— Нет, я этого не сделаю. Если у него совесть есть, то пусть он сам об этом напишет.

— Как видите, он уже написал… Подумайте. Я завтра зайду.

— Нет, ответ будет такой же.

— Ну что ж, вам виднее…

Спустя два дня Чуднова вызвали к адвокату. Молча выслушав адвоката, он заявил, что от защиты отказывается.

Адвокат постарался переубедить его:

— Я понимаю вас, но подумайте о жене, о сыне. Жена ваша, Татьяна Васильевна, в сильном расстройстве, и оно может иметь чреватые последствия.

Чуднов с каменным выражением лица стоял на своем.

Через месяц состоялся суд. Когда Чуднова ввели в зал заседания и конвоиры посадили его за огороженным барьером, он посмотрел в зал. В первом ряду сидели жена и мать. На них лица не было. Казалось, они постарели на десять лет.

В своем выступлении прокурор всю вину, связанную с аварией на заводе, возложил на главного инженера Чуднова, и, когда он попросил суд определить лишение свободы на десять лет, в зале раздались возмущенные выкрики.

Судья, ударив молотком по медной пластинке, потребовал тишины. Но зал долго не успокаивался, и лишь после того, как судья пригрозил, что удалит всех из зала, он притих. В ходе судебного разбирательства судья задал Андрею вопрос:

— Подсудимый Чуднов, докладную начальника цеха Бирюкова вы показывали директору завода Быкову?

— Нет, — ответил Чуднов.

Таня не выдержала:

— Андрюша, ты же неправду говоришь!

Судья одернул ее:

— Гражданочка, вам слова не давали.

Перед уходом на совещание судья дал последнее слово подсудимому Чуднову. Тот поднялся и произнес лишь одно:

— Виноват я один.

Суд удалился на совещание, конвой увел и Чуднова. Находясь в изолированной комнате, Андрей услышал голос жены. Он прислушался. Она умоляла начальника конвоя, чтобы он разрешил ей увидеть мужа. Но начальник караула был категорически против. Чуднов присел на прикрепленный стул, обхватив голову руками, зажал уши. Голова гудела. Он боялся вновь войти в зал и увидеть мать и жену…

Учитывая непродолжительность работы в должности главного инженера и ходатайство десятитысячного коллектива завода, суд вынес Чуднову приговор: три года лишения свободы с отбыванием наказания в колонии. Как только судья зачитал приговор, в зале снова раздались возмущенные голоса.

Таня подошла к барьеру. Она хотела что-то сказать, но слезы душили ее. Мать попыталась подойти к сыну, но конвоир рукой преградил ей дорогу. Начальник караула, подтолкнув в спину осужденного, скомандовал:

— Пошли!

Чуднов, не оглядываясь, пошел. Услышав крик матери, он остановился, но его грубо толкнули в спину.

Перед отправкой на этап к нему на свидание пришли жена и сын. Сережа, увидев отца, радостно запрыгал на месте. Он хотел подойти к нему, но между ними стояла преграда из оргстекла. Малыш удивленно смотрел, как мать и отец, находясь рядом друг с другом, разговаривали по телефону.

— Танюша, а где мама?

— В больницу ее увезли.

— Что с ней?

— Врачи сказали, что нервное потрясение… Андрюша, почему ты правду не сказал? Ведь ты Быкову обо всем доложил. Ты сам мне об этом говорил.

— Танюша, дай на минуту трубку Сереже.

— Не уходи от ответа!

— Хорошо. Следователь мне сказал: Быков заявил, что ему никто не докладывал, что участок в аварийном состоянии, и он об этом не знал. А если бы я стал настаивать, что показывал ему докладную Бирюкова, это было бы с моей стороны неприлично.

— О Господи! Да о каком приличии ты говоришь? — сквозь слезы произнесла она. — Кому это твое приличие нужно?

— Ему нужно, — глазами показывая на сына, ответил он.

Сережа все пытался вырвать трубку у матери. Мать плача отдала ему трубку.

— Папа, а почему ты там сидишь?

В ответ Андрей слабо улыбнулся, хотел что-то сказать, но предательский комок застрял в горле. Жена, увидев в его глазах слезы, забрала у сына трубку.

— Андрюша, тебя когда отправляют?

— На днях, а когда точно, не знаю.

— А куда?

— Сказали — в Казахстан.

— О Боже мой! Это же далеко.

— Ничего не поделаешь, теперь три года я сам себе не принадлежу.

— Свидание окончено, — раздался громкий голос надзирателя.

— Танюша, берегите себя. Три года, когда я служил в армии, ты ждала, придется еще ждать. Маму успокой.

В ответ она молчала, просто не могла говорить, ее душили слезы. Когда Чуднов вышел из кабины и направился на выход, он услышал громкий крик сына:

— Папа! Папа!

Он повернулся. Сережа, прильнув к оргстеклу, ручонками бил по нему и широко открытыми глазами смотрел на уходящего отца. Его детский ум не воспринимал происходящего.

Глава вторая. ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ ПАРОЛЬ — ПИСЬМО

На пятые сутки пассажирский поезд со снецвагоном, в котором находились осужденные, остановился на станции Мангышлак.

— Кажись, приехали, — сказал кто-то из осужденных.

У всех осужденных лица были изможденные. В вагоне стояла невыносимая духотища. Невозможно было дышать. Чуднов, сидя на нарах, обливался потом. Такую жару он испытывал на себе впервые. Один из осужденных, который раньше сидел в колонии на Мангышлаке, рассказывал про жару на полуострове: с его слов, на песке яйцо варится. До осужденных донесся лай овчарки. Спустя несколько минут часовые открыли вагон. Выводили их по одному. Внизу стояли два прапорщика. Один выкрикивал фамилию, а другой повторял:

— Осужденный Федоров, статья 88, часть первая!

— Здесь, — отвечал осужденный и, спрыгнув на землю, залезал в спецмашину "Автозак".

Чуднов, выходя из тамбура, прежде, чем спрыгнуть на землю, оглянулся. На десятки километров была видна безжизненная пустыня. Необыкновенно ярко светило солнце, воздух был накален до предела.

— Не задерживай! — грубо подтолкнув в спину, крикнул рядом стоящий конвоир.

В камере уже не было мест. Осужденные плотно сидели и стояли. Чуднов с трудом протиснулся внутрь. Позади на него наседал другой осужденный.

— А ну поплотнее! — закричал часовой.

— Начальник, мы же задохнемся, куда же еще плотнее? — возмутились осужденные.

Но часовой, не обращая внимания на ропот, ужо проталкивал очередного зэка. Когда камера была набита осужденными, как селедками бочка, перед ними появился прапорщик.

— Граждане осужденные, вы переходите в подчинение конвоя. Запрещаю громко разговаривать, курить. При попытке к бегству оружие применяем но уставу.

Осужденные молча слушали его. Когда прапорщик спрыгнул на землю, в машину с разбега вскочила овчарка, а за ней, гремя автоматом, взобрался конвоир. Машина тронулась. В камере было душно. Чуднов почувствовал головокружение.

— Долго ехать? — спросил чей-то голос.

— Смотря куда нас повезут, — ответил ему другой. — Если в Шевченко, то с полчаса езды, а если прямо в Новый Узень, это 150 километров, то по дороге подохнем.

Минут через тридцать машина остановилась, а спустя десять минут дверца машины открылась.

— Выходи по одному — раздался голос часового.

Выпрыгнув из машины, Чуднов оглянулся. Впереди, в нескольких шагах, были видны огромные железные ворота, карниз которых был опутан вьющейся колючей проволокой. Их построили в шеренгу по пять человек. Вновь поименно пересчитав осужденных, начальник караула дал команду, и два солдата открыли ворота. Как только они вошли в зону, ворота с грохотом закрылись.

— Все, братва, воля позади! — вздохнул кто-то.

К ним с красной повязкой на рукаве, с надписью "ДПНК' подошел капитан.

— С прибытием, граждане осужденные! — весело “поздравил" он и повернулся к контролеру. — Значит так, сейчас их в баню, а после — в карантин.

После бани осужденных переодели в спецодежду и повели в барак. Там их усадили на кровати. Контролер по надзору, прапорщик, который их сопровождал, произнес:

— Здесь будете жить временно, пока вас не пораскидают в отряды. Из барака не выходить.