя просила показаться кардиологу? А ты лишь фыркал в ответ и сбегал на работу. – Небольшого роста, полненькая и хлебосольная Тереза Петровна закармливала всё отделение потрясающей выпечкой. Булки и рогалики, плюшки и рулеты она приносила еще теплыми, за что благодарные больные стали называть её «мать Тереза».

А спустя месяц Женя с Антоном попрощались с больницей и, стараниями Ларисы Евгеньевны, переехали в санаторий «Гопри», располагавшийся в городке с чудным названием Голая пристань. Тут парней лечили грязями, с ними занимался физиотерапевт, они много гуляли, разговаривая о своем будущем, и вскоре почувствовали себя вполне здоровыми, чтобы вернуться к нормальной жизни.

Херсон встретил их позёмкой, и немудрено, ведь наступил декабрь. Женя возвращаться на Киевщину по-прежнему не хотел, поэтому вместе с разросшейся семьей Фроляк переехал в их старый дом на окраине, заняв угловую комнату за кухней.

А дом, оставленный в наследство Антону, был интересным. Старый, но крепкий, сложенный из кирпичей, вперемешку с саманом, он уютно скрипел от порывов зимнего ветра и под этот скрип так сладко спалось, особенно под утро. Топили дом углем, которым их обеспечила военная часть, и полковник Саенко, иногда заезжавший проведать парней, любил поиграть с малышкой Женечкой, сидя у большой изразцовой печи на кухне.

Вскоре родители Антона вернулись к себе в Николаевскую область, но часто приезжали на выходные, загружая под завязку старенькие «Жигули» мешками с картошкой, капустой и другими овощами. А вот родные Лены, живущие под Очаковом, обеспечивали дом фруктами, так что яблоки, груши и виноград на столе никогда не переводились. Ну, а Лариса Евгеньевна, приезжая с мужем два раза в месяц, загружала хозяйский холодильник сыром, колбасами, мясом и салом (куда ж без него).

* * *

Для Антона и Жени первоочередной задачей стал поиск работы.

А вот её-то и не было.

Это сейчас с улыбкой называют те времена «лихие 90-е», но тогда, когда независимость Украины была только на бумаге, а фактически страна разваливалась от повсеместного хаоса, людям было не до смеха. Все ощущали себя, как в протекающей лодке – вроде, и плывёт понемногу, но проступающая вода под ногами тревожит, и страшно, удастся ли доплыть до берега и остаться в живых.

Жизнь была, скажем так, особенной.

Лихо мчали на иномарках мужики в малиновых пиджаках (элита) в сопровождении «бойцов» в спортивных костюмах. Словно тараканы из щелей повылазили «гопники», сбивавшиеся в «бригады», чтоб отбирать у людей всё, что понравится и всё, что плохо лежит. А плохо лежало многое – когда-то благополучные отрасли страны встали намертво и теперь их растаскивали все, кому не лень. Жутковато смотрелись пустые пролеты огромных заводских цехов, брошенные здания фабрик, остановленные новостройки никому не нужных теперь монстров промышленности. И среди этого хаоса вполне была понятна озлобленность безработных и тоска тех, кто исправно ходил на работу и не получал за это месяцами ни копейки. Честность и порядочность человека у многих стали вызывать жалость пополам с брезгливостью, ведь новый жизненный принцип гласил: «Если ты не взял то, что плохо лежит, ты – не честный, ты – дурак».

Как грибами после дождя, Украина обрастала рынками и базарами, где торговали всем подряд – от старья, разложенного просто на земле, до новомодных заграничных шмоток, завезенных «челноками» из Турции, Польши и Югославии. (Китай освоил украинский рынок немного позже). Черные плиссированные юбки и белые кофточки с набивными воротниками у женщин стали признаком зажиточности, а у мужчин превалировали «вареные» джинсы, турецкие свитера и, конечно же, барсетки. Зато зимой наступала эра кожаных дубленок (ещё недавно бывших несбыточной мечтой простого человека) и пуховиков.

Единственным плюсом того времени стало изобилие продуктов, которые появились на рынке. Знаменитые «ножки Буша» - куриные окорочка раскупались «на ура», всевозможные консервы и колбасы, мороженая рыба и первые лотки шампиньонов, коробки конфет и водка в чудных литровых бутылках восхищали народ доступностью цен, если у этого народа, конечно, были деньги. Но у большинства денег не было или было совсем мало.

Кстати, о деньгах. Новые деньги – купоны, больше похожие на дешевые наклейки, за пару лет сменила гривна, которую открыто меняли валютчики во всех людных местах города. «Ну и жизнь, - вздыхал Антон, - раньше за такое сажали, а сейчас это называется предпринимательством».

Так что Женя и Антон, мотаясь по Херсону, только диву давались – страна превратилась в один огромный рынок, но где покупатели брали деньги, оставалось непонятным. В принципе, на работу можно было устроиться легко, но уверенности, что за неё заплатят хотя бы в следующем году, не было.

Парням все-таки повезло, оба устроились работать на Центральном рынке, куда их порекомендовал тамошнему начальнику охраны полковник Саенко.

- Я знаю Романа Петричко давно, - сказал Михаил Михайлович. – Он бывший офицер, прошел Афганистан, был ранен, есть боевые ордена.

- Понятно, - кивнули парни.

- Хочу, чтобы вы работали у правильного человека, а то сейчас вляпаться в криминал легче легкого, а я не хотел бы вам такой судьбы.

* * *

Ранним утром на Центральном рынке можно было наблюдать привычную картину, как напарники Семенов и Фроляк методично обходят киоски, лотки и отдельных частников, взимая торговый сбор. Большинство торговцев платили наличными, расчетные счета в банках были лишь у больших магазинов, так что ежедневно через руки Антона и Жени проходили тысячи гривен, которые они потом по ведомости сдавали в кассу рынка.

- Вы знаете количество точек, - инструктировал парней Роман Петричко, - значит, соответствующая сумма должна лежать в бухгалтерии до обеда. Если торговцы просят отсрочку, соглашаетесь, но один раз, если опять отказываются платить – вызываете меня и всё решается на другом уровне. Сразу предупреждаю, не вестись на уговоры и, не дай Бог, возьмёте взятку – узнаю, уволю к чертовой матери. Если неделю отработали нормально, неделя – отгулов, вместо вас работают сменщики. При любом ЧП, не важно – дома или на работе - сообщать немедленно, мы всегда поможем. Ребята вы хорошие, я вам верю, но …следить буду строго.