Вагон тоже был хорошо оборудован. За нами был закреплен вагон, закупленный в ГДР. От наших советских, он отличался наличием душа, и более комфортабельными купе. Если в советском вагоне были обычные откидные полки как в плацкартном вагоне, то здесь были мягкие диваны. Кроме того, в советском вагоне третья полка, предназначалась скорее для багажа, хотя и использовалась как спальное место. Здесь же она имела такое же мягкое основание как и остальные. Столик в нашем купе раскладывался во всю длину, что позволяло поместиться на нем всему караулу сразу, а не питаться посменно, как это делалось в вагоне советской сборки. Холодильник, хотя был и в отечественных вагонах, но здесь у него имелся гораздо больший объем. Самое же главное, что в вагоне помимо умывальника имелся и душ. Хотя он и был совмещен с туалетом, тем не менее им было довольно удобно пользоваться, а проводник всегда поддерживал это помещение в чистоте. Зато как было приятно вечером принять душ, тем более, что в конвои мы уходили порой почти на месяц.
Вагон, в просторечии называемый Столыпинским, выглядел примерно так: Где-то на четверть его длины, находилась наша жилая зона, отгороженная от остальной застекленной дверью. В нашу часть вагона был отдельный вход с улицы. В тамбуре, обычно складировался запас дров, которыми топили печь, для приготовления пищи. Примерно за сутки до начала наряда, когда уже был известен состав его, мы уходили на задний двор части, где и заготавливали дрова для будущей поездки. Когда, часто ездишь в караулы уже примерно представляешь, сколько нужно заготовить дров на тот или иной конвой. Так как конвои были в основном плановые, мы заранее знали, сколько суток нам придется быть в дороге. Имелись специально сделанные кольца, диаметром около полутора метров, сделанные из толстой проволоки, которые и забивались заранее попиленными и порубленными дровами. Иногда, в зависимости от продолжительности маршрута, тамбур забивался дровами до самого потолка. И вдобавок к этому, всегда с собою имелась двуручная пила и топор, на случай если дров все же не хватит.
Из тамбура в жилую зону вел проход, с обычной для всех пассажирских вагонов дверью. Проход был выполнен несколько косо по ходу вагона. Сразу за дверью находился туалет, совмещенный с душем. Чуть дальше было купе проводника. Оно ничем почти не отличалось от таких же в обычных вагонах. Далее точно такой же закуток отводился нашему радисту, где помимо спального места для него, все было заставлено радиоаппаратурой, обеспечивающей связь и музыку. Хотя о последнем и не говорилось вслух, так как считалось нарушением. Следующее купе было выполнено в виде кухни. Здесь стояла дровяная плита с несколькими конфорками, вплотную к ней примыкал разделочный металлический стол, со встроенными шкафчиками для посуды, а слева от него имелась мойка, для мытья посуды и приготовления пищи. Спальное место повара находилось в общем купе. В обязанность повара, помимо приготовления пищи, входило мытье посуды и уборка на кухне. Более он ничем не занимался. Чаще всего в качестве повара вызывались молодые солдаты, хотя и отдавалось предпочтение тем кто действительно умел готовить.
Продукты получали всем караулом, непосредственно перед выездом. Выдавалось все, вплоть до свежего мяса и сливочного масла, которые по приезду в вагон сразу помещались в холодильник. Холодильник был встроен в пол, и дверца его находилась в районе входа в купе караула.
Следом за кухней находилось купе начальника караула, по размеру, оно было как бы половинкой от нашего. И еще у него не было третьей полки. И наконец последнее купе принадлежало нам.
Напротив него, прямо возле двери в остальную часть вагона имелось откидное сидение, на котором обычно находился человек из резерва. Его обязанностью было наблюдать за часовым. И дело вовсе не в доверии. Просто отстоять четыре часа, а именно столько стоял часовой, не каждому под силу. Иногда из-за духоты, запахов и постоянного покачивания вагона во время движения, бывали обмороки, вот обязанностью резерва, как раз и являлось наблюдение за состоянием часового.
Хотя в некоторых конвоях, с уже проверенными людьми, по согласованию с начкаром, выставлялись посты сразу на восемь часов. Так было гораздо удобнее, тем более, что здесь не смотрели на время суток, как в обычном карауле, и отстояв свои восемь часов, и отдохнув во время бодрствования, караульный вполне мог лечь спать, сразу на восемь часов, невзирая на время суток.
Вторая часть вагона, считалась рабочей зоной. В нее был отдельный вход с улицы, через тамбур и от нас из коридора. Воль стены тянулся примерно метровой ширины проход с застекленными и зарешеченными окнами. А слева от него располагались камеры, для заключенных. Всего было девять камер. Шесть общих и три одиночных. Все они были забраны мелкой толстой решеткой со стороны прохода. Кроме того одна из одиночных камер, закрывалась дополнительно жалюзи из сплошного металла, и предназначалась для особо важных или буйных постояльцев. Для заключенных в конце коридора возле тамбура имелся отдельный туалет. Вода была проведена по вагону и в каждую камеру выходила, так называемая "поилка".
Часовой, выставляемый на пост, постоянно находился в коридоре, следя за порядком в камерах, а чаще всего стоял у открытой форточки, одного из окон, и смотрел на пролетающие мимо пейзажи. Ввиду того, что пост выставлялся на четыре, а иногда и восемь часов, часовой мог курить, хотя и неофициально. То есть во время движения поезда, и если не было проверяющего, то на это закрывали глаза. Смена Часовых, тоже была упрощена. Солдат, что находился в резерве, сам следил за временем, выставляя на пост очередного часового или подменяя действующего на время обеда.
В свободное время, во время бодрствования или отдыха, допускались тихие игры. У нас чаще всего было домино. Устраивались целые сражения, а "генералов" вывешивали на всеобщее обозрение, записывая их имена на специально приготовленном листке. Штатным вооружением в конвоях, являлся пистолет. Все же с автоматом, пусть даже АКМС, не очень удобно пользоваться в ограниченном пространстве. Хотя за всю службу, мне этого к счастью ни разу и не пришлось делать.
Здесь во второй роте, тоже заметили, что я не отсылаю писем домой, но быстро отстали, после моего объяснения. Я просто рассказал взводному о письме, что прислал мой отец замполиту, и ко мне больше претензий не было. Ходил ли взводный для проверки моих слов или нет, я не знаю.
Но я все же написал письмо. Точнее открытку, где поздравил отца с его профессиональным праздником. Думаю, он был этому рад. С мамой же я чаще общался через сестру, и так же передал ей поздравления.
Пятнадцатого ноября, я отметил, полгода своей службы в армии. Хотя отметил, не совсем-то слово. Скорее отметил сам для себя, что я нахожусь здесь уже полгода.
А семнадцатого ноября, в пятницу, меня вызвали в особый отдел полка.
6.
Особый отдел полка, располагался в здании штаба, на первом этаже, с отдельным входом. Само место, где он находился, было скрыто деревьями, и какими-то вьющимися растениями, похожими на дикий виноград. Пешеходная дорожка, пролегавшая мимо входа, именно в этом месте была, как бы скрыта с глаз, причем неважно зеленели растения укрывающие ее или на них отсутствовала листва. Не знаю, кто все это организовал, но думаю, сделано все это было специально, чтобы не привлекать к себе внимания, и скрыть посетителей. Неподалеку от входа, на вделанных в край дорожки металлических трубах был закреплен, хитрый ящик, похожий на почтовый, но окрашенный в грязно-зеленый цвет. Ящик был продуман так хотро, что опустить в него послание, было делом пары секунд. Достаточно было положить листок бумаги на его поверхность, и он тут же оказывался внутри. А вот достать оттуда, что-то было невозможно, без вскрытия встроенного замка. Всем своим видом ящик как бы предлагал, бросить в него послание, с гарантией того, что этого никто не заметит.
Подойдя к двери, я нажал кнопочку звонка и после того, как дверь отворилась, вошел внутрь. Здесь была небольшая прихожая, видимо сделанная для того, что бы сохранить тепло зимой. В конце ее находилась еще одна дверь, ведущая в кабинет. Постучавшись и получив разрешение, я вошел.
