Выражение «телесный» по отношению к сновидению, обязанное своим происхождением самому автору, указывает, пожалуй, больше чем на одно направление. Оно относится прежде всего к этиологии сновидения, которой Бинц особенно интересовался, когда исследовал экспериментальное вызывание сновидений путем применения ядов. В подобного рода теориях возникновение сновидений объясняется исключительно с соматической точки зрения. В крайней форме это звучит следующим образом: после того как мы, удалив от себя раздражители, погрузились в сон, нет никакой потребности и надобности в видении снов до самого утра, когда постепенное пробуждение из-за вновь возникающих раздражителей может отразиться в феномене снови́дения. Между тем оградить сон от раздражителей не удается; подобно тому, как Мефистофель жалуется на зародышей жизни, отовсюду к спящему проникают раздражения – извне, изнутри и даже из всех тех частей тела, которые в бодрствовании никогда его не заботили. В результате сон нарушается, душа пробуждается то в том, то в этом уголке и затем некоторое время функционирует благодаря пробудившейся части, будучи рада снова уснуть. Сновидение представляет собой реакцию на вызванное раздражением нарушение сна, впрочем, реакцию, совершенно излишнюю.

Называть сновидение, которое все же остается проявлением деятельности душевного органа, телесным процессом, имеет еще и другой смысл: тем самым сновидение лишается значения психического процесса. Очень старое в применении к сновидению сравнение с «десятью пальцами совершенно не сведущего в музыке человека, бегающими по клавишам инструмента» (Strümpell, 1877), пожалуй, лучше всего иллюстрирует то, какую оценку, как правило, находила деятельность сновидения у представителей точных наук. С этой точки зрения сновидение представляется чем-то совершенно не поддающимся толкованию; ну как могут десять пальцев немузыкального человека создать что-либо музыкальное?

Теория частичного бодрствования уже давно вызывала серьезные возражения. Бурдах считал (Burdach, 1838): «Когда говорят, что сновидение – это частичное бодрствование, то этим, во‑первых, не объясняется ни бодрствование, ни сон, а во‑вторых, утверждается только то, что некоторые силы души действуют в сновидении, тогда как другие бездействуют. Но такое неравенство имеет место на протяжении всей жизни…»

С господствующей теорией сновидения, в которой сон рассматривается как «телесный» процесс, связана весьма интересная и импонирующая точка зрения на сновидение, впервые высказанная в 1886 году Робертом. Здесь за сновидением признается наличие определенной функции – полезного результата. В основу своей теории Роберт кладет два факта наблюдения, на которых мы уже останавливались при оценке материала сновидения, а именно то, что человеку часто снятся самые малозначительные впечатления дня и очень редко то, что представляло днем большой интерес. Роберт считает абсолютно верным следующее утверждение: возбудителями сновидения никогда не бывают мысли, доведенные до конца, – ими всегда являются только такие мысли, которые лишь созревают в уме или слегка задевают душу (Robert, 1886). «Поэтому в большинстве случаев нельзя объяснить сновидения, ибо причинами его являются чувственные впечатления прошедшего дня, не доведенные до полного осознания спящим». [Ibid., 1920.] Следовательно, условием того, что впечатление проникает в сновидение, является либо то, что была нарушена переработка этого впечатления, либо то, что оно было слишком незначительным и не могло претендовать на такую переработку.

Сновидение представляется Роберту «телесным процессом секреции, который в своих духовных реактивных проявлениях достигает сознания». [Ibid., 9.] Сновидения – это продукты секреции задушенных в зародыше мыслей. «Человек, лишенный способности видеть сны, по всей видимости, сошел бы с ума, потому что в его мозгу накопилось бы огромное множество незаконченных, недодуманных мыслей и мимолетных впечатлений, под бременем которых оказалось бы подавленным то, что должно было бы запечатлеться в памяти в виде готового целого». [Ibid., 10.] Сновидение служит перегруженному мозгу своего рода предохранительным вентилем. Сновидения обладают исцеляющей, снимающей напряжение силой (ibid., 32).

Было бы неверно задавать Роберту вопрос, каким же образом представление в сновидении может привести к устранению напряжения. По-видимому, из двух особенностей материала сновидения автор делает вывод, что такое отбрасывание несущественных впечатлений происходит каким-то образом в форме соматического процесса и что видение снов является не особым психическим процессом, а всего лишь известием, получаемым нами о том выделении. Впрочем, секреция – это не единственное, что происходит ночью в душе. Роберт сам добавляет, что, кроме этого, перерабатываются побуждения дня, а «тот мыслительный материал, который не удается переварить и выделить, а потому остается лежать в уме, заимствованными у фантазии мыслительными нитями связывается в завершенное целое и в виде безвредных образов фантазии включается в память» (ibid., 23).

Вместе с тем Роберт вступает в резкое противоречие с господствующей теорией при обсуждении источников сновидения. Согласно этой теории, человеку вообще ничего бы не снилось, если бы внешние и внутренние раздражения не будили постоянно душу, а по мнению Роберта, стимул к снови́дению находится в самой душе, в ее перегрузке, которую требуется устранить. Поэтому Роберт совершенно логично считает, что причины, связанные с физическим самочувствием и обусловливающие возникновение сновидений, играют второстепенную роль и что они не могли бы заставить видеть сны душу, в которой не было бы материала для образования сновидения, заимствованного у бодрствующего сознания. Следует только признать, что на образы фантазии, развивающиеся в сновидении из глубины души, могут влиять нервные раздражители (ibid., 48). Следовательно, по мнению Роберта, сновидение все же не зависит целиком от соматических источников; оно, хотя и не является психическим процессом и не имеет места среди психических процессов бодрствования, тем не менее представляет собой повседневный соматический процесс в аппарате душевной деятельности; оно выполняет функцию предохранения этого аппарата от перегрузки или, если применить сравнение, очистки души от мусора.

На те же особенности сновидения, проявляющиеся в выборе его материала, опирается другой автор, Делаж, разрабатывая свою собственную теорию. Поучительно проследить, как едва заметное изменение в понимании одних и тех же вещей привело его к конечному результату, имеющему совершенно иное значение.

Делаж (Delage, 1891), после того как потерял близкого ему человека, на собственном опыте убедился, что обычно не снится то, что постоянно занимало кого-то днем, или же снится только после того, как в течение дня это начинает ослабляться другими интересами. Его последующие наблюдения над другими людьми подтвердили универсальность такого положения вещей. Интересное замечание подобного рода, которое оказалось верным для большинства случаев, делает Делаж о сновидениях молодых супругов: «S’ils ont été fortement épris, presque jamais ils n’ont rêvé l’un de l’autre avant le mariage ou pendant la lune de miel; et s’ils ont rêvé d’amour, c’est pour être infidèles avec quelque personne indifférente ou odieuse»[61]. [Ibid.] Что же все-таки снится человеку? По мнению Делажа, имеющийся в наших сновидениях материал состоит из фрагментов и остатков впечатлений последних дней и прежних времен. Все, что проявляется в наших сновидениях, все, что мы вначале склонны считать творением жизни во сне, при ближайшем рассмотрении оказывается нераспознанным воспроизведением, «souvenir inconscient»[62]. Но этот материал представлений обнаруживает общую черту – он проистекает от впечатлений, которые, по всей вероятности, сильнее затрагивали наши органы чувств, чем наш разум, или от которых внимание вновь отвлеклось вскоре после их появления. Чем менее осознанным и при этом чем более сильным было впечатление, тем больше шансов, что оно будет играть определенную роль в следующем сновидении.