Я думаю, что она действительно так и сделала, и признаком этой идентификации служит то, что она создала себе в реальности отвергнутое желание. Но какой смысл имеет истерическая идентификация? Чтобы его понять, нам придется на этом остановиться несколько подробней. Идентификация является чрезвычайно важным моментом в механизме возникновения истерических симптомов; этим способом больные выражают в своих симптомах переживания целого ряда других людей – не только собственные, – словно страдая за всех остальных и самостоятельно исполняя доступными для них средствами все роли пьесы. Мне возразят, что это является известной истерической имитацией, способностью истериков подражать всем симптомам, которые произвели на них впечатление, у других людей, так сказать, состраданием, усилившимся до репродукции. Но тем самым мы обозначили путь, по которому протекают психические процессы при истерической имитации; несколько иным будет путь и душевные акты, следующие этим путем, у обычных людей. Последний немного сложнее, чем имитация у истериков, какой ее обычно себе представляют; он соответствует бессознательному процессу умозаключения, что будет показано на примере. Врач, у которого в одной палате в больнице среди других пациентов лежит больная с судорогами определенного рода, едва ли выкажет удивление, если однажды утром узнает, что этот истерический приступ нашел себе подражание. Он просто скажет себе: «Другие больные его видели и стали ему подражать; это – психическая инфекция». Да, но психическая инфекция возникает примерно так. Как правило, больные знают друг о друге больше, чем врач о каждом из них, и заботятся друг о друге, когда врачебный обход закончен. У одной из пациенток случается приступ; вскоре другим становится известно, что причиной его послужило письмо из дома, воспоминание о несчастной любви и т. п. Они сочувствуют ей и приходят к следующему не достигающему, однако, сознания выводу: если из-за такой причины могут возникать подобные приступы, то такие же приступы могут быть и у меня, потому что и у меня есть такие же поводы. Если бы это умозаключение дошло до сознания, то, возможно, оно вылилось бы в страх испытать сходный приступ; но оно совершается на другой психической территории и поэтому завершается реализацией внушавшего тревогу симптома. Таким образом, идентификация – это не просто имитация, а уподобление на почве сходных этиологических условий; она выражает «подобие» и относится к тому общему, что сохраняется в бессознательном.
Идентификация при истерии, как правило, используется для выражения сексуальной общности. Чаще всего – если не исключительно – истеричная женщина идентифицируется в симптомах своей болезни с такими людьми, с которыми она состояла в половой связи или которые имеют половые отношения с женщинами, похожими на нее. Наш язык тоже считается с таким представлением. «Два сердца – одна душа», – говорят о влюбленных. В истерической фантазии, как и в сновидении, для идентификации достаточно того, что человек начинает помышлять о сексуальных отношениях, которые вовсе не обязательно должны быть реальными. То есть пациентка просто следует правилам истерических процессов мышления, когда проявляет ревность к подруге (которую, впрочем, она сама считает безосновательной), ставя себя в сновидении на ее место и посредством созданного симптома (отвергнутого желания) идентифицируя себя с ней. В языковом отношении этот процесс можно было бы объяснить также следующим образом: в сновидении она становится на место подруги, потому что та занимает ее место возле ее супруга и потому что ей хотелось бы занять ее место во мнении своего мужа[111].
В более простой форме и все же по схеме, согласно которой неисполнение одного желания означает исполнение другого, разрешается протест против моей теории сновидений у другой пациентки, наиболее остроумной из всех моих сновидиц. Однажды я сказал ей, что сновидение представляет собой исполнение желания; на следующий день она рассказала мне сон, будто она вместе со своей свекровью отправилась отдыхать на дачу. Я знал, ей очень не хотелось провести лето вместе со свекровью; знал также и то, что недавно ей удалось счастливо избежать внушавшего ей тревогу совместного проживания с нею, сняв дачу вдали от загородного дома свекрови. Но теперь сновидение отменило это желанное решение; разве это не противоречит моему учению об исполнении желания с помощью сновидения? Разумеется, необходимо было лишь сделать вывод из этого сновидения, чтобы иметь его толкование. Согласно этому сновидению, я был не прав; то есть ее желание состояло в том, чтобы я оказался не прав, и сновидение его исполнило. Однако желание, чтобы я оказался не прав, которое исполнилось посредством темы «жизнь на даче», на самом деле относилось к другому, более серьезному вопросу. Именно в это время из материала, полученного в результате ее анализа, я сделал вывод, что в определенный период ее жизни, видимо, произошло что-то важное, касавшееся ее заболевания. Она возразила на это, потому что в ее памяти ничего подобного не было. Вскоре, однако, мы убедились, что я был прав. Таким образом, ее желание, чтобы я оказался неправым, трансформировавшееся в сон о том, что вместе со своей свекровью она едет за город, соответствовало естественному желанию, чтобы те события, о которых у меня тогда впервые возникло подозрение, никогда не случались.
Без анализа, только посредством предположения я позволил себе истолковать небольшой эпизод, случившийся с одним из моих друзей, который на протяжении восьми классов гимназии учился вместе со мной. Однажды в небольшом кругу он прослушал мою лекцию о новой моей идее, что сновидение представляет собою исполнение желания, пришел домой, увидел сон, что он проиграл все свои процессы (он был адвокатом), и затем рассказал мне об этом. Я помог себе отговоркой: «Нельзя же все процессы выигрывать», но про себя подумал: «Если в течение восьми лет я в качестве первого ученика сидел на первой парте, тогда как он в классе был где-то посередине, то не осталось ли у него с этих детских лет желание, чтобы я когда-нибудь основательно опозорился?»
Другое сновидение более мрачного характера рассказала мне одна моя пациентка также в качестве возражения на мою теорию снов-желаний. Пациентка, молодая девушка, начала со слов: «Вы помните, что у моей сестры теперь только один сын, Карл; старшего, Отто, она потеряла, когда я еще жила у нее в доме. Отто был моим любимцем, собственно говоря, я его воспитывала. Младшего я тоже любила, но, конечно, далеко не так сильно, как умершего. А этой ночью мне приснилось, будто Карл умер. Он лежит в маленьком гробике, сложив на груди руки; вокруг горят свечи. Словом, все было так, как когда умер маленький Отто, смерть которого меня так потрясла. Скажите же мне, что это значит? Вы же меня знаете; разве я такой плохой человек, чтобы желать сестре потерять единственного ребенка, который у нее остался? Или сновидение означает, что для меня лучше бы умер Карл, чем Отто, которого я гораздо больше любила?»
Я заверил ее, что это последнее толкование исключается. Немного подумав, я сумел дать ей правильное толкование сновидения, которое она затем подтвердила. Мне это удалось, потому что я знал всю предысторию сновидицы.
Рано осиротев, девушка воспитывалась в доме своей старшей сестры и встретила там человека, который оставил неизгладимое впечатление в ее сердце. Одно время казалось, что эти едва ли афишировавшиеся отношения закончатся браком, но этот счастливый исход расстроила сестра, мотивы которой так и остались до конца невыясненными. После разрыва мужчина, в которого была влюблена моя пациентка, перестал бывать в этом доме; сама она через некоторое время после смерти маленького Отто, на которого перенеслись все ее нежные чувства, стал жить одна. Ей, однако, не удалось избавиться от зависимости, в которую попала из-за своей симпатии к другу своей сестры. Гордость повелевала ей избегать встречи с ним; но она и не могла перенести свою любовь на других поклонников, которых выстроилась целая очередь. Когда любимый ею человек, принадлежавший кругу литераторов, выступал где-нибудь с лекцией, ее безошибочно можно было найти среди слушателей, и вообще она старалась использовать любую возможность увидеть его издали в разных местах. Я вспомнил, что на днях она мне рассказывала, что профессор должен был пойти на концерт, она тоже собиралась туда пойти, чтобы снова его увидеть. Это было как раз накануне сновидения; в тот день, когда она рассказала мне о своем сновидении, должен был состояться концерт. Поэтому мне было несложно сконструировать верное толкование, и я задал ей вопрос, не помнит ли она о каком-либо событии, которое произошло после смерти маленького Отто. Она тотчас ответила: «Конечно, в тот день после долгого отсутствия пришел профессор, и я снова свиделась с ним у маленького Отто». Именно это я и ожидал услышать. Поэтому я истолковал сон следующим образом: «Если бы теперь умер второй мальчик, то повторилось бы то же самое. Вы провели бы весь день у сестры, наверное, пришел бы профессор, чтобы выразить свое соболезнование, и вы бы увидели его в той же ситуации, что и тогда. Сновидение означает не что иное, как ваше желание снова увидеться с ним, то есть желание, с которым вы внутренне боретесь. Я знаю, что вы носите в сумочке билет на сегодняшний концерт. Ваше сновидение выражает ваше нетерпение, оно на несколько часов ускорило свидание, которое должно состояться сегодня».
