-- Хочешь сказать, что я объедаю вас? Бумага, мелки, мыло и дрова: всё это вы заготавливаете сами и не тратите ни одной монеты. Я собираю травы, делаю настои и мази, выхаживаю больной скот и раненых собак. Разве я за свою работу требую от вас непосильно много? Только то, забота о чём помешает мне совершенствоваться в создании лекарств и лечить нуждающихся.

Приподнятое утреннее настроение рухнуло: мне грозило обвинение в мошенничестве, ведь расследование в стиле "я владелец земель, ты делаешь что-то странное, значит преступница" -- самый наиболее вероятный ход событий. Ещё могут обвинить в краже, а что в этом мире полагается ворам я уже знала.

Ровно то, что и Европе в разные периоды средневековья -- либо отсечение руки, либо выжженное клеймо на лице. Обычно второе, ведь культ насилия в этом мире развит слабо. Я собственными глазами видела, как на вид скупые на эмоции торговцы заливались слезами, став свидетелями несчастного случая. И это не единичный случай.

-- А ведьмой вы меня назвали сами, -- припомнила я ещё те времена, когда не знала здешнего языка.

Женщина поспешила исчезнуть из моей избушки, припоминая, видимо, собственные слова о появлении здесь лорда. Лишь моё замечание не позволило ей забыть и одеяло, и пустой горшок -- мясо для лайки лежало перед ней в деревянной плошке.

После неё на столе остался массивный браслет из синих нитей с деревянными бусинами. Новый, видно дочка делала. Подарок за любимую собаку. Надев браслет на запястье, я не могла не задуматься о личности этого лорда, ведь страх в глазах Аймуне был очевиден.

Так бояться можно лишь тех, кому не стоит душевных терзаний лишить человека жизни. Обычно убийцами являются большие дикие животные, вроде разъярённого кабана или того же волка, но страх направлен на человека.

***

Лорд, который вчера за ужином обещал вывести меня на чистую воду, не сильно заставил себя ждать. После поспешного ухода Аймуне прошло не больше получаса, как неизвестный мужчина без стука вошёл в мою избушку, повесил меховую накидку рядом с моей и по-хозяйски прошагал до середины единственной комнаты. Зато, не заметив сразу меня, он расщедрился на презрительный оклик "Ведьма!"

Я лежала на тёплой печи под одеялом, которое много лет назад самой пришлось сшивать из оставшихся кусочков меха, выпрошенных у швей, и сочиняла новый сюжет для очередного графоманского опуса. Давно привыкнув, что это не изба, а проходной двор, я спокойно занималась своим делом, и наглец ни в коей мере не мне не мешал.

Более того, глядя на этого юнца (где-то моего сверстника по виду), становилось смешно: хмурый, болезненно бледный с плотно сжатыми губами он выглядел удручающе. Если же ещё и глаза серые, как у меня, то передо мной появилось самое настоящее проявление пессимизма и депрессии. По крайней мере, именно на него были бы похожи эти эмоции, если бы я хотела их описать в человеческом облике.

А голос слишком мягкий, как для мужчины. Вероятно, выглядит старше, чем ему есть на самом деле. К восемнадцати годам даже самые запоздалые в развитии мальчики уже довольствуются новым голосом, а у этого будто до сих пор детский голосок. Либо в детстве он был жутко пискляв.

Эта мысль развеселила меня, а потому неприятное наваждение, которым меня наградила мнительная Аймуне, развеялось. А ведь на вид ему несколько больше двадцати. В этом странном мире годы не считаются, а только четыре времени года. Здесь я прожила вот уже сорок лет, но во внешности изменилась разве что длина волос.

Наблюдения также говорят, что время самое что ни на есть нормальное, но развитие всего живого проходит медленнее во много раз. В деревне вхождение в брачный возраст считают для девочек начало красных дней, а для мальчиков -- первая непрозрачная густая поллюция.

Последующий год (правильнее сказать последующие четыре сезона) будущих взрослых женщин и мужчин учат, как правильно себя вести "по-взрослому" и только после этого они могут быть скреплёнными брачными узами. Понятия возраста здесь нет, но на вид юным взрослым лет пятнадцать-шестнадцать.

Гость выглядел раздражённым и, кажется, был готов взвиться в любую секунду. Но он стойко держал себя в руках, чувствуя подвох. О чём он вообще думал, когда, игнорируя всякие правила приличия, ворвался в избушку и стал вести по-хозяйски? Его никто не приглашал.

Чувствовать себя как дома также никто не разрешал. Одним словом -- лорд. Двумя словами -- лорд-эгоцентрист. К тому же совсем мальчишка, если адекватно оценивать его внешность в тандеме с поведением и частичным игнорированием приличий. Стоит ли обижаться? -- нет. А проучить? -- естественно, без этого никак. Вот только каким именно образом преподать урок наследнику лорда Сальвера и не попасть под раздачу?

-- Чего тебе, мальчишка? -- я заинтересованно обратилась к незнакомцу. -- Не учили стучаться, перед тем как войти в чужое жилище?

-- Ведьма! -- прошипел лорд с тихим рыком, как у львёнка, что заставило меня улыбнуться и свесить ноги с печи. -- Не уж думаешь, что позволю жить за счёт моих людей? Если их можно обмануть, то со мной такого фокуса не пройдёт. -- На мгновение он замолчал, осматривая меня с головы до ног, а после победно, но скупо ухмыльнулся. -- Как же нужно было провиниться, чтобы тебя выгнали из рода?

Я игриво склонила голову вбок, будто не понимаю ни единого его слова. Впрочем, последнюю фразу я на самом деле так и не поняла, хотя значения отдельных слов вполне ясны. Как "back room boys" по-английски, почему-то вспомнилось мне: то ли грузчики, то ли ещё кем назывались эти "boys", но автор-американец писал об учёных из закрытых лабораторий.

Но лорд оставался серьёзен и хмур. Спустившись с печи, теперь с близкого расстояния рассмотрела юношу перед собой. Примерно моего роста, волосы чёрные, но тусклее моих, светло-синие глаза. Почти в пол серая тулуза, мне больше напоминающая национальную японскую одежду, делала его похожим на туриста, но выглядывающие из-под неё штаны не вписываются в образ.