В отчаянии Джон быстро кивает, ведь уже всё измученное долгим ожиданием тело бьётся в конвульсиях от этого сводящего с ума движения, заставляя скулить и стонать, кусая кляп. Жажда поглощает все разумные мысли. О, Боже, он так нуждается в освобождении, и когда он ощущает, как ловкие пальцы Шерлока берутся за основание игрушки и вытягивают её из тела, звук, который вырывается из его горла, больше похож на глухой звериный вой.

Внезапная пустота тут же становится довольно неприятной, он толкается бёдрами вверх, инстинктивно стараясь свести ноги, чтобы защитить от холодного воздуха саднящего растянутое отверстие. Специальные ремни прекрасно справляются со своей задачей: удерживают его на месте, не дают свободно двигаться, оставляя таким же открытым, готовым ко всем дальнейшим экспериментам Шерлока.

Тот больше не разговаривает, и ощущение одиночества заставляет Джона в панике крутить головой. Он не хочет быть один. Он этого боится, поэтому, когда знакомые ладони возвращаются на ягодицы, он вздрагивает, а слёзы облегчения заливают лицо.

Обучение даётся очень тяжело. Полное доверие оказывается довольно болезненным ощущением, особенно для такого упрямого человека как Джон. Он действительно старается, но каждый раз боится, что Шерлоку просто надоест, и он бросит его в самый неподходящий момент. Нельзя не доверять своему доминанту – это непозволительная роскошь, особенно, если находишься в связке на самом великолепном межзвёздном корабле. Джон прилагает все силы, чтобы ощутить энергию Шерлока, которая дарит желанное спокойствие, позволяя получить удовольствие от самых простых вещей. Ему сложно отдать своё тело, раз за разом раскрываясь ещё сильнее, но, судя по довольной улыбке Дома, которая всё чаще появляется на его притягательных губах после нескольких проведённых часов в этой спальне, у него начинает получаться.

Ощущение болезненной пустоты уходит, когда пальцы Шерлока беспрепятственно скользят в его растянутой заднице, нежно поглаживая щедро смазанные стеночки, нарочно обходя простату, на которую и приходились все движения игрушки. Это заставляет Джона неслышно рыдать, бессильно мыча в кляп. Ведь он не может больше терпеть, даже когда пытается опуститься на кровать, ища хоть какое-то трение, несмотря на то, что сдерживающее кольцо на члене сжимается всё сильнее.

Шерлок всегда прекрасно чувствует эту тонкую грань, после который Джон превращается в податливый мягкий воск, из которого можно слепить всё что угодно. Поэтому он без предупреждения осторожно освобождает его рот от кляпа. Но стоит Джону несколько раз щёлкнув челюстью закрыть рот, как он жалобно стонет: «Пожалуйста!»

- «Пожалуйста», что?

- Пожалуйста, трахни меня. Прошу, Шерлок. Я больше не выдержу. Всё, что ты хочешь, пожалуйста.

- Умница, - хвалит его Дом. – Вижу, ты догадался, что я пытаюсь тебе объяснить. Великолепно.

Джон плохо соображает, о чём именно говорит Шерлок. Он судорожно дёргает связанные запястья, стараясь притянуть к себе хоть что-нибудь, только бы почувствовать долгожданную разрядку. На полпути руки замирают. Джон внезапно останавливается и поворачивает голову. Слезы стекают по его лицу, а слова превращаются в жалостливые хрипы. Нет возможности нормально говорить – это задействует слишком много энергии. Сейчас всё внимание сконцентрировано на напряжённом до предела члене, на давлении, скрутившимся в тугую пружину внутри него, на Шерлоке, неслышно передвигающимся за спиной и нежных прохладных руках, поглаживающих подрагивающие от нетерпения бёдра.

- Ты такой открытый для меня, Джон. Такой податливый, мягкий, умоляющий, но не сломленный, поэтому я очень сильно хочу трахнуть тебя, - только и успевает сказать Шерлок, резко врываясь внутрь растянутого отверстия, отчего Джон просто захлёбывается от крика. Необыкновенное ощущение, когда противная пустота пропадает, и появляется знакомая, твёрдая, горячая плоть, беспрепятственно проникающая в его измученное тело, заставляет бесстыдно повиснуть на ремнях и облегчённо стонать в такт размеренным сильным толчкам, с которыми Шерлок начинает двигаться, загоняя свой член до самого основания.

- Боже мой, Джон! - стонет Дом, и низкий вибрирующий звук его голоса звучит как самая прекрасная мелодия, которую доводилось слышать Джону.

- Ты такой красивый. Сейчас настолько открытый, влажный, легко принимающий мой член, что я просто мечтаю так глубоко похоронить себя в твоём великолепном теле, чтобы нас никогда не смогли разъединить. Я точно знаю, какие звуки ты будешь издавать, когда я, наконец, кончу в тебя ещё раз. Твоё упрямство теперь никому не нужно, просто отпусти себя. Расслабься, растворись в нашей энергии, заставь меня принять правильное решение. Я ведь чувствую, как твои мышцы сжимаются вокруг меня. Ты тоже хочешь кончить? Да, Джон?

- Шерлок, пожалуйста. Пожалуйста!

- Хорошо, - легко соглашается Шерлок, резко двигая бёдрами, загоняя свой член ещё дальше, и Джон кричит, почти теряя сознание, потому что это невероятное ощущение заполненности совершенно не сравнимо со всеми известными ему игрушками. Что-то гораздо большее растягивает его измученную задницу, но вызывает только облегчение вперемешку с эйфорией. Шерлок ровными сильными толчками движется внутри него, заставляя громко и хрипло стонать, дёргать ремни и мечтать: ещё сильнее, ещё глубже, ещё дольше. Волшебные ласковые пальцы легко порхают по телу, а Джон ощущает какую-то болезненную дрожь, когда они ловко избавляют от удерживающего кольца.

Как только оно падает с члена, сознание Джона выносит за пределы комнаты, а может даже вселенной. Оргазм получается настолько оглушительным, что некоторое время Джон ничего не видит и не слышит. С громким протяжным криком он сжимается вокруг члена Шерлока, раз за разом выплёскивая сперму на простыни и чувствует, как невероятная энергия Дома, освещая всё вокруг ослепительной вспышкой, пронзает его тело. Он знает, что справится. Он должен.

Его выгибает немыслимой дугой, ремни жалобно скрипят, фиксируя каждое неверное движение, но Джону всё равно. Он больше не сопротивляется. Доминантная волна выходит настолько мощной, что, кажется, от её воздействия трещит кожа и ломаются кости. Оргазм Шерлока заставляет обоих громко кричать, и когда Дом, подрагивая прижимается к его спине, Джон, теряя сознание, обессилено провисает на ремнях.

***

Неестественная тишина в комнате и неимоверная тяжесть в районе грудной клетки вынудили Джона медленно повернуть голову. Рядом, разметав по подушке тёмные волосы, мирно спал Шерлок, обхватив его руками поперёк груди. Джон глубоко вздохнул, понимая, что в ближайшее время ему, вероятно, грозило просыпаться только в таком неудобном положении и тут же чуть не вскрикнул от резкой боли, пронзившей усталые мышцы. Он плохо запомнил окончание сессии и, конечно, ничего не чувствовал, когда Шерлок бережно развязывал запястья и снимал ремни. В памяти остались только мягкие прикосновения рук, втирающие лечебную мазь, еле слышные нежные слова, приносящие тёплое ощущение полной удовлетворённости, и Дом, купающий его в огромной ванной, даря напоследок лишь мимолётный поцелуй и неожиданное поощрение:

- Ты самый упрямый из всех Сабов, Джон. Но зато и самый подходящий для меня. Я очень горжусь тобой. Ты прекрасно справился с первым уроком, а теперь отдыхай.

Волна облегчения прокатилась по телу Джона, и он, сладко причмокнув губами, слизывая с них этот жаркий поцелуй своего Дома, быстро уснул.

Уже открыв утром глаза и потянувшись, только тогда Джон понял всю силу воздействия подобных сессий. Было настолько неуютно и больно, будто всё тело пропустили через огромную мясорубку. Но с другой стороны спокойно и радостно. Один из самых сильных доминантов посапывал рядом, через несколько дней их уже ждали на Сальвениуме, разрешив провести выходные на Земле в поместье Холмсов, а их первая сессия прошла очень успешно, отчего Джон был несказанно счастлив.

Родители Шерлока и его родственники довольно легко нашли общий язык, заключили предварительный договор и предоставили им не только так нужное сейчас уединение, но и несколько специально оборудованных комнат. Вчера они с Шерлоком добрались лишь до первой. Джон предвкушающе заёрзал. Интересно, что в оставшихся?