- Ага, - на этот раз спокойствие Себастьяна только еще больше раззадорило Мориарти, и так бывшего на грани истерики и уже не стеснявшегося в выражениях, - спокойно. Я достал то, что ты хотел.

И Джим тут же заткнулся, цепко оглядывая Морана. Статуэтку ему спрятать негде, да и кто разрешил бы ее вынести? А Себастьян неторопливо опустил руку во внутренний карман куртки и достал маленькую карту памяти, без которой весь дальнейший план Джима провалился бы пропадом.

- Какие мы умные, оказывается, - дразняще растягивая слова, произнес Джим.

- Я просто подумал, что вряд ли ты затеял всю эту заварушку из сентиментальных соображений, пытаясь выкрасть семейную реликвию. Ты ведь знал, что у твоего отца на столе есть ваша совместная фотография? Ты отлично там получился. Поэтому, как только я понял, что план не сработал, осмотрел статуэтку и нашел вот эту вот штуковину.

- Хороший мальчик, - Джим довольно улыбнулся и забрал карточку, поместив ее в бумажник.

- Ты лучше сделай так, - темные очки заняли свое законное место на носу Себастьяна, - чтобы твой отец не подал на нас в суд. И, к тому же, ты еще должен нам денег за удачно провернутое дельце, - и Джим кивнул, не отрывая взгляда от непроницаемого лица Морана.

Виктор, с удовольствием продолжая их рассматривать, решил не упоминать, что Себастьян, помимо самой карточки, из дома Мориарти унес еще одну вещь – ту самую фотографию, разорвав ее ровно пополам.

========== Часть 3 ==========

Темнота ночного клуба пульсировала яркими огнями, двигалась сотней разгоряченных тел, оглушала бьющимися в голове звуками. Себастьян, одной рукой придерживая Джинни, другой – бутылку с дешевой подделкой под пиво, был в самом центре этого безумия, ритмично танцуя в такт басам. Пот застилал глаза, в ушах был слышен только грохот музыки, а девушка при каждом удобном случае все теснее прижималась к нему, проводя тонкими пальцами по предплечьям, пачкая кроваво-красными поцелуями его шею.

Безумие этой ночи только начиналось.

Виктор сидел поодаль, тиская на потрепанном диване какую-то слишком ярко накрашенную девицу, и, поскольку грохот стоял как от стада марширующих слонов, не шептал, а громко кричал комплименты в ее миниатюрное ушко. Девушка была явно не против подобных ухаживаний и щедро дарила свою благосклонность окончательно разомлевшему парню.

Остальные ребята слились с толпой, растворились в ее тысячеголовом воинстве. Они тратили честно заработанные деньги, стоившие им всего лишь очередной записи в личном деле и пары головомоек от родителей.

Идеальный выходной по мнению Себастьяна Морана.

***

Джим глотал одни разноцветные таблетки за другими, точно они были сладкими конфетами. Не то чтобы ему нужна смелость, для прихода в «Чрево Кита», ангар, который местные звали гордым словом «ночной клуб», и не то чтобы он не мог расслабиться без помощи психотропных, но так - всяко надежнее. У входа на танцпол, в коридоре, висело огромное зеркало, грубая подделка под старину, жалкая попытка украсить помещение, придать ему изысканности. Джим застыл у него, задумчиво рассматривая свое отражение, водил пальцами по холодному стеклу, рисуя воображаемую корону у себя над головой. Он точно знал, стоит только поманить – и любая в этой дыре пойдет за ним. Просто потому, что он – Мориарти. Король-самозванец. Любая девчонка будет рада, если он затащит ее в грязный туалет и трахнет, прижимая к кафелю, молча, жестко, грубо. Любая в этом чертовом клубе. Вот только ни одну из них ему не хотелось до ломоты в затылке, до холодного душа каждым вечером, до обкусанных губ и испачканных простыней.

Ему хотелось только Себастьяна. Долбанного Себастьяна, который не просто не был геем, что помогло бы Джиму быстро перепихнуться с ним и забыть, не был и слабаком, чтобы Джим мог быстро разочароваться в нем и забыть. Конечно, ему нужно было оказаться гребным совершенством. А как иначе?

Мир вокруг расплывался, размазываясь яркими мазками, оголяя нервы, заставляя чувствовать куда острее обычного. Куда больше, чем было нужно.

Глоток из бутылки лучшего вина, что Джим нашел в магазинчике, соседнем с этой дырой, и ему стало хорошо.

Он нашел Себастьяна почти сразу – сам не понял, каким образом, но внутри разгорелся пожар, стоило лишь почувствовать его незримое присутствие. Джинсы Полковника, футболка и светлая вихрастая голова ничем не отличалась в темноте от десятков таких же. Но, почему-то, Джим безошибочно, словно хищник, учуявший добычу, определил местонахождение, оторвал от его плеча липкую потную ладошку Джинни, шлепнул ее по попе, отправляя к бару за бесплатными коктейлями («Все за мой счет, дорогуша»), и с силой прижался к разгоряченному и такому желанному телу сам. Не обращая внимания на то, что его дорогая рубашка мнется, пачкается, лишается первоначальной девственной белизны. Плевать. Он цеплялся пальцами за его руки, ощущая, как под кожей двигаются сильные мышцы, сминал мягкий дешевый хлопок, прижимаясь к спине.

Разум Себастьяна, одурманенный алкоголем, не сразу сообразил, кого именно принесла нелегкая, и почему вместо соблазнительных мягких округлостей рядом с ним теперь жесткость мужского тела. А потом Полковник рассмотрел шальные, одурманенные, кажущиеся почти светящимися в этих неоновых огнях карие глаза, порочные губы, словно обещающие будущие порочные наслаждения, высокий лоб и жилку, трепещущую на виске.

- Все ясно, - сумрачно сообщил Себастьян, заметив, как Джим стал медленно оседать на пол, - ты даже нажраться по-человечески не можешь.

***

- Итак, что вчера было? – Джим отхлебнул отвратительно-дешевого горького кофе и поморщился – то ли от вкуса, то ли от боли, которая грозила стать невыносимой. Она точно шарики для пинг-понга прыгала в его голове, с силой ударяясь о стенки черепа.

- Тебе в хронологическом порядке или выбрать самое интересное? – ухмыльнулся Себастьян.

Они сидели за дальним столиком в придорожной забегаловке, в который было ожидаемо шумно и многолюдно – единственная закусочная на оживленной трассе в радиусе нескольких десятков километров. Кофе, правда, делали отвратительный, но с похмелья и он обычно казался нектаром богов.

- Давай сразу – сколько человек знают и от скольких из них я смогу откупиться?

- Очень смешно. Поверь, я мечтаю рассказать о твоих подвигах, не лишай меня этого удовольствия, - Себастьян уминал яичницу с золотистым беконом, на очереди стоял черничный пирог, а Джим не мог даже думать о еде, не то чтобы пытаться что-то в себя впихнуть. Казалось, что на ближайшую неделю крепкий черный кофе – его лучший друг и союзник.

- Хорошо, - с мученическим видом согласился Мориарти, головная боль которого грозила превратиться в хроническую. Ему хотелось надеяться, что экзекуция пройдет быстро, и он сможет наконец вернуться домой и там спокойно умереть.

- Во-первых, в клуб тебя больше не пустят.

- Не больно-то и хотелось, - недовольно проворчал Джим.

- Во-вторых, никогда не думал, что ты знаешь столько отборных ругательств.

- Ты много не знаешь, дорогуша, - уткнувшись в кофе, сообщил Джим.

- И в-третьих, - сосредоточенное выражение лица Себастьяна не предвещало ничего хорошего, - вчера ты сказал, при всей банде, что моя задница не дает тебе покоя, и ты мечтаешь меня трахнуть.

- Я так и думал – ничего страшного не произошло, - ехидно отозвался Джим.

***

После той ночи, когда Себастьян держал Джима под холодным душем, не обращая внимания на крики, проклятья и обещания убить всю его семью особо жестоким способом, их отношения изменились. Они не стали друзьями и по-прежнему практически не здоровались в школе, но ушла какая-то настороженность, недосказанность, которая так отравляла их существование. Что, впрочем, не отменяло того факта, что Себастьяну по-прежнему снился исключительно Джим, а сам Мориарти по-прежнему ненавидел каждого или каждую, кто осмеливался заговаривать или подойти чересчур близко к теперь уже «его» Полковнику.

Карточка, которую они выкрали из квартиры Мориарти, действительно пригодилась. Впрочем, не совсем так, как рассчитывал Джим. Там содержались сведения обо всех секретных оборонных заказах, размещенных на заводе, принадлежащем его отцу. И, попади она не в те руки, можно было быть уверенным – отца он больше не увидит. В последний момент глупая детская озлобленность, двигавшая Джимом до этого, ушла, сменившись рассудительностью и логикой.