Но с течением времени мы сумели решить все проблемы — и внешние, и внутренние. Первое, с чем надо было справиться, был, конечно, сам Сок Дэ. Тут надо сказать ещё раз доброе слово о нашем учителе с его нестандартными методами решения проблем. Дело в том, что он почему-то обращался с теми ребятами, которые из-за Сок Дэ не могли прийти в школу, как с прогульщиками, хотя, понятно, они были не виноваты. Он кричал им:
— Это, значит, вас четверых задержал один парень? И на целый день? Идиоты!
Или так:
— У вас руки были связаны, да?! Клоуны!
И он бил их беспощадно, его как будто подменили. Мы ничего не понимали, но метод скоро дал результат. Пятеро самых сильных ребят, живших недалеко от рынка, схлестнулись с Сок Дэ. Бывший староста в тот день был свиреп, как никогда, но они кидались на него так, как будто от исхода драки зависела их жизнь. И в конце концов Сок Дэ был вынужден унести ноги — с пятерыми он не справился. Учитель вызвал этих пятерых, построил у доски и наградил каждого, к зависти остальных, книгой президента Кеннеди «Очерки о мужестве», очень популярной в то время. На следующий день то же было с ребятами из района Мичанг. Ну а после этого Сок Дэ уже не появлялся.
Отношение учителя к нашим внутренним неурядицам было совсем другим. Если в классе поднимался гвалт из-за расходящихся мнений или какого-нибудь недопонимания, то он этого как будто не замечал. И если заседания совета затягивались на три-четыре часа вечером в субботу, или если старосту и его помощника меняли каждый месяц из-за какого-нибудь мелкого доноса в коробке «для предложений», то он ни слова не говорил — только спокойно наблюдал.
В результате всех этих неурядиц весь весенний семестр нам было не до учёбы. После летних каникул у нас оставалось только три-четыре месяца до переходного экзамена, и это прекратило свары: теперь ребята были заняты другим. Это была одна причина, а другая, более важная, состояла, как мне кажется, в том, что мы поняли необходимость держать себя в руках. После пяти или шести месяцев пререканий, придирок друг к другу, стычек и тому подобного дисциплина, наконец, установилась сама собой. Но должно было пройти гораздо больше времени, чтобы мы поняли, о чём действительно думал наш учитель, когда он просто наблюдал за нами всё это время.
Когда жизнь в классе нормализовалась, мои запутанные мысли тоже потихоньку пришли в порядок. Говоря по-взрослому, моё гражданское сознание, которое оказалось в кризисе в тот день, когда я не стал голосовать за нового старосту, стало постепенно крепнуть, и в конце концов моя вера в свободу и разум возродилась. Конечно, бывали случаи, когда я вспоминал простой и удобный порядок, который был при Сок Дэ: например, когда я видел, как ребята орут часами, обсуждая какую-нибудь мелочь, или когда надо было что-то сделать общими усилиями, а некоторые сачковали, прикрываясь разными причинами, и в результате наш класс отставал от других. Искушения бывали, и они бывали сильными, потому что были запретными, но всё-таки они оставались не более чем искушениями.
* * *
После неудачной драки с ребятами из Мичанга Сок Дэ исчез, причём не только из нашего района, но вообще из города. Я слышал, что он подался к своей матери в Сеул. Его мать рано овдовела, потом второй раз вышла замуж и уехала в Сеул, а маленького Сок Дэ оставила своим родителям у нас в городе.
Ритм моей собственной жизни стал лихорадочным. Оставался последний семестр в этой школе, потом надо было переходить в школу высшей ступени, меня доставали и мои родители, и одноклассники, я зубрил как сумасшедший, готовясь к переходным экзаменам, — и в результате мне всё-таки удалось перейти в достойную школу. Последующие десять были посвящены учёбе и экзаменам. Память о Сок Дэ поначалу была очень яркой, но с годами тускнела, и в конце концов, к тому времени, когда я вышел в мир, окончив отличную школу и первоклассный колледж, эти воспоминания превратились в бесплотный и бессмысленный фантом, нечто такое, что иногда мелькает в кошмарном сне. Но всё-таки в лихорадке новой жизни я не совсем забыл Сок Дэ, хотя в моём окружении не было ничего, что могло бы напомнить о нём. Я учился в первоклассной школе, среди образцовых учеников, где меня никто не подавлял и не лишал моих прав. Здесь важнее всего были способности и усидчивость, в особенности научные способности, здесь правил разум. А образ Сок Дэ ассоциировался с неразумием и несправедливостью.
О Сок Дэ пришлось вспомнить только после армии, когда мне целых десять лет пришлось барахтаться в грязи. Поначалу я, как и подобало выпускнику престижного колледжа, поступил на службу в крупную корпорацию. Но года через два я решил, что все эти корпорации — замки, построенные на песке, и ушёл оттуда, чтобы начать всё сначала. Я устроился в торговую фирму. Мне не хотелось потратить свою молодость и талант, работая на корпорацию, где не было ни справедливого управления, ни честных правил для служебного роста. Я полагал, что скоро наступит время расцвета торговли, и потому три года работал менеджером по продажам, торгуя продуктами, которые производили крупные корпорации, — продуктами низкого качества, которые покупали только из-за лживой, всё преувеличивающей рекламы. Пока я возился с каталогами, в которых были перемешаны лекарства, страховые полисы и запчасти для автомобилей, прошла вторая половина 70-х годов, а вместе с ней — и моя молодость. К тому времени я понял, что менеджер по продажам в нашей стране — это не более чем ещё один покупатель или же одноразовый товар, производимый одной из крупных корпораций со сроком годности длиною в два года. К тому времени я уже был отцом семейства — увы, не очень счастливым — и приближался к сорока годам.
Я оглянулся вокруг и пришёл в ужас. Те гигантские корпорации, которые я считал замками на песке, вовсю расцветали. Мои коллеги, которые остались там работать, были уже начальниками отделов или топ-менеджерами, физиономии их сияли от самодовольства. Один из моих школьных товарищей запустил лапу в торговлю недвижимостью, и теперь доходы от аренд позволяли ему быть постоянным членом гольф-клуба. Другой друг открыл какое-то левое агентство, где он сам не знал, чем торговал, сделал кучу денег и ходил гордый, как индюк. Ещё один одноклассник, про которого я думал, что он остался служить на сверхсрочной, сумел занять завидный пост в правительстве. А ещё один, который был неспособен даже подрабатывать репетитором к экзаменам и в конце концов попал в самую бросовую школу, теперь как-то ухитрился получить докторскую степень в Америке и расхаживал с важным профессорским видом.
Я засуетился. К тому времени меня больше не интересовали ни моральные аспекты успеха, ни социальные проблемы, которые делают возможным несправедливый успех, меня интересовал только сам успех, которого добились мои друзья и знакомые. Я хотел найти себе скромное местечко за их богатым столом. Но этот порыв кончился тем, что я ещё глубже увяз в болоте. Я продал свою небольшую квартиру — это было единственное, что мне удалось за все эти годы приобрести, — и основал фирму, которая работала в крайне рискованном инвестиционном бизнесе. Окончилось это тем, что я остался совсем без работы и жил с семьей в крохотной съёмной комнатушке. Оказавшись на дне, я вдруг увидел мир совсем в другом свете. Мне стало казаться, что я живу в каком-то заколдованном царстве. Здесь все мои достижения, начиная со школьных оценок, не играли никакой роли, здесь всё шло по не зависящим от моей воли законам. И вот тогда образ Ом Сок Дэ снова стал выплывать из туманного прошлого.
В таком мире Сок Дэ, без сомнения, снова стал бы старостой. Старостой класса, где он сам бы решал, у кого какой рейтинг по успеваемости и по силе, и где ценности и удовольствия распределялись бы так, как он хотел. Мне иногда снилось, что я снова попал в этот класс и стал приближённым Сок Дэ, как в детстве, и, когда я просыпался, мне было жаль, что это только сон.
Но, к счастью, настоящий мир был всё-таки не совсем похож на наш старый класс, в нём оставались кое-где места, в которых я мог применить свои знания, полученные в колледже. Таким местом для меня стал частный университет. Конечно, мне не сразу удалось привыкнуть к преподаванию, которым я раньше не занимался, но всё же у меня появился доход, достаточный, чтобы кормить семью. А всего через несколько месяцев жизнь улучшилась настолько, что я начал потихоньку мечтать о собственном доме.
